Самолетное

О ментальных разговорах

Автор: Fire Wing
Фандом: ориджинал
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: драббл (540 слов)
Герои: самолеты, хорошие и разные
Метки: живые машины, научная фантастика, современность
Саммари: Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца — пламенный мотор (с)
Примечания: Самодельная

обложка.

обложка:


*****
С наступлением тихого солнечного утра на Островах начинается обычная ежедневная рутина. Десятки птенцов, с самого вечера стоящих пришвартованными, привычно подставляются под умелые руки пришедших людей, позволяя проверить все системы, залить топливо в баки, загрузить коробки и другие емкости с чем-то… Все это — подготовка к полету, а сам он начнется позже. Но и тогда можно будет спокойно, не боясь, вести разговоры — люди их услышать не могут. Странные существа…

Утро быстро вступает в свои права. Теплеет. Некоторые птенцы уже стрекочут винтами возле рифа, готовясь к вылету, некоторые все так же стоят, недвижные и нетронутые, а некоторые, ни свет ни заря прилетев с других островов, покачиваются на волнах, терпеливо ожидая возможности встать к причалу. Мерно текут мысленные беседы…

…которые тотчас, как по команде, обрываются, когда в ментальном поле становится на один разум больше.

— Говорящий! Это Говорящий! — радостно «выкрикивает» кто-то, и эти слова пожаром разносятся по Островам, проникая в каждое сознание. Все птенцы любопытны, как положено детенышам абсолютно любой формы жизни, они отчаянно хотят узнать как можно больше о мире за Океаном, и Говорящие, что время от времени прилетают оттуда, охотно им в этом помогают.

«Он здесь явно впервые», — наконец решают птенцы, покопавшись в коллективной памяти и не найдя там уникального номера, обладатель которого сейчас снижается по глиссаде, храня молчание. К нему не спешат обращаться напрямую, опасаясь отвлечь — дует порывистый боковой ветер…

Но сразу же после приземления на Говорящего обрушивается ментальный мини-циклон, состоящий преимущественно из вопросов:

— Откуда ты? Как летел сюда? Где еще ты побывал? Покажи!

— Потерпите немного, — к чести Говорящего, в первый миг он не только не пытается «закрыться», инстинктивно спасая свое сознание, но и начинает отвечать сразу на максимальной «громкости», чтобы его «услышали» все Острова. — У нас целых три часа.

…Немного позднее птенцы с неизменным любопытством изучают переданные Говорящим образы: ледяное звездное небо, легчайшие полупрозрачные облака… зелень лесов, многоцветные кляксы островов на морской лазури, ровные многоугольники и сети городов, сложные сплетения огоньков, которые на самом деле — те же города… пыльные ветра центральной Африки и едко-соленые — побережий… грохот волн Атлантического океана и сонная почти-тишина засыпанного снегом аэропорта Шереметьево… здешнее, характерное для Мале палящее солнце и привычный, как работа двигателей, мороз на высоте…

Никто не замечает, в какой момент Говорящий переходит от своей памяти к тому, что сам узнал от сородичей. Птенцы не остаются в долгу — ментальное поле заполняют тысячи вариаций похожих событий: синева океана… белые высоченные громады облаков и россыпь сине-зелено-желтых атоллов внизу… барабанящий по фюзеляжу косой дождь, мерная качка на волнах… поплавки, с плеском рассекающие упругую воду в разводах пены…

Наконец обе стороны уверяются, что сохраненных в памяти новых образов хватит надолго, и завершают обмен. Птенцы готовы поспорить на собственные винты, что их собеседник тоже получал удовольствие от процесса и ничуть не скрывал этого. А другие Говорящие еще утверждали, что никто из них не испытывает эмоций!..

Сам объект так и не разгоревшихся споров обрывает контакт, не прощаясь.

Издалека до причалов доносятся характерные грохот и гул — Говорящий начинает разгон, чтобы, подчиняясь приказу людей, взлететь. Чтобы вернуться за Океан, на большую неподвижную землю, где лучше, чем здесь, на крохотном ее клочке. Но птенцы теперь знают, что неясная тоска все равно будет мешать ему до тех пор, пока он снова не поднимется ввысь…

Ведь, в отличие от птенцов, одинаково хорошо чувствующих себя в небе и на воде, Говорящие принадлежат только небу.

@темы: мои фики, металлические птицы, Оридж

---

Сборник драбблов

Калейдоскоп снов

Автор: Fire Wing
Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Хантер Эрин «Коты-Воители», Булычев Кир «Приключения Алисы», Shadow Fight 2, Экипаж (2016), Рувольти: эксперимент ценой жизни, Рейнольдс Аластер «Пропасть Искупления»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: (16200 слов)
Метки: сновидения, сборник драбблов
Саммари: Сборник зарисовок на челлендж.
Примечания: Темы можно посмотреть тут.
В сборнике присутствуют как фанфики, так и ориджиналы.
Фандомы, жанры, предупреждения и тэги выставлены для каждой зарисовки отдельно (сборник был скопирован с Фанфикуса, поэтому оформление шапок приблизительно соответствует тамошнему).
Некоторые зарисовки выложены как отдельные фики. Они вместе с этим сборником помечены темой, что логично, «Калейдоскоп снов».
Зарисовки, возможно, впоследствии будут дополнительно редактироваться.
P.S. Мне лень пересчитывать количество слов в каждой главе без учета самодельных шапок, поэтому, если вам это принципиально, просто вычитайте из указанного количества слов по тридцать

1. Сон о прошлом (Коты-Воители)

1. Сон о прошлом (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанры: мистика, трагедия
Предупреждения: ОЖП, ОМП, смерть персонажа
Тэги: АУ, ангст, антиутопия, религия/вера, смерть основных персонажей
Слов: 1201
Примечания: зарисовка является косвенным продолжением фика "Ввысь".

*****
Нечем дышать.

Стриж, не в силах подняться на лапы, лежит, часто-судорожно наполняя легкие разреженным морозным воздухом, не приносящим облегчения.

Нужно бороться, нужно держаться... нужно хотя бы выяснить, что происходит и где он...

В глазах темно. Вырывающийся из пасти на каждом выдохе пар щекочет морду.

Крикнуть бы, подать знак, что он здесь — может, помогут...

Вместо крика удается издать только отчаянный хрип.

Хрустит снег под чьими-то легкими шагами. По спине проходится пушистый хвост, и воздух вокруг снова становится живительным, пригодным для дыхания. И Стриж дышит-дышит-дышит, обжигаясь холодом, дышит, но все равно не может надышаться.

Темнота перед глазами рассеивается.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает белая в рыжих пятнах кошка, и Стрижу кажется, что она прямо в душу ему, никчемному, смотрит.

Он уже разглядел в ее шерсти крохотные мягко светящиеся огоньки. Сомнений нет — она из Звездного племени, и ему остается только отчаянно молиться, чтобы Звезды не нашли в нем тех изъянов, за которые принято карать.

Кому молиться, Звездам в присутствии Звезд же?

Он панически отшвыривает эту крамольную мысль прочь. Предки же всемогущи, наверняка эта кошка видит его разум, как кристально чистый пруд... в таком случае осознавать реальность ему осталось всего ничего.

— Эй! — у него перед носом взмахивают лапой, и воитель, как малый котенок, отшатывается в ужасе, сжимается в комок. — Да что с тобой такое?!

— Вот вечно у тебя, Черемуха, все из лап валится... — с добродушной усмешкой к ним подходит еще один Звездный предок, темно-серый, как дождевая туча. — Просил же — не пугать, они и так запуганы нашими соплеменниками до облысения.

Стрижу, и так уже порядочно замерзшему на снегу, от тона, которым серый кот произнес слово "соплеменники", становится еще холоднее. Обугленно-черные деревья вокруг словно сдвигаются, готовясь схватить его в переплетение корней, ярко выделяющихся на белом снегу...

— Я ничего не делала! — возмущается названная Черемухой. — Помогла привыкнуть к здешнему воздуху, и только, а дальше он от меня шарахаться начал!

В ее голосе звучит совершенно детская обида.

Серый кот закатывает глаза и бормочет отчетливое проклятие в адрес Звездного племени. У Стрижа от этого зрелища глаза, как две Луны, уши прижаты к голове в запоздалом стремлении не слышать хулу...

— Да не бойся ты так, — фыркает Звездный кот. — Мы — не Звездное племя. Вернее, не совсем.

— Т-то есть вы — из Сумрачного Леса?! — нервная дрожь пронзает Стрижа с такой силой, что клацают зубы. Теперь понятно, куда он попал, понятен чернильный цвет деревьев, понятен колышущийся в их ветвях темный туман... Сумрачный Лес!

От паники перед глазами снова начинают мелькать черные точки, и снова появляется тянущее чувство в груди.

— Нет, — обрубает серый кот. — Мы — отступники. Черемуха, покажи ему... то, что надо. Ты это лучше меня умеешь.

Черемуха стремительным бело-рыжим росчерком оказывается рядом, и не успевает Стриж в очередной раз отдернуться, как она кладет свою голову на его, и монохромный мир вокруг осыпается осколками.

* * *
— Звездный Рассвет, я пришел, чтобы стать воином! — горделиво распушает грудку Кленохвост, оруженосец племени Теней. Бывший предводитель пристально-оценивающе смотрит на него, и под этим взглядом котик тушуется, утыкается взглядом в собственные лапы.

— Открой мне свой разум, — тихо приказывает Звездный Рассвет, подходя к ученику.

В какой-то момент все идет не так, и мордочка Кленохвоста перекашивается от боли. Он кричит-кричит-кричит на одном выдохе, и страшнее всего то, что он не может даже усом шевельнуть — только кричать, срывая голос.

Звездный Рассвет делает шаг назад, обретший способность двигаться оруженосец валится в блеклую траву.

* * *
— Снова! — утробный рык Звездного Инея заставляет Черемуху вздрогнуть. Она поспешно смотрит в прозрачное озеро, пытаясь понять, что же так взбесило бывшего Речного предводителя.

Сквозь толщу воды, причудливо искажающей происходящее в мире живых, Черемуха видит иссушенный жарой лагерь Речного племени. Прислушивается, и озеро доносит до нее отчаянный выкрик какого-то оруженосца:

— Если Звездное племя такое милосердное и могущественное, то почему не прекратит эту засуху?!

— Потому что уже давно не в силах, — одними губами шепчет звездная воительница. Поднимает взгляд на белоснежного кота.

— Я буду ждать, пока он заснет, — хищно усмехается Звездный Иней. — И тогда я наглядно объясню ему, почему лучше не сомневаться в нас.

* * *
— Это бесполезно, — качает головой Черемуха, глядя на Стрижа, постепенно растворяющегося в стылом воздухе. — Он слишком сильно верит.

Двое других, что были до него, на демонстрацию прошлого реагировали по-другому. Первый — плакал, долго и надрывно, задыхаясь в редком воздухе, роняя в снег льдинки-слезы, плакал за всех убитых, с разрушенным разумом, за всех живых, оплетенных паутиной лжи, замурованных в непробиваемый камень законов — только его отчаянной верой это место между территориями Света и Тьмы еще было пригодно для жизни. Второй — впился когтями в смерзшийся наст и сидел так долго-долго, отступники уже думали, что его разум не вынес увиденного, и потому отправили его назад. Но на следующую ночь он необъяснимым образом явился к ним сам и спросил только одно: "Как я могу помочь?".

Помочь он почти не успел — Звездное племя узнало о происходящем, и храбреца по их указке растерзало его собственное племя.

Со Стрижом они ошиблись. Возможно, непоправимо. Он слепо верил Звездам и попросту отказывался признавать, что все из воспоминаний Черемухи — было. Что был Кленохвост, в котором углядели непозволительно сильное стремление к власти, что был неподвластный им Град, которого испугались, что была Пестрокрылая, влюбившаяся в кота из другого племени, что было еще много-много котов и кошек... Звезды считали, что они не справляются с поддержанием порядка в племенах, они помнили еще Кровавый Совет и делали, по их мнению, все, чтобы это не повторилось. Все, кто пытался сопротивляться, были для них угрозой, и с такими расправлялись — лапами живущих. И после каждой маленькой неудачи Воинский Закон ужесточался и дополнялся. Даже если очередной новый пункт был абсурден и приводил к чудовищным последствиям, Звезды не отменяли его, а дополняли-дополняли-дополняли, еще больше запутывая, создавая множество вопросов и добиваясь того, чтобы никто не смел даже подумать об этих вопросах.

Находились отступники, постоянно находились. Не могли не найтись с такой жесткой тиранией. Но их всегда было слишком мало, чтобы что-то изменить, и их ссылали сюда — на границу с Сумрачным Лесом, в жуткое место, где едва ли могли бы существовать живущие. Отступники же, чуть измененные смертью, чуть более выносливые, выживали, задыхаясь в разреженном воздухе, каменея на чудовищном холоде. И время от времени от отчания зазывали к себе живых, совершенно им неизвестных — они не имели силы выбрать, чье сознание ухватить. Но слишком велика была вероятность рано или поздно наткнуться на фанатика.

Три попытки было, и третья оказалась роковой. Ведь у них не было прежней силы, и они не могли стереть Стрижу память об увиденном. А это значит, что очень скоро о том, что они сделали, узнает Звездное племя.

В крохотном пространстве будто становится еще холоднее и еще тяжелее дышать.

— Вдруг не узнают? — в голосе Черемухи — отчаянная надежда на невозможное.

— Узнают, — качает головой серый кот, садится, обвив лапы хвостом и взъерошив короткую шерсть в попытке хоть немного согреться.

— Тогда... тогда давай найдем других живущих! Все равно ведь погибать! Дождь, ну что ты молчишь?!

— Мы не имеем права, — медленно и очень устало говорит Дождь. — Любого, кто контактировал с нами, Звезды сочтут опасным. А ты очень хорошо знаешь, как они поступают с опасными.

За полупрозрачным барьером, отделяющим территорию отступников от территорий Сумрачного Леса и Звездного племени, мелькают усыпанные светящимися огоньками кошачьи шкуры. Холод наваливается, оглушая, и меж черных деревьев не остается ни крупицы воздуха.

"Не мы первые, не мы последние. Когда-нибудь этот кошмар закончится", — хочет сказать Черемуха, но уже не может.

2. Сон о будущем (Коты-Воители)

2. Сон о будущем (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанр: мистика
Предупреждение: ОМП
Тэги: АУ, ангст, антиутопия, несчастливый финал, хронофантастика
Слов: 374
Примечания: зарисовка имеет косвенное отношение к первой теме, "Сон о прошлом".
P.S. Кажется, я, прописывая Снежнолапа, случайно скрестила Гусохвоста с Фелкой из "Пространства Откровения"...

*****
Снежнолап никогда не любил коллективный разум Звездного племени. Долгое время после смерти он его боялся. Потом, с первыми признаками объединения, пришло понимание — явно не его собственное, а наведенное — что от становления его частью никуда не деться. Но он еще сопротивлялся, каждый раз при пробуждении заново вспоминая, кто он такой — всю свою жизнь, от котячества и до смерти под обвалом.

Общность... пугала. Каждая мысль многократным эхом расходилась во все стороны и могла вернуться обратно искаженной в самой своей сути. Иногда из коллективного сознания можно было выхватить иллюзорные картинки-воспоминания, жутковато-четкие. На такие обратишь внимание — и без остатка погрузишься в свое-чужое прошлое.

Не такой уж и плохой способ скоротать вечность.

Но больше всего Снежнолапа страшило даже не это, а постоянный, едва уловимый шепот на краю сознания — неразборчивый, если не вслушиваться.

Голоса каждый день и каждый час шептали о будущем. Сбивались, перебивали друг друга, противоречили сами себе и иногда даже ссорились между собой. Называли имена, обладатели которых еще не родились, рассказывали о войнах и бедствиях, которые еще не прогремели.

Снежнолап не верил, слышал, но не слушал. Пока не посмотрел на живущих и не убедился, что голоса всегда говорили правду.

* * *
Он слушал голоса, потому что не мог не слушать. Прокручивал в голове постоянно меняющиеся варианты будущего, искал причины, могущие повернуть историю в другое русло. И все чаще ему казалось, что он держит в лапах переплетение тончайших нитей, дрожащих в своем собственном ритме. Тронь одну такую в нужный момент — зазвенят, зарезонируют все остальные.

Он вмешивался в дела Звездного племени и в жизнь наземных племен, хоть раньше предпочитал держаться от всего этого подальше. Помогал, как мог, направлял племена прочь от горнила войны.

Но только голоса говорили все тише.

Снежнолап гордился результатами своих усилий — вот уже много сезонов племена не устраивали серьезных битв, даже мелкие пограничные стычки происходили все реже. Стали чем-то невероятным нарушения Воинского закона, многократно усложнившегося за последние годы. Но численность всех четырех племен по неизвестным причинам падала, и голоса не объясняли, отчего это происходило.

В какой-то момент голоса замолкли окончательно. Будущего больше не было, как и котов-воителей.

6. Кошмар, который заканчивается, когда ты засыпаешь (СтарТрек)

6. Кошмар, который заканчивается, когда ты засыпаешь (СтарТрек)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Рила, Рэй, Сивир
Жанры: фантастика, приключения
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: диалоги, #кастрианские_истории, эксперимент
Слов: 549
Примечания: зарисовка является продолжением третьей темы, "Сон о несбывшемся" (фик на третью тему, "Тишина на подводной лодке", опубликован отдельно), и написана в экспериментальном формате.

*****
— То есть ты серьезно предлагаешь пролететь дохрена...

— Две тысячи.

— ...Дохрена и еще две тысячи километров на своих крыльях с весьма слабенькой надеждой на то, что маяк Федерации еще работает? Мы окочуримся на полпути, не от жары, так от магнитного поля. И так уже все поминутно психуем.

— Полетим достаточно высоко, чтобы сказалось понижение температуры. Так мы уменьшим вероятность попасться на глаза местным, разумным или нет. Там по пути еще горный хребет должен быть, отдохнем за снеговой линией.

— И ты туда же, командир?

— А у нас есть другой выход? Сама же видела, как эффектно импульсные двигатели рванули. А уходить в варп прямо с поверхности планеты, тем более с такой мощной гравитацией... да еще на полуразрушенном корабле...

— Можешь не продолжать, нам в ИК читали лекции про эффект рогатки. Рэй, картограф ты наш, сколько до этих тарговых гор?

— Если прикинуть по масштабу карты... тысяча двести километров примерно.

— Не дотянем. Придется искать место для ночевки. Воду, кстати, берем с таким расчетом, чтобы хватило до гор и обратно, поняли, птенчики? А то рухнете еще.

* * *
— Сколько мы налетали?

— Пятьсот тридцать два километра. Все же удачно я падд с функцией геолокации прихватил... передай воду, пожалуйста, а то у меня в крови, кажется, все еще один сплошной антифриз.

— Костер будем разводить?

— Жить надоело или по походной романтике соскучилась?

— ...Извини, командир.

— Спи уже. Снимаемся с места с рассветом.

* * *
— Цедианцы называют это "марш-бросок". А у нас, кажется, был марш-полет. Я семьсот километров за пять часов в последний раз на Сании наматывал.

— Мне глубочайше без разницы, зачем ты так далеко летал.

— Птенчики, подъем. Я кого-то чувствую, и этот кто-то крупный... а теперь и вижу... он двуногий. И предположительно разумный.

— Ложись!!

— ...Все живы?

— Рэй, слезь с меня.

— Живы. Сам как?

— В порядке.

— Значит, наш загадочный двуногий точно разумен, неразумные бы не стреляли... из чего?

— Я не археолог и не историк.

— Перебираемся вон на тот уступ. Быстро. Там нас не достанут.

* * *
— Кто тут по холоду соскучился? Признавайтесь.

— Да уж, не ожидала, что... аыхх... буду мерзнуть в пустыне. Термоэлементы никто с собой не взял?.. Ай!

— Это я, не вопи.

— Тут темнее, чем на ночной стороне Кастрии. А ты мне локтем под ребра врезал.

— Прости. Но поодиночке мы к утру превратимся в ледышки.

— Ладно хоть двуногий ушел...

* * *
— Да тут не маяк, а полноценный передатчик, да еще на солнечных батареях! Неужели прошлая экспедиция оставила? И сигнал... О. О... у меня галлюцинации?

— Нет. Кажется, мы столкнулись с колонистами. На начальном этапе колонизации причем.

— Не сомневаюсь, они будут рады узнать, что здесь есть разумные перводирективные аборигены и что им надо улетать обратно.

— У меня всего один вопрос — кто нас тогда подбил?

* * *
— Не верю. Так везет только раз в жизни. А мы сегодня, похоже, израсходовали пожизненный запас везения.

— Не каркай. Что со "Светочем", Сивир?

— Возьмут на борт и помогут с ремонтом. Наши "Синусоиды" не намного больше их шаттлов. А нам временно выделили три каюты, вон там, в конце коридора.

— Ну и хорошо, а то я сейчас засну прямо тут. К таргу на шипы эту планету, забыть бы ее поскорее...  это не совсем та история, которую можно рассказывать в качестве байки.

8. Сон о месте, куда вряд ли захотелось бы вернуться (СтарТрек, Приключения Алисы)

8. Сон о месте, куда вряд ли захотелось бы вернуться (СтарТрек, Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Райан, Вур, mirror!Райан, фоном mirror!Всеволод Буран и mirror!Ким Янсон
Жанр: фантастика
Предупреждения: ОМП, смерть персонажа
Тэги: mirror!verse, АУ, антиутопия, ангст, #кастрианские_истории, постапокалиптика
Слов: 1085
Примечания: Еще один кусочек миррорверса в Булычевских реалиях. Имеются отсылки на фик "Подарок".

*****
Райан медленно-медленно выпускает штурвал из судорожно стиснутых пальцев. Так медленно и осторожно, словно каждая косточка превратилась в тончайшее стекло, готовое рассыпаться от неосторожного вздоха. Касается приборной панели, выводя на экран отчет о состоянии корабля. С точки зрения бортового компьютера оно более чем приемлемое, после жесткой посадки пострадали только амортизаторы в тяжелой центральной части корабля, носовые и кормовые уцелели. И маскировочная система не выдержала — теперь придется искать другой способ проскочить мимо Имперского флагмана на орбите и не быть сбитым.

Он бросает взгляд на полученные по составу атмосферы данные. Ничтожно малое количество кислорода, водяной пар, азот, самые разнообразные продукты горения — терраформация сделала Кастрию непригодной для жизни на ближайшие несколько сотен лет. Нелогично, нерационально, но очень по-имперски показательно. Весьма красноречивые последствия отказа идти на контакт.

С Нулевого контакта прошло уже около тысячи восьмисот циклов*, а цедианцы ничуть не изменились.

Райан отстегивает фиксирующие ремни и рывком вскакивает на ноги, едва ли отдавая себе отчет в том, что делает. Шагает в заднюю часть корабля, к шлюзу, снимает с магнитных креплений потрепанный после недавнего инцидента на Гамме-14 скафандр. 

Снаружи всего около пятисот градусов**, это он должен выдержать.

...За бортом его встречает сбивающий с ног ветер, вздымающий с земли облака пыли и пепла. Видимость близится к нулевой, и разглядеть хоть что-то можно только в моменты затишья. Свет Саара почти не пробивается сквозь низко нависшие темные тучи.

На спекшейся земле что-то блестит. Райан сощуривается, приседает, смахивает перчаткой скафандра пепел с потерянной кем-то драгоценности... драгоценности ли? Под ладонью оказывается саара — крохотная, неподвижная, спрятавшаяся в кокон собственных крыльев. Странное существо, одно из тех, что способно летать в космосе, пережить вспышку Саара и перетерпеть ад, разверзшийся на планете совсем недавно...

Мучительно медленно, словно преодолевая чудовищное сопротивление вязкой среды, кастрианец кладет закаменевшее тельце обратно на землю, выпрямляется, отряхивая с перчаток пепел, оглядывается через плечо и замирает, "увидев" за бугром две гуманоидные фигуры.

Инстинкты срабатывают быстрее логики — пригнувшись, он бросается под защиту ближайшего крупного валуна. Ветер тут же жадно слизывает его следы с запыленной земли.

Райан ни на миг не сомневается, что биосигналы — терранские. Быстро выглядывает из-за валуна и находит этому еще одно подтверждение: ярко-оранжевые скафандры двух нежданных гостей — определенно Имперского образца. Такие он узнает где угодно, особенно после событий нескольких последних недель. И появление этих двоих — а ведь они наверняка не одни, двое разумных физически не справятся с тем, чтобы проверить на наличие выживших всю Кастрию — здесь, на планете уже-не-М-класса, может значить только одно — вторичную зачистку, добивание тех, кто зачем-то, как он, вернулся или же чудом пережил пекло терраформации.

А ему не повезло посадить корабль на зачищаемый в данный конкретный момент участок.

Отчаянно хочется сбежать прочь, в космос, туда, где не достанут эти двое и Терранская Империя в целом. Подальше от ее цепких когтей и от того, во что превратилась его родная планета... на которую он уже никогда не вернется. Не сможет заставить себя вернуться.

А потом страх уходит, и его место занимает отчетливая холодная злость, такая, что, кроме нее, ничего не остается. Губы искажает хищная усмешка, рука сама тянется к ножу, по чудовищному наитию прихваченному с корабля.

Будто заранее знал, что оружие понадобится и что в некоторый момент добыча и охотник поменяются местами.

Он опускает тяжелый и громоздкий трикодер в пыль рядом с собой, прикрывает глаза, "всматриваясь" в окружающее пространство уже внимательнее. За камнем "светятся" два мощных биополя терранцев и множество мерцающих точек, хаотично рассыпанных по земле — саары, такие же, как та, которую он нашел.

В дыму, пыли и пепле не разглядеть котловину Озера Саар, в которой теперь нет ни капли воды, но это и не нужно. Он машинально поглаживает пальцами нож, однако ощущает только гладкое внутреннее покрытие перчатки. Перехватывает оружие поудобнее, насколько это возможно — в швы и крохотные складки перчаток набился пепел, сделав их очень скользкими — и все с той же улыбкой-оскалом дикого зверя поднимается на ноги, чувствуя, как по крови растекается знакомый холод, который теперь если и уйдет, то только вместе со всеми силами.

Нападать снизу, а не сверху — не самый лучший выход, учитывая то, что в скафандре он не может взлететь, но он не намерен тратить время на то, чтобы взобраться на скалы.

Он подбирается к имперцам короткими перебежками, прячась в сумраке и в пыли, замирает на мгновение, собираясь с силами, и бросается наперерез. Успевает еще заметить, как у них изумленно расширяются глаза и как тот, что пониже, вскидывает лучевое оружие — и позволяет ножу практически самому сорваться с ладони в нужном направлении, зная, что не промахнется.

Результат своих действий Райану не видно — он врезается в высокого терранца, со всей силы хватает его за предплечье и на остатках инерции увлекает к обрывистому берегу, песок на котором сплавился в острые стекла и стеклышки, могущие прорезать даже ткань скафандра...

Терранец вырывается из захвата с неожиданной силой. Райан, отпустив его, отпрыгивает назад, уходя от удара. Теперь между ними лежит тот, второй, с торчащим из шлема ножом.

Память совершенно не вовремя подкидывает прочностные характеристики остекления шлема, которое не пробить и огнестрельным оружием...

Времени на ненужные действия нет, и все же с языка срывается причудливой смесью космолингвы и родного кастрианского:

— Скончайся в Saar'ana***, тварь!

И, уже видя, как терранец точно таким же жестом, как ранее его напарник, вскидывает лучевое оружие, Райан прыгает на него, рассчитывая сбросить в котловину озера. Но случается совершенно невозможное — лежащий, который должен быть уже мертв, вдруг вскидывается, и кастрианец самым глупым образом спотыкается об его плечо.

Дальше все видится как в замедленной съемке — неровный, неудачный "полет" уже не совсем в нужную сторону, удар о хрупкий край обрыва, треск, вспышка...

Хруста ломающегося под его весом стекла на дне озера Райан уже не слышит.

* * *
— Райанкиртан? Все в порядке?

Райан вздрагивает всем телом, просыпаясь. Невесомость, от которой он успел поотвыкнуть, вновь напоминает о себе, и он рефлекторно пытается расправить крылья, чтобы прекратить "свободное падение". Перья сминаются под натянувшимися ременными фиксаторами, и только тогда до кастрианца наконец доходит, кто он и где он.

— Да... да, все нормально. Это мне та злополучная спасательная миссия отзывается, — улыбка выходит натянутой, если не сказать кривой.

Вур отзеркаливает его неровный мимический жест, кладет на плечо в жесте поддержки крыло — вернувшись на борт корабля, он так и не надел фиксаторы. Он ничего не говорит, но Райану как наяву слышится незаданный вопрос — "Что, и тебе тоже?"


Примечания:
*Цикл — время, за которое Кастрия совершает один оборот вокруг своей звезды. Один цикл приблизительно равен десяти земным дням. Тысяча восемьсот циклов — примерно пятьдесят земных лет.
**По Кельвину. Примерно +223 по Цельсию.
***Озеро Саар (кастрианский).

9. Сон о невозможности действий (Пропасть Искупления)

9. Сон о невозможности действий (Пропасть Искупления)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонаж: Куэйхи Хоррис
Жанр: научная фантастика
Слов: 274
Огрызочек текста по мотивам сцены в книге. Попытка немного увеличить время пребывания персонажа между сном и явью и посмотреть, что из этого выйдет.

*****
— Я закончила с ним, — сказала королева.
— И что вы решили? — спросил Грилье.
Жасмина покусала ноготь.
— Я осталась при прежнем мнении. Положите его в резной скафандр.


Ощущения — как после пробуждения в перегрузочной капсуле. Тишина и полная невозможность двинуться, привкус чего-то стерильного на языке. Отсутствие свободного простанства как понятия.

Мысленное обращение к компьютеру уходит в пустоту. Импланты молчат. Или же их просто нет?

— Эй!.. — слабый возглас, последняя попытка получить отклик — или убедиться в полном его отсутствии.

Он открывает глаза.

Перед лицом — перечеркнутая решеткой непонятного происхождения звездная пропасть. Открытый космос.

Очень правдоподобная иллюзия? Ложная проекция изображения на сетчатку? Разум бьется в панике, изобретая все более абсурдные варианты, не желая признавать очевидного.

Его, Куэйхи, положили в резной скафандр и на несколько ближайших лет вмуровали в лед обшивки "Гностического восхождения". Как королева и обещала.

Он считал это орудие пытки жутковатой легендой, одной из тех, что неизбежно ходят в больших социумах и в ограниченном пространстве. Пока не увидел его своими глазами в тронном зале, не вгляделся в гипнотизирующие узоры на нем.

Он имел неосторожность ошибиться. Дважды. Первый раз — когда был уверен, что о его лжи не узнает королева Жасмина. Второй раз — когда поверил, что спасен и избежал наказания.

И теперь он платит за эту ошибку.

— Торможение закончено, жду распоряжений для запуска системы.

Решетка перед глазами резко сменяется темнотой. Проходит еще несколько мучительных секунд абсолютной неизвестности, пока он не узнает в голосе корабельную субличность "Доминатрикс".

Облегчение пополам с шоком обрушивается на него приливной волной. Померещилось.

13. Очень короткий сон (ориджинал)

13. Очень короткий сон (ориджинал)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Жанр: быт
Тэги: повествование от первого лица
Слов: 206
Примечания: Небольшая автобиографическая зарисовка.

*****
Держаться. Держаться-держаться-держаться, не засыпать. Первая пара, лекция, всегда самая сложная и малопонятная, дальше, на семинаре и на практикуме, будет легче. Ну... должно быть.

Отчаянный зевок во все тридцать два зуба... точнее, в моем случае двадцать восемь. Руки продолжают машинально конспектировать слова преподавателя и записи на доске.

Вот так всегда и бывает после того, как до часу ночи пишешь отчет по лабораторной работе и встаешь в шесть утра, чтобы досчитать погрешности и "нарисовать кладбище", нанеся на построенный еще вчера график кресты погрешностей. Воистину — выживаем как можем. Впрочем, а кто сказал, что смены в "Сириусе" легкие хоть для какого-то направления? Если это даже и так, физики к их числу точно не относятся.

Короткий взгляд через левое плечо. Конечно же, мой бессменный коллега по пракам опять мирно дрыхнет, используя собственную тетрадку в качестве подушки. Интересно, его хоть сообразят разбудить в конце лекции?

Вновь смотрю на доску, списываю оттуда строку интегралов. Несколько раз моргаю, встряхиваю головой, чтобы не заснуть. С легким ощущением "подтормаживания" замечаю, как прямо по столу преподавателя идет кошка... кошка?!

Вскидываюсь в полнейшем ступоре, озираюсь вокруг. Кошки, что и логично, нигде нет. Приснилась... зато адреналиново-бодрый заряд на оставшуюся часть лекции обеспечен.

14. Сон, который не заканчивается (Рувольти: эксперимент ценой жизни)

14. Сон, который не заканчивается (Рувольти: эксперимент ценой жизни)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен, гет
Персонажи: Монертон, Шайто, ОЖП
Пейринг: Монертон/Эмилисса
Жанры: драма, мистика
Предупреждения: ООС, ОЖП
Тэги artfic, АУ, ангст, сумасшествие
Слов: 791
Примечания: зарисовка была написана вот по этому арту.
P.S. Возможен ООС Монертона и Шайто, поскольку в каноне эти двое показаны либо еще птенцами, либо импульсивными подростками.

*****
— Oh, I can't wait to see you again...


Ломкая колючая трава шуршала под лапами. Ветра не было, но окружающий серый туман все равно колыхался, наплывая неровными волнами. И было необъяснимо прохладно, если не сказать морозно, однако вода из воздуха не спешила выпадать инеем на красные цветы, покрывающие землю. 

А в спину Монертону упорно смотрело нечто. Он помнил, как в первые свои визиты сюда постоянно крутил головой в тщетных поисках того безумца, который, очевидно, забрел сюда раньше него. А потом это место позволило ему встретить Эмили, и все стало неважно.

Туман, несомненно ядовитый, казалось, все сильнее пропитывал его. Холод, поселившийся сначала в кончиках крыльев, добрался уже и до тела, и теперь он не мог согреться даже под жаркими лучами Кайона.

И с каждым разом нежелание улетать из Края Вечной Мглы все росло. Туман успокаивал, дарил избавление от вины, в котором Монертон нуждался больше всего, а вне тумана вина наваливалась с утроенной силой. "Не смог, не спас, бросил".

Эмилисса вновь соткалась из теней совсем рядом, в каких-то двух шагах. При взгляде на нее от нежности защемило сердце.

— Прости, я не могу остаться, — вздохнул он. — Иначе мой непутевый брат там такое наворотит...

Не наворотит, услужливо подсказала рациональная часть разума. Шайто — уже не тот птенчик, действующий по принципу "Наломаю дров во имя благой цели". Нынешнего Шайто отец уже спокойно оставлял управлять алькассаром, отлучаясь по делам.

Когда-то Монертона неимоверно, до искр по всему телу бесило, что его старшему брату Ирлумплай доверяет, а ему самому — нет. Но после первого прилета в Край и это стало неважно.

— Прости, — повторил он. Любимая молча смотрела ему в глаза — порождения Края не умели говорить. Потом ласково коснулась своим клювом его, и Монертона обдало потусторонним холодом.

— Я вернусь, обязательно, — прошептал он. — Через два дня.

* * *
У самого выхода из дворца Монертон столкнулся с братом. Столкнулся в прямом смысле — так спешил, что врезался в него, и они оба грудой красных и черных перьев рухнули на пол.

— Куда ты собрался? — Шайто смерил его пристальным взглядом разноцветных глаз. Оперся на крылья, вставая.

— Не твое кириунье дело, — огрызнулся Монертон. В нем зудело нетерпение — скорее, скорее сорваться в небо, снова оказаться в Краю Вечной Мглы, снова увидеть Эмили...

И неважно, что она — не настоящая.

Шайто обеспокоенно посмотрел вслед брату, но ничего не сказал. Прибыла делегация от Западного клана, и ее необходимо было встретить. Прав был отец, когда говорил, что война не может длиться вечно...

* * *
Маара уже давно потеряла счет дням. Край Вечной Мглы, раз захватив в свои туманные щупальца жертву, уже не отпускал ее до самой смерти. Заманивал хитроумными иллюзиями якобы к своей границе, а на самом деле направлял в центр. И ощущение сверлящего затылок взгляда неизвестного существа лишь усиливалось, а сил для очередной попытки побега — на крыльях ли или на лапах — становилось все меньше.

Поэтому, когда из тумана перед ней возник красно-зеленый мерловик ростом выше нее раза в два, Маара даже не удивилась. Что теперь хотело от нее это место? Панического бегства в нужном направлении? Ну так вот, оно просчиталось. Не ей, прошедшей тренировки на Арене Тагомата, бояться мерловиков.

Потом до нее дошло, что что-то не так. Враг смотрел внимательно, но нападать явно не собирался. Да и не выглядел он способным напасть — с поблекшим, поредевшим оперением, отощавший до предела, он едва стоял — что было неудивительно, ведь ничего съедобного в Краю не росло. И он очень сильно кого-то напоминал...

— Чего уставился? — неуловимая не выдержала первой и кое-как вспомнила ризентарс. Голос после долгого молчания был чудовищно хриплым.

— Я тебя не помню, — последовал такой же хриплый ответ.

Ее сочли очередной иллюзией, не иначе. Ведь Край всегда показывал только знакомые или хотя бы полузнакомые образы.

— Значит, я твой собрат по... — перевод слова "несчастье", как назло, вылетел из головы, и пришлось заменить искомое крепким ругательством. Мерловик возмущенно выпрямился во весь рост, и только тогда Маара с изумлением признала в нем принца Монертона.

Она махнула хвостом, порадовавшись, что ее эмоции нельзя прочесть по цвету элеронов по одной простой причине: у нее, как и у всех каметей, элеронов нет.

— Пытался сбежать? Сколько раз? — может, вдвоем они выработают более-менее действенный план побега?

— Зачем? — прозвучало с безграничным удивлением. — Я пообещал Эмили остаться. Разве я мог бросить ее здесь?

Принц повернул голову вбок, словно соприкасаясь клювом с кем-то, кого Маара не видела.

Закрыв лицо лапами, она без сил осела в ломкую траву. Удушливый туман вокруг них колыхнулся, напомнив почуявшего слабость добычи хищника.

Этому бедолаге-мерлу было куда хуже, чем ей — Край уже сломал его, но он сам этого даже не осознавал.

Но в любом случае им двоим осталось жить совсем немного.

19. Сон-лабиринт (Коты-Воители)

19. Сон-лабиринт (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанр: фантасмагория/сюр
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: ангст, вымышленные существа, смертельные заболевания, смерть основных персонажей
Слов: 529

*****
Туннели молчали.

Они молчали почти всегда, даже если заблудившиеся в них коты истошно кричали, срывая голос и тщетно надеясь дозваться хоть кого-нибудь. Камень глушил все звуки, будь то неприятный скрежет когтей или едва слышное дыхание, сырость скрадывала запахи, и уже через пять минут нельзя было определить, прошел ли кто-то по этому участку или же здесь никого не было уже несколько столетий.

Но Змеелапка все равно чувствовала. Иначе, чем в жизни до туннелей, но чувствовала — здесь она не одна. Туннели ветвились-ветвились-ветвились, образуя бесконечное множество маршрутов, по которым могло ходить, не пересекаясь, бесконечное множество котов. И не только котов.

Зрение было бесполезно в абсолютной подземной темноте, но Змеелапка была готова поклясться, что последнее встреченное ей существо котом точно не являлось. Они тогда долго обнюхивали друг друга, ощупывали усами и лапами, убеждаясь в том, что оба реальны. Существо было высоким и четвероногим, но покрытым перьями вместо шерсти и с узкими длинными крыльями. На одном крыле, кажется, в перьях была незарастающая прореха...

Существо не умело говорить. Змеелапка — не видела смысла. Так они и разошлись, лишь в знак прощания она ласково ткнулась носом куда-то существу в плечо, а оно погладило ее по спине уже начавшим каменеть хвостом.

Туннели вытягивали жизненную силу, выпивали ее по капле, и с каждым отрезком времени стремление двигаться все угасало. Но Змеелапка знала — нельзя останавливаться. Иначе вплавишься в камень, навеки станешь его частью.

Она продолжала движение по туннелям. Каждый шаг отдавался глухой болью — хоть подушечки лап с въевшейся в них каменной крошкой уже ничего не чувствовали, от давления крохотные осколки прокладывали себе путь все глубже в тело. Пыль, витавшая в воздухе с сыростью, оседала в груди — по пылинке-другой за вздох. И легкие каменели, твердели, лишая возможности дышать.

* * *
— Я не знаю, что с ней такое, просто не знаю, — растерянно произнес Макоцвет. Под испепеляющим взглядом Грозового предводителя хотелось зарыться в землю и не показываться оттуда ближайшие несколько лун. — Она не умирает, она просто... спит.

— И не просыпается уже пятый день! — прошипел Ледозвезд, прижав уши к голове. — И ни на что не реагирует!

От его громкого голоса желание исчезнуть только возросло. Целитель ненавидел признаваться в подобном, но он не знал, как помочь ученице, и понятия не имел, что сказать ее отцу, испуганному и разъяренному одновременно.

А Змеелапка дышала все тише и медленней, с каждой минутой тише и медленней...

7. Сон о настоящем доме (СтарТрек)

7. Сон о настоящем доме (СтарТрек)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Рэй
Жанры: быт, фантастика
Предупреждения: ОМП
Тэги: другие планеты, #кастрианские_истории
Слов: 529

*****
Время на огромном пустыре будто вовсе не двигалось. Желтая звезда, куда менее яркая, чем Солнце, неподвижно висела у самого горизонта, окрашивая небо в охру с красным оттенком. Над пустырем дул вечный, непрекращающийся ветер, почти никогда не менявший направление. Землю покрывала низкая трава, вьющиеся стебли которой переплетались так причудливо, что напоминали сеть, сделанную руками разумного. В ней постоянно запутывались пальцы ног, а, как-то раз рухнув в особо густые заросли на большой скорости, Рэй открыл для себя неприятный факт — по прочности стебли не уступали кевлару, были гибкими, но совершенно не тянулись. Выпутываться из такой "сети" было сущим мучением.

У пустыря — явно инопланетного, плотность воздуха и гравитация здесь заметно отличались от земных — были свои причуды. Раскрывать крылья всегда приходилось осторожно, иначе под напором ветра легко можно было, едва прыгнув, кувыркнуться в траву вверх хвостом. Ветер мог стать как союзником, помогая взлететь, так и врагом — когда он был особенно силен, любая попытка лететь против него была обречена на провал.

Это место снилось Рэю все детство, и за несколько земных лет он изучил его от края до края. Запомнил до последней составляющей его непривычный, неземной запах. Запомнил, каковы на ощупь "кевларовые" растения. Несколько раз повстречал неизвестных мелких животных, напоминающих ящериц. Рассмотрел издалека незнакомый город с изящными, обтекаемыми зданиями, явно спроектированными так, чтобы выдерживать ветер любой силы, но так и не смог подобраться к нему — едва он пересекал незримую границу пустыря, как просыпался.

Почти не имея возможности и времени полетать в реальности, во сне он отдавался любимому делу со всей страстью. Он ночь за ночью тренировался в плотном влажном воздухе, приноровляясь летать все дальше и все быстрее, выделывал трюки, на которые никогда не решился бы на Земле. Был уверен, что сложные маневры из снов там же и останутся, но в реальности с удивлением обнаруживал, что тело "помнит" все действия. Давно уже не удивлялся полной реалистичности снов, принимая ее как данность. И думал-думал-думал, со всех сторон рассматривая перспективы, плюсы и минусы самого большого решения в своей пока еще короткой жизни.

Сны прекратились на пороге зрелости, и примерно тогда же Рэй поставил родителей перед тем фактом, что он намерен поступать не в земное подразделение Звездного Флота, а в кастрианское.

Скандал был поистине грандиозный, однако помнился смутно, без подробностей, будто сам был одной непрерывной длинной иллюзией. Привычное четкое восприятие реальности вернулось только в "чистой зоне" земного космопорта.

* * *
Воздух снаружи космопорта, не прогнанный через десятки фильтров, очень отличался от воздуха внутри. Порыв теплого влажного ветра принес до боли знакомую смесь запахов, и Рэй даже не удивился вновь всколыхнувшемуся чувству узнавания, не отпускавшему его еще с того момента, когда он увидел охристое небо с неподвижным желтым пятном Саара.

— Догоняй! — пискнул кто-то рядом. Хлопнули крылья, мелькнул, ныряя в небо, белоснежный силуэт.

— И догоню! — возмутился на общекастрианском еще один едва оперившийся птенец, раскинул крылья и взлетел, чудом не рухнув с воздушного потока.

Рэй потуже затянул ремень поясной сумки с немногими своими вещами. С лица никак не сходила шалая, отчаянная улыбка, и где-то внутри росла уверенность, которую пока не получалось оформить в слова. Он сотни раз отработанным движением сделал взмах, позволяя ветру поднять себя, и только тогда пришло отчетливое осознание: он вернулся домой.

27. Сон о транспорте (Экипаж)

27. Сон о транспорте (Экипаж)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Леонид Зинченко, Алексей Гущин
Жанры: фантастика, юмор
Тэги: вымышленная анатомия самолетов
Слов: 1066
Примечания: Таймлайн зарисовки — примерно посередине между приходом Гущина в "Пегас Эйр" и Канву.
P.S. Вдохновилась дописать по этой довольно старой идее, наткнувшись на этот пост.

*****
Осеннее воронежское утро выдалось сырым и промозглым, и целью Зинченко с самого начала была передислокация в относительно теплую и сухую кабину. Но еще на подходе к "сто семнадцатому" КВС заметил мелькающую под крылом долговязую тень в форме. Носясь туда-сюда, тень хорошо знакомым гущинским голосом восклицала что-то и взмахивала руками, словно отмахивалась от воробьев или весьма крупных комаров.

Нахмурившись, Зинченко ускорил шаг. Если это и впрямь были птицы, следовало прогнать их как можно скорее, пока они все не оказались в турбине, а то и в двух.

— Здрасте, Леонид Саввич! — издалека поприветствовал его Лешка, не прерывая своей загадочной беготни, и тут же, практически без перехода, взвыл: — Нет, только не пополнение!

Зинченко присмотрелся, и его взгляду предстала крайне занимательная картина: Гущин носился кругами под крылом их "сто семнадцатого", а за ним целой стайкой гонялись странные, аляповатые авиамодели, какого-то черта вдруг ожившие, с короткими фюзеляжами и неестественно большими хвостами. То и дело, громко вереща, — иначе назвать эти писклявые звуки язык не поворачивался, — некоторые из них с разгона поднимались в воздух, своей целью почему-то избирая, кажется, пряжку форменного ремня стажера. Все пять самолетиков, как один, были небольшие, в десяток сантиметров длиной, в заводской окраске — и все они были моделями Ту-204-СМ, пусть и очень нелепыми, что наводило на определенные размышления.

Еще на большие размышления наводили два белоснежных яйца, сиротливо лежащих у правого заднего шасси, и такая же белая скорлупа рядом с ними. Если бы не цвет скорлупы, Зинченко счел бы, что у них тут за ночь свил гнездо какой-нибудь страус — по размерам яйца вполне подходили, только отливали металлом. Гнезда, однако, не было и в помине — только шасси с тормозными "башмаками" на нем.

— Стажер, что здесь происходит? — настолько спокойно, насколько мог, спросил КВС, в целях сохранения рассудка прекратив попытки самостоятельно обмозговать ситуацию.

— Докладываю, Леонид Саввич: наш самолет размножился! — бодро отрапортовал Гущин, отмахиваясь от одного особенно настырного самолетика, который попытался сесть ему на плечо. — От кого, правда, птенцы, я пока не знаю... но они очень голодные!

Справа от Зинченко что-то хрустнуло. Он синхронно с Гущиным повернулся к источнику звука и увидел, как трескается одно из двух оставшихся яиц, проткнутое не в меру острым кончиком жесткого хвоста.

КВС замер, судорожно пытаясь собрать по кусочкам рушащуюся картину мира и наблюдая, как из яйца выбирается на свет еще один самолетик — только на этот раз уже аэробус А320, визгливо подвывающий двигателями и чуть мельче "тушек".

— Теперь мы знаем, кто был отцом, — философски изрек ненадолго остановившийся Лешка и тут же снова сорвался с места, стряхивая прицепившийся-таки к пряжке ремня самолетик — тот с обиженным писком кувыркнулся на асфальт. — А еще они, кажется, питаются металлом.

— Их надо прогнать, Гущин, у нас же здесь целый самолет!.. — аж задохнувшись от открывшихся перспектив, далеко не самых приятных, начал Зинченко.

— Они его не трогают, Леонид Саввич! — отозвался Лешка. Будто в ответ на его слова, откуда-то из глубин "сто семнадцатого" донесся глухой звук, похожий на раскат грома. И, пока Зинченко тщетно пытался понять, сбой какой системы мог его вызвать, все самолетики, кроме одного, сгрудились у правого шасси самолета, разом присмирев и словно ища защиты. В это время как раз начало проклевываться последнее оставшееся яйцо — судя по проломившему скорлупу крылу, вылуплялся еще один "триста двадцатый".

— Снимаем борт с рейса, — не терпящим возражений голосом произнес Зинченко, не обращая внимания на подозрительно льнущий к гущинской ноге самолетик и на выражение лица, с которым на это смотрел обладатель ноги. — И на полный техосмотр.

…К удивлению КВСа, прибывшие на место техники отнеслись к происходящему вполне спокойно и даже с юмором — по их мнению, ситуация внештатной вообще не была, будто у них каждый день тут в нарушение всех правил и банальной логики размножались самолеты.

Трудности начались, когда Гущин попытался уйти — "тушка", ранее пристававший к нему активнее всех, отчаянно заверещал двигателями и покатился следом. Остальные самолетики, напротив, оробели от такого количества людей вокруг и поэтому старались вообще не отъезжать от шасси "сто семнадцатого", только изредка пытаясь покуситься на содержащие металл инструменты.

Все попытки удержать приставучего птенца на месте провалились — когда его брали в руки, он пищал, вырывался и обжигал выхлопами двигателей. Пристраиваясь же рядом с Лешкой или, еще лучше, у него на ботинке, он замирал и, кажется, был готов размурлыкаться, словно кот.

— Ну и что мне с ним делать? — энтузиазм, который стажер ранее направлял на беготню от настырных самолетиков, сейчас бесследно испарился, и вопрос прозвучал даже жалобно.

За время наблюдения за попытками Гущина сбежать от птенца, которому он так внезапно приглянулся, КВС успел частично восстановить столь бесцеремонно порушенную картину мира — именно поэтому его хватило даже на легкое ехидство:

— Взять домой, кормить и выхаживать — или что там полагается делать с бездомными животными? — и он развернулся, собираясь уходить.

Лешка растерянно пробормотал ему в спину:

— Но он же потом вырастет...

* * *
— Ну что там с вашим питомцем? — совершенно буднично поинтересовался Зинченко, когда они вместе шагали к выходу на летное поле. Случившееся два дня назад уже не казалось чем-то неординарным, не слишком удивлял даже тот факт, что весь самолетный выводок терпеливо дожидаться в Воронеже возвращения "материнского" самолета отказывался наотрез; но, поскольку у птенцов не хватало сил для длительных перелетов — говоря начистоту, летали они вообще еле-еле — они путешествовали преимущественно в нише для шасси "сто семнадцатого". Воистину, ко всему человек привыкает...

— Не напоминайте, Леонид Саввич! — вздохнул Гущин. — Ну чисто кот, всю ночь по квартире ездил, пищал, двигателями коптил, потом затих. Наутро прихожу завтрак готовить — а он алюминиевую ложку доедает…

— Как это доедает? — развернулся к нему КВС, даже не пытаясь сдержать изумление.

— Вот так. Не знаю уж, где у него рот, но от ложки только кусочек остался. А он сам слегка подрос, удлинился, в смысле. А отец даже не удивился. Сказал, что, если нормально кормить, выводок вырастет до нормальных размеров где-то года за два.

* * *
Проснулся Зинченко от раската грома, пробившегося сквозь двойные стекла в зале ожидания. Но он хотя бы просто проснулся, а вот сидевший рядом Гущин вздрогнул так сильно, что едва не упал со стула.

Ситуация была стандартной — нелетная погода, возмущенные и уставшие пассажиры, переполненный аэропорт и экипажи, по причине недостатка места пристроившиеся кто где. Вон, буквально через два ряда от них в полном составе расположился экипаж "Люфтганзы", а на другом конце помещения он вроде бы недавно видел русских коллег из "Аэрофлота"...

Недавний сон всплыл в памяти с поразительной четкостью, и Зинченко чуть усмехнулся. Яйцекладущие самолеты — ну и приснится же такое!

21. Сон в безопасном месте (Экипаж)

21. Сон в безопасном месте (Экипаж)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Алексей Гущин, Леонид Зинченко, борт 117
Жанр: фантастика
Тэги: вымышленные существа, живые машины
Слов: 1115
Примечания: Еще одна довольно старая идея. На момент создания была первой попыткой в концепт iliana/aliana (именно поэтому здесь его понимание сильно отличается от привычного).

*****
Выныривая из очередного за последние две недели кошмара, Гущин почувствовал, как кто-то, стоявший рядом, отшатнулся в сторону. Именно почувствовал, а не увидел, потому что сон упорно не желал рассеиваться — перед глазами все еще стоял туго натянутый трос, дрожащий в такт неуправляемым рывкам небольшого Ан-26, в ушах звучало бесстрастное пиканье приборов, а пальцы словно бы сжимали штурвал.

Справа послышался шорох, повеяло холодом, и летчик быстро сел, почти вскинулся на кровати. Мысль о том, что это так странно решила пошутить одна из стюардесс, мелькнула и пропала, как только он заметил у балконной двери непонятный темный силуэт, похожий на человеческий лишь отдаленно. Длинный плащ, едва прикрывавший плечи ночного гостя, свисал до пола, совершенно не скрывая чудовищной худобы своего обладателя и как-то неправильно выпирающих ребер, профиль выглядел нечеловечески хищным и удлиненным, а руки, напротив, были слишком короткими.

Алексей тряхнул головой, потрогал лоб, убеждаясь, что температуры под сорок у него нет. "Галлюцинация" от этого действия не исчезла и даже не пошевелилась.

Он вскочил на ноги и, оставляя между собой и внезапным "глюком" кровать, шагнул к столу, включил настольную лампу. Вспыхнувший свет заставил сощуриться и заморгать обоих, но, как только глаза привыкли, Гущин обалдело уставился на "посетителя", который теперь еще меньше напоминал человека.

Застигнутый врасплох, он стоял вполоборота к Алексею, белая в красно-синих полосах кожа отливала металлом. Короткие четырехпалые руки, поднятые к широкой груди в защитном жесте, не скрывали нечто похожее на птичий киль, выпирающий из нее, белоснежный и словно бы отполированный череп отражал свет лампы. Сзади под "плащом" виднелось нечто вроде птичьего хвоста. Огромными глазами, в которых было не различить зрачок и радужку, эта непонятная хрень молча таращилась на Гущина, нерешительно переступая тонкими журавлиными ногами, разукрашенными странными бурыми пятнами — такие же пятна были и на изнанке "плаща".

— Ты кто? — стереотипный вопрос вырвался сам собой. Мысли скакали испуганными зайцами, отказываясь складываться в единое целое.

Хрень попыталась отозваться, дернулся под белоснежной кожей кадык, дрогнул "плащ", в котором Алексей чуть ли не с ужасом опознал самые настоящие крылья — длинные, жесткие, словно у стрекоз, сейчас сложенные. Звука не получилось, тонкие губы лишь шевельнулись. Понапрягав голосовые связки еще немного, существо наконец смогло издать хрипло-скрежещущее:

— Я сто семнадцатый.

Гущин против воли часто заморгал — услышанное больше всего походило на глупую шутку. Известия о катастрофе на Канву и об их последующем приземлении в Петропавловске-Камчатском до сих пор гремели по всему миру, однако кто стал бы шутить подобным?

— В смысле сто семнадцатый? — настороженно переспросил он. Провел рукой по лицу, чтобы прогнать остатки сонливости, которые, впрочем, сами улетучивались со сверхзвуковой скоростью.

В этот раз слова дались ночному пришельцу легче — он негромко просипел, словно бы пародируя одного из персонажей "Джентльменов удачи":

— Сто семнадцатый я. Ту-204-СМ, RA64151… был им. Пока ты меня не разбил.

Гущин на несколько секунд всерьез задумался о собственном сумасшествии. Уточнил недоверчиво-непонимающе:

— Так ты — тот борт?

— Об этом я тебе и говорю! — вспылил тот, его голос из сипения превратился в неприятный скрежет.

— Но сто семнадцатый же… того, — неопределенно махнул рукой Алексей, старательно отгоняя от себя мысль о том, что сине-красные полосы на белой коже ночного гостя очень напоминают ливрею "Пегас Эйр".

— Все очень просто, — зашептал "сто семнадцатый", виновато глядя куда-то мимо Гущина. — У каждого самолета есть материальная оболочка, которую дали нам вы, люди, и энергетическая оболочка. При сильном повреждении aliana… материальной оболочки iliana… то есть энергетическая оболочка отделяется от нее и ищет себе "якорь", человека, за разум которого может зацепиться. Чаще всего им становится один из пилотов, если же оба пилота погибают вместе с материальной оболочкой, найти подходящего человека практически невозможно, и энергетическая оболочка спустя некоторое время просто рассеивается без следа.

Первым порывом Алексея было сбежать в коридор, подальше от этого чокнутого. Вторым — швырнуть в него что-нибудь тяжелое и опять же сбежать в коридор. Третьим — позвонить в психиатрическую больницу, предварительно сбежав в коридор.

Но сделал он совершенно не то, что намеревался. Спросил:

— Леонид Саввич ведь тоже самолет угробил. Что, и к нему?..

— Скорее всего. Невзирая даже на то, что до этого он летал со мной, — слабо кивнул "сто семнадцатый". Зачем-то по-птичьи поджал левую ногу, но сделал это так неуклюже, что пошатнулся. Гущин, рискнувший за время их разговора подойти на метр, машинально дернулся в сторону "духа", чтобы удержать его от падения, но был остановлен вскинутой ладонью и окачен такой волной холода, что невольно сделал шаг назад. "Сто семнадцатый", восстановив равновесие, оперся о стену спиной, чтобы не шататься, и уже чуть менее сипло объяснил:

— Это холод высот. Я им весь пропитан, только тут, внутри, — он ткнул пальцем куда-то в область собственного подреберья, где, вероятно, находилось сердце, — тепло. Но это ненадолго, связь с моим aliana… с материальной оболочкой все слабее, а скоро и вовсе оборвется.

— И что же тогда? — Гущин не обратил внимания на незнакомое слово и на то, что "сто семнадцатый" оговорился уже в третий раз.

— "И они изнутри остыли"*, — ночной гость жутковато усмехнулся, показав два ряда похожих на человеческие зубов. — Один из представителей твоей расы очень метко о нас выразился. Вы, люди, дали нам материальные оболочки и эмоции. Со смертью мы теряем и то, и другое — правда, эмоции позднее и постепенно при условии наличия "якоря"...

...Реальность вокруг Алексея "поплыла", в нее пробился затихающий гул двигателей и голос Зинченко:

— Подъем... второй пилот Гущин.

Он распахнул глаза и несколько секунд смотрел в потолочное табло со стандартным знаком "не курить", прежде чем до него дошло, кто он и где он. Взгляд в иллюминатор окончательно расставил все по местам — так и есть, Москва, Шереметьево. Они наконец-то дома после двух недель "выяснения обстоятельств" в Петропавловске-Камчатском.

Зинченко так и стоял в проходе, придерживая одной рукой загипсованную другую. Заметив удивленный взгляд Алексея, кивнул в сторону передней части самолета — на выход, мол.

Гущин поднялся и на одну бесконечно жуткую секунду замер, краем глаза заметив возле командира невысокий темный силуэт. Развернулся к Зинченко всем корпусом, чувствуя, как сердце суматошно колотится где-то в горле — и облегчение накатило с такой силой, что едва не подогнулись ноги. "Силуэт" оказался лишь тенью КВСа на противоположной стене — в иллюминатор ярко светило заходящее солнце.

— Все в порядке? — Зинченко внимательно посмотрел на него.

— Д-да, — он рвано кивнул. — Просто сон приснился... странный.


Примечания:
*Прямая цитата из вот этого замечательного стихотворения (взято с просторов интернета. Автор, к сожалению, неизвестен):

Самолеты имеют душу
И стальные тугие крылья
Холод ждет их всегда снаружи
И они изнутри остыли.
Самолеты имеют память
И стальные живые нервы
Хоть им легче уже не станет
Их легко поднимает небо.
Самолеты не любят встречи
Расставаться не любят больше
Самолетов стальные плечи
Пробирает холодной дрожью.
Самолетам хватает силы
Самолеты всегда на взводе
Самолетов следы на синем
Города воедино сводят.
Самолеты хотят согреться
Самолеты не любят слякоть
Самолеты имеют сердце
Но они не умеют плакать.

20. Сон-поле (Коты-Воители)

20. Сон-поле (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанры: быт, мистика
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: стихийные бедствия
Слов: 716
Примечания: первая половина драббла написалась под вдохновением от этой картинки, вторая — под вдохновением от этой картинки.

*****
Тенелап любил такие моменты, как сейчас — на границе тишины и ненастья, на границе света и тьмы. Когда небо закрыто темными дождевыми облаками, но на горизонте еще пробиваются лучи заходящего солнца, когда ветер стих, но готов в любой момент вернуться — уже будучи настоящим шквалом и принеся с собой ливень.

Еще будучи оруженосцами, они с друзьями иногда убегали далеко в вересковые пустоши просто для того, чтобы там, на бескрайнем просторе, встретить дождь и наперегонки, вымокая до костей, с хохотом и визгом мчаться к лагерю, наслаждаясь свободой. И сейчас он был готов сделать точно так же.

...Порыв холодного ветра принесся неожиданно и резко, заставив вздрогнуть и вздыбить шерсть. Зашелестел вереск, и Тенелапу этот тихий, привычный звук впервые за много-много лун показался зловещим.

Он посмотрел вверх. Тяжелые облака нависали над зарослями, будто готовые упасть и раздавить собой все живое. Впрочем, пока они никуда не падали, а медленно-величественно плыли в неизвестном направлении, влекомые ветром. А Тенелап наблюдал за их движением и чувствовал, как снова встает дыбом шерсть, но уже не от холода.

В лесу ветер мог вихриться, налетая на деревья, а иногда даже дуть в обратную сторону. На пустошах же он не изменял направления даже в грозу — ничто не мешало ему. Однако прямо сейчас на глазах у кота тучи, меняя форму, закручивались в спираль, похожую на раковину улитки.

Лапы примерзли к земле, разум метался в панике, не имея возможности интерпретировать происходящее. А в небе происходило невероятное, но от этого не менее страшное — из центра спирали потянулась, извиваясь, темно-серая облачная "змея". Спускаясь все ниже, она в то же время вместе с тучей летела по ветру.

Где-то далеко она коснулась земли, и в воздух поднялась пыль, которая тут же завращалась вокруг нее с бешеной скоростью. Только тогда стало понятно, что "змея" вращается тоже. Она еще больше потемнела и уже не была гладкой, от нее летели в стороны маленькие клочья облаков, но она продолжала расти и расширяться.

До Тенелапа донесся как будто рев огромного зверя, слишком продолжительный для грома. Сомнений не было — он исходил от "змеи", которая металась туда-сюда, причудливо изгибаясь и временами складываясь едва ли не пополам. Но чем дальше, тем устойчивее она становилась, из змеи превращаясь в ствол дерева, соединяющий землю с облаками. И этот ствол двигался прямо на беспомощного кота.

* * *
— Ты переполошил весь лагерь, — тоном констатации факта произнесла Серебряная Звезда. Тенелап опустил голову, уши у него уже не просто теплели от стыда, а полыхали — странно было, что еще никто не видел зарева. Он, давно уже воин, размяукался на весь лагерь — смерть идет, спасайся кто может! — из-за какого-то дурацкого сна!

— Что тебе приснилось? — внезапно спросила предводительница. В ее голосе не было гнева — только желание понять. Однако Тенелап все еще не решался посмотреть ей в глаза или хотя бы оторвать взгляд от пятна солнечного света на полу пещеры. Но рассказывать начал, запинаясь и буквально за хвосты вытаскивая из памяти стремительно забывающиеся кусочки сна.

...Пока он говорил, пятно потускнело, а потом исчезло вовсе — солнце скрылось за облаками. Прекратился и ветер, ранее задувавший через вход. Стало так тихо, что Тенелап отчетливо разобрал, как на другом конце лагеря целитель отчитывает свою ученицу, перепутавшую травы.

— Это ужасно, — наконец нарушила молчание предводительница. — В том числе потому, что это могло быть знамение.

У воина от страха задрожал хвост, и он поспешно придавил его лапой, чтобы это не было заметно. Что же такого случилось или должно случиться, что Звездное племя послало видение ему, а не Дроздолапу или Серебряной Звезде?

Предводительница вдруг вся напряглась, обратившись в слух. Тенелап уже раскрыл было рот, чтобы задать вопрос, как расслышал тот же звук, что и Серебряная Звезда несколькими мгновениями ранее — похожий не то на рев, не то на рокот водопада и постепенно усиливающийся.

Глаза предводительницы расширились в паническом осознании, и она бросилась наружу. Тенелап последовал за ней, на Скалу, с которой обычно обращались к племени. Остановился, вытянувшись в струнку и прикипев взглядом к происходящему уже не на горизонте, а в нескольких минутах бега от лагеря.

Там бушевал, сметая все на своем пути, огромный темный вихрь, протянувшийся из облаков. Он был гораздо шире "змеи" из сна Тенелапа и, казалось, состоял из множества таких "змей".

Звездное племя, очевидно, даже предположить не могло, что грозное порождение природы будет столь велико.

23. Сон о времени года или погоде (Приключения Алисы)

23. Сон о времени года или погоде (Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Третий капитан (Норн Иильс), Второй капитан (Ким Янсон)
Жанр: фантастика
Тэги: AU, другие планеты
Слов: 640
Примечания: Зарисовка была написана по черновому АУ, суть которого заключалась в том, что при памятной встрече на Медузе-3 Второй успел перетащить Третьего на "Чайку", и все четыре года плена капитаны просидели в ней вдвоем.
Мини-саммари из текста исходника: А сам Второй в это время очень старательно не вспоминал про то, как Третьего "накрыло" в первый раз...

*****
Планета была безымянной, не особенно теплой и не нанесенной ни на какие карты. Ее вместе со звездой и остальными пятью планетами системы отгораживала от освоенной части космоса темная туманность, глушившая лучи сканеров и любые сигналы.

"Странно, что песка так мало", — невольно подумал Третий, когда под подошвой в очередной раз захрустели обломки кораллов — впрочем, на своих земных тезок местные рифостроители, также обитавшие у экватора, походили очень отдаленно. Но они в идентичной манере образовывали на незамерзающих участках океана постепенно разрастающиеся острова. На самых крупных из них можно было обнаружить примитивную растительность, мелкие же островки вроде того, на который они посадили "Чайку", были безжизненно-голыми.

За его спиной Второй оторвался от осмотра амортизатора корабля и спросил, будто продолжая мысль друга:

— Неужели штормами все смывает?

— Возможно... — рассеянно откликнулся Норн. Где-то в глубине памяти царапался правильный ответ к этой загадке, но вытащить его на поверхность не получалось, как он ни старался. Причудливая логика сна — а то, что это сон, было бы очевидно любому эмпату на его месте — искажала события прошлого, акцентировала внимание на ненужных деталях.

С тихим шорохом перекатились под волной белоснежные обломки кораллов, пена лизнула берег совсем рядом с ногами фиксианца, и он поспешно сделал шаг назад. Поднял взгляд в небо — там меняющим цвет и форму горным хребтом плыли темно-серые дождевые облака. Вот одно из них закрыло звезду, и сразу стало холоднее.

Норн развернулся и зашагал обратно к "Чайке". Оглянулся через плечо — горизонт начало заволакивать пеленой дождя.

Небольшое белое существо, сидевшее на особенно крупном обломке, шуганулось, пронеслось к воде, будто вовсе не касаясь песка, и юркнуло в волны.

Кима возле "Чайки" уже не было — видимо, ушел внутрь. Третий хотел последовать его примеру, но не успел. Едва он ступил на трап, как из тучи внезапно рухнула стена оглушающе холодной воды, претворяя в реальность земное выражение "разверзлись хляби небесные".

Он совершенно точно знал, что все происходящее — сон, но жуткое чувство беспомощности и полнейшей дезориентации от этого никуда не делось.

* * *
— Ким!.. — голос сорвался. Воздуха не хватало, как и много лет назад под тем ливнем. А еще было очень холодно — хотелось или вскочить и начать двигаться, или окончательно сжаться в комок.

Темнота вокруг и тошнотворный эмофон медузианских подземелий, заглушавший даже привычный эмофон "Чайки", только подстегнули панику. Ища хоть какую-то опору, Норн всеми ладонями вцепился в руку Второго, закоченевшие пальцы обожгло соприкосновением. Ким отчетливо вздрогнул от неожиданности — хватка на плече фиксианца немного усилилась, будто удерживая его в реальности — и встревоженно спросил:

— Что случилось?

— Кошмар приснился. Видимо, эмофон влияет, — Норн медленно выдохнул и не без труда убрал все руки, кроме той, которой держался за не закрытое перчаткой запястье Кима. Адреналин выветривался из крови, и приходилось прилагать все большие усилия, чтобы не начать стучать зубами. — Но сейчас уже все в порядке. Что с пиратами?

Он неохотно разжал пальцы, тут же снова начавшие замерзать. Сел, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и мысленно попенял себе в ближайшем будущем разыскать уже наконец перчатки. Внутрикорабельная температура из-за необходимости экономить энергию продолжала держаться на отметке в минус двадцать — не самый плохой вариант, если вспомнить, что пираты залили ловушку жидким азотом, но и не самый приятный.

— Пока не высовывались. Извини, что разбудил, — Второй попытался взъерошить себе волосы, наткнулся на шапку и опустил руку, — но мне нужна твоя помощь. В системе жизнеобеспечения фильтры держатся на последнем издыхании. Подежуришь у сканеров, пока я с этим разберусь?

Третий кивнул, потом запоздало сообразил, что Ким не фиксианец и вряд ли видел это его движение в темноте.

— Идем, — он поднялся на ноги.

22. Сон во время опасности (ориджинал)

22. Сон во время опасности (ориджинал)
Рейтинг: PG-13
Взаимоотношения: джен
Жанр: фантастика
Тэги: artfic, другие планеты, живые машины, космос, повествование от первого лица
Слов: 540
Примечания: зарисовка была написана по вот этому арту.

*****
Когда ты на надежном корабле, способном выдержать любую атмосферную трепку, позади вооруженная до зубов погоня, а впереди газовый гигант, изрытый чудовищными бурями, решение нырнуть к ядру, куда эта самая погоня не сунется, кажется очевидным. Но когда корабль еле ковыляет в межпланетном пространстве, а его ИИ то и дело заикающейся цветовой морзянкой выдает отчет о плачевном состоянии систем, эта затея выглядит не столько очевидной, сколько самоубийственной.

"Множественные сбои в работе навигационной системы. Невозможно рассчитать курс", — универсальным цветовым кодом передает ИИ.

Итак, корабль, и без того ничего не соображающий, еще и наполовину ослеп.

Я стискиваю штурвал в пальцах, забыв о том, что он сенсорный, и не рассчитанная на такое давление панель заходится истошно-сердитым писком.

Попадание, и корабль снова вздрагивает до самого нутра, как раненое животное. Еще одного попадания он не выдержит — только что упали щиты, этот момент за годы и годы в бегах я научился отслеживать более чем хорошо.

"Мощность энергетических щитов — ноль процентов. Невозможно рассчитать курс".

Теперь нырять придется без малейшей защиты, и любой случайно попавшийся на пути каменный или ледяной осколок с учетом скорости корабля легко пробьет обшивку насквозь. Корабль — на окраине галактики не принято давать имена или названия — не справится, это очевидно даже без расчета вероятностей.

Значит, придется справляться самому. Стать единым целым с этой чертовой планетой, чтобы не быть перемолотым в обломки. Вспомнить, каково это — летать, полжизни проведя прикованным к земле.

— Передавай управление! — ИИ понял бы и мысленную команду, но я зачем-то использую речь.

"Нейронное подключение не рекомендуется".

Вот ведь... искусственный интеллект!

— Передавай управление, это приказ!

"Введите код доступа".

— Дай мне свои крылья, — и одновременно я вкладываю пальцы в специальные углубления на панели управления. Те места, где у нормальных представителей моей расы должны быть когти, продирает холодом синхронизации, и сознание накрывает непроницаемая темная пелена.

* * *
Всю информацию о собственном состоянии удается систематизировать лишь через несколько десятых долей секунды — непозволительно долго по компьютерным меркам. Корабль — я сам — знатно измочален бегством от звезды, но атмосферные закрылки в полном порядке, и я выпускаю их, почти падая в верхние слои атмосферы.

Преследователи не останаливаются.

Я врезаюсь в воздушный поток и почти "встаю на крыло". Судорожно продумываю план действий и, решив свести сопротивление к минимуму, все так же боком иду вниз.

Датчики фиксируют нарастание температуры и давления, и то же самое я чувствую каждым квадратным сантиметром обшивки. Лететь обратно придется наугад — в беснующейся атмосфере бесполезно прокладывать четкий маршрут.

Скрипят переборки. Нехорошо скрипят. Первый признак того, что пора замедлить спуск, а в идеале — убраться прочь.

"Смотрю" сканерами назад и вверх. Погони уже нет. Конечно, они поняли, что ныряние к ядру, требующее прорвы энергии, несовместимо с эффективной поимкой очередного нарушителя спокойствия. Уж такова суть граорцев — если они не будут уверены в успехе, то даже за дело не возьмутся. Стало быть, меня с самого начала рассчитывали поймать? Интересно.

Снова толчок-турбулентность, на этот раз уже слабее, но все равно "уставшая" обшивка издает длинный и мучительный скрип. Надо же, я сам не заметил, как добрался до жидкого водорода. Теперь дело за малым — подождать немного и снова ползти вверх, молясь всем богам космоса о том, чтобы не случилось разгерметизации. Ее мое органическое тело не переживет.

25. Сон о хорошо знакомом месте (Shadow Fight 2)

25. Сон о хорошо знакомом месте (Shadow Fight 2)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Тень, Вдова
Жанры: мистика
Тэги: АУ, fix-it
Слов: 607
Примечания Пятый акт игры гордо именуется "Величайшим искушением", и в нем Вдова вовсю пытается соблазнить главного героя (Тень). Однако он, оставив побежденную Вдову, уходит в следующую провинцию. И получается нелогично — ведь если Тень в романтическом плане до поры до времени совершенно безразличен, то какое же это искушение?
Но в самом начале игры говорится, что Тень был великим воином, который искал настоящей битвы и достойного противника (и именно поэтому открыл Врата Теней). А что если искушение состояло как раз в том, что Вдова была готова дать ему и то, и другое?
P.S. А еще в седьмом акте, когда Титан по сюжету показывает Тени его двойников, в определенный момент свернувших с пути, двойников этих только пять — по одному за каждый акт, кроме пятого.

*****
Раньше Тень был уверен, что давно уже потерял способность ощущать холод. Но первый же подъем сюда, в горы, доказал ему обратное.

Ледяной ветер жжет не прикрытые доспехом участки кожи. Сабли в ножнах, в начале подъема почти ничего не весившие, оттягивают плечи. Мороз проникает внутрь с каждым вздохом и все прочнее обосновывается где-то в груди. От необъятного горного простора кружится голова. Куда ни посмотри, нигде нет ничего, кроме снега, камня и пронизывающего холода.

Уже один путь по горам к жилищу Вдовы — тяжелое испытание. Пока он нашел короткую дорогу, успел несколько раз пожалеть, что вообще взялся ее искать.

Слежавшийся снег почти не скрипит под босыми ногами, но беззвучно подойти к фигуре в красном, замершей на пороге промороженного дома, все равно не удается. Еще один шаг — и Тень чувствует на себе внимательный взгляд.

Вдова терпеливо ждет его. Ровно на том же месте, что и три дня назад, будто и не уходила. Стоит, полуприкрыв лицо веером, бумажным только на первый, невнимательный взгляд, и совершенно не обращает внимания на жгучий холод.

Ничего не поменялось. Все то же красное шелковое платье, все те же смертоносные боевые веера в руках, все те же тонкие губы, изогнутые в чарующей полуулыбке. Все те же глаза, полностью белые, без зрачка, без радужки, как у всех демонов. И как у него.

Они не произносят ни слова. Вдова дает ему ровно столько времени, чтобы подготовиться — снять плащ и опустевшие ножны, положить их на каменный выступ и взяться за парные сабли — после чего кроваво-красным мазком срывается с места, утягивая в боевой танец.

Она — воплощенный хаос, непредсказуемость. Тень не может точно сказать, в какой момент закончится бой, в какой момент неуловимо быстрым движением она окажется рядом и приставит острый край веера к горлу, вынуждая остановиться.

А пока они кружатся по утоптанному снегу, ни на секунду не теряя друг друга из виду, и холод из тела уходит, вытесненный азартом.

Выпад с саблей в вытянутой руке и с падением на одно колено. Медленное, наигранное как будто, а на деле донельзя стремительное уклонение Вдовы. Свист веера, брошенного умелой рукой, перекат по снегу. Разворот-пируэт с раскинутыми руками, болевой захват. И все та же опьяняющая едва ли не сильнее битвы, сводящая с ума улыбка.

Он уже давно потерял счет своим поражениям. Но с каждым следующим все четче понимает: Вдова — та единственная, кто способен дать ему азарт настоящей битвы. Она — по-настоящему достойный противник, тот самый, которого он много лет назад искал за Вратами.

Взмах обоими веерами сразу, знакомое зеленоватое сияние. Чужое дыхание за спиной, режущее давление на уязвимый участок шеи. Надави она чуть сильнее — и рассечет ему сонную артерию. Неприятная даже с учетом его бессмертия травма.

— Сдаешься? — и даже теперь Вдова не перестает загадочно улыбаться.

— Сдаюсь, — почти беззвучный выдох.

— Приходи снова, когда будешь готов, — и отворачивается.

"Приду".

Раз от раза происходящее все больше напоминает сон или непозволительно затянувшееся наваждение. Но даже если все это — сон, Тень не хочет просыпаться.

12. Сон о человеке, которого не хочется знать (СтарТрек)

12. Сон о человеке, которого не хочется знать (СтарТрек)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Рила, Рэй, фоном Сивир
Жанры: быт, фантастика
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: #кастрианские_истории, другие планеты
Слов: 1365
Примечания: кусочек чернового мини "Полярная ночь". Когда-нибудь я допишу его, а пока — вот.

*****
О том, что разумные обитатели I-931-C могут счесть его очередным мародером и попросту пристрелить, Рэй до поры до времени не думает. Монотонные поиски пропитания в давно покинутых многоэтажках вводят в некое подобие транса, выталкивая из головы все посторонние мысли.

Им просто нужна еда — кобальтовых капсул, которые у них есть, даже при самом экономном употреблении хватит всего на две недели. А спасательная экспедиция прилетит не раньше чем через полтора месяца — разве что Кир почует что-то неладное и примчится с другого конца галактики; отправить подпространственную передачу Сивир не сможет, спасибо нетипичному магнитному полю планеты.

О том, что будет, если помощь не прилетит, он запрещает себе думать. Но в памяти то и дело всплывает информация о степенях гипотермии, длительном кислородном голодании и малокровии — все это ожидает их, если они застрянут на I-931-C надолго. И особенно быстро проявится анемия — для здешних разумных кобальт ядовит и, как следствие, в пище практически отсутствует. Поэтому им как-то придется растянуть имеющиеся у них капсулы как можно на большее время.

…Он резко, неаккуратно, не заботясь о тишине, вытаскивает примерзшие ящики стола один за другим и нечуткими, закоченевшими пальцами перерывает их содержимое; обитатели этих квартир в большинстве своем покинули их так быстро, что в укромных уголках осталась сохранившаяся на холоде еда.

Иногда попадаются трупы тех, кто не успел уйти. В паре метров от Рэя лежит один такой — скорчившийся, поджавший ноги и руки в инстинктивной попытке сохранить тепло. Должно быть, перед смертью успел еще понять, что происходит — вряд ли оконное стекло сразу треснуло, впуская в квартиру чудовищный холод...

Ледниковый период накрыл I-931-C по геологическим меркам мгновенно, словно измученная, истерзанная планета мстила своим обитателям. Конечно же, такой феномен не мог остаться без внимания ученых Флота — и вскоре Сивира с двумя подчиненными откомандировали на перводирективную "Белоснежку", как после катастрофы неофициально звалась I-931-C.

Задание довольно быстро пошло не по плану. "Интегрироваться в среду аборигенов" не получилось, их с Рилой обокрали на вторые же сутки, оставив почти без оборудования и без возможности собрать нужные данные. А еще через несколько дней выживания в покинутом городе с ними связался Сивир и коротко сообщил: "Корабль поврежден метеоритом, отказала навигационная система. Забрать вас теперь не смогу. Как и улететь отсюда".

В ящиках, как и в остальной части квартиры, нет ничего, кроме вездесущей воды в твердом агрегатном состоянии.

Рэй позволяет себе короткое ругательство, — снова куча времени и сил потрачена зря, хотя можно было бы уже привыкнуть к постоянным неудачам, — подхватывает практически невесомый рюкзак, привычно вешая его на грудь, и направляется к небрежно распахнутой двери.

Диких животных в этих промороженных высотках нет и быть не может; но вот того, что здесь могут быть животные разумные, он не учел.

— Тихо-тихо, — победно скалится возникший в дверях местный, оттесняя его внутрь. За его спиной притопывают еще несколько таких же, как он — оборванных, грязных, диковатых. Раз, два, три... восемь. И тот вошедший первым — он стоит в иерархии этой шайки чуть выше остальных; он главарь, вожак.

Драться с такой толпой бесполезно — умением его, может, и не превзойдут, но количеством задавят точно.

— Не пищи, птенчик, и мы, быть может, тебя не тронем, — ухмылка снова искажает губы главаря. Местные за его спиной разражаются гоготом — оставит он потенциального соперника в живых, как же!

Рэй отшатывается назад, в комнату, быстро озираясь и запоздало понимая, что кричать нет смысла, а бежать некуда. Вот разве что в окно — но насколько больше нуля шанс сначала выбить стекло одним толчком, а затем еще и сорвать ременные фиксаторы с крыльев до удара о землю?

...Местные диковинной жидкостью просачиваются из коридора в квартиру, от них буквально шибает угрозой, как от клубка ядовитых змей. Рэй инстинктивно делает еще один шаг назад — губы расползаются в оскале — и тянет руку за спину, к застежке фиксаторов. Тихий щелчок настораживает аборигенов, и главарь вытаскивает нож. Рэй не торопится убирать руку — лучше не показывать, что он совершенно безоружен.

— Давай шмотки и баул. Быстро! — рявкает главарь. Он весь — хищник, но хищник, прекративший играть с добычей и готовый одним ударом переломить ей хребет.

— А жареных гвоздей не хочешь? — обмирая от собственной наглости и судорожно пытаясь потянуть время, выдает Рэй, мозг которого буквально вскипает от отчаянных усилий по поиску выхода в том случае, если провалится затея с окном. На задворках сознания скребется мысль о том, что сойти за аборигенов этой планеты после такого побега уже не получится, но кастрианец отметает ее усилием воли.

— Что ты сказал, пищик? — его хватают за грудки, тянут на себя, готовясь то ли сорвать рюкзак, то ли встряхнуть. Глаза у главаря желтые, жуткие — и такими же желтыми глазами смотрит на него вся банда, сейчас негромко гогочущая над ним, беспомощным и в самом деле безоружным.

Время словно замедляется, тянется невыносимо медленно, как на экзамене, когда не знаешь, что говорить, и все смотрят с ожиданием, а секунды капают-капают-капают...

И, отчаянным движением разрывая опутавшие его тягуче-вязкие оковы, Рэй плюет прямо в эти хищно-желтые глаза, одновременно делая рывок назад, поворачивается боком, — высаживать окно плечом безопаснее всего, — крепко зажмуриваясь и вскидывая к лицу ладони, и врезается в стекло.

…Удар сначала кажется даже не очень болезненным. Миг назад нерушимо твердая поверхность с треском подается, а инерция тянет Рэя вперед, в пустеющую раму. Следует момент жутковатого, незримого хаоса вокруг — осколки, кажется, пропарывают накинутый для маскировки плащ и застревают в одежде — и сменяется знакомым ощущением свободного падения.

Счет идет уже не на секунды, а на доли секунд. На то, чтобы извернуться и стащить ремни с крыльев, времени нет. Это осознание растекается по крови с адреналином, и он отчаянно, до боли в мышцах напрягает крылья, стремясь раскрыть их и вскинуть для первого, спасительного взмаха. Ремни трещат и рвутся.

В крови вместо почти физически ощутимого страха отчетливым холодом расползается антифриз. В крылья ударяет встречный поток воздуха, выгибая их в неположенную сторону, сила тяжести продолжает тянуть все тело вниз, и он едва успевает сгруппироваться в воздухе, смягчая приземление.

…Пуля — оказывается, ему еще повезло, что его не пристрелили при прыжке в окно! — врезается в слежавшийся снег совсем рядом с ним. Не оборачиваясь — и так понятно, что в окне он увидит лишь неясные желтоглазые силуэты — он пригибается, прижимая крылья плотнее, и бросается под защиту соседнего дома. Успеть бы добраться до Рилы, пока из организма не начал выветриваться антифриз... не хватало еще рухнуть без сил на полпути.

Следы можно не запутывать — метель уничтожит их через считанные минуты.

За ним и Рилой теперь будут охотиться, это точно. Обитатели I-931-C и без того довольно ксенофобны, а они двое еще и из-за наличия крыльев похожи на демонов из здешних религиозных трактатов. 

Ситуация повторялась из раза в раз. За одиннадцать тысяч циклов* изучения космоса кастрианцы нашли несколько птицеподобных рас, но полного сходства не было ни с одной из них. И почему-то в глазах практически всех рас они были чуть ли не вселенским злом в той или иной интерпретации — достаточно вспомнить миссию на Харре...

* * *
Разбудило его осторожное прикосновение к плечу. Еще не до конца проснувшись и осознав реальность, Рэй подскочил — старая кровать неприятно скрипнула и еще сильнее прогнулась — и замер в неком подобии оборонительной позы, взъерошив все перья и приподняв крылья. Одеяло с  шуршанием сползло на пол.

— Тихо, тихо! — вскинула ладони Рила. — Это всего лишь я. Пока что.

— Вижу, — обронил Рэй. Ладонью взъерошил короткие лицевые перья, пряча нервно-усталый вздох. — Что?..

— Местные. Двое. Похоже, поднимаются сюда.

Большая часть населения I-931-C ютилась в экваториальных зонах, где было чуть теплее, но находились и те, кто на свой страх и риск выживал среди вечных снегов, промышляя в заброшенных городах. Таких звали просто — мародеры.

— Сворачиваемся, — он кивнул на стол, на котором красовался сложносочиненный прибор, собранный из трикодера и раскуроченного коммуникатора. Голова от этого движения закружилась — малокровие давало о себе знать. — И уходим на крышу.

С того памятного столкновения с желтоглазой бандой в одной из заброшек прошло восемь суток, и все это время их, похоже, выслеживали по всему городу, наведываясь в каждый дом по нескольку раз.

— Я бы осталась просто для того, чтобы посмотреть на их лица, когда они нас найдут, — Рила улыбнулась уголком губ, перебрала проводки и движением опытного сапера разъединила устройства. — Представь — сидит парочка демонов и метеорологией занимается.

— Не уверен, что они распознают в этом метеорологию, — усмехнулся Рэй, проверяя, сохранились ли данные. Жаль, теперь весь эксперимент придется заново начинать — конкретно в этом случае особенно важна непрерывность наблюдений... была.


Примечания:
*Примерно три сотни земных лет.

24. Сон без фона (ориджинал)

24. Сон без фона (ориджинал)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Жанры: быт, фантасмагория/сюр
Тэги: повествование от первого лица
Слов: 229
Примечания: еще одна автобиографическая зарисовка по мотивам итогов одной летней сессии.

*****
Перед лицом — асфальт, темно-серый, еще не высветленный солнцем. Под ладонью — он же, шероховато-бугристый, чуть теплый, такой приятный при осторожном прикосновении и такой болезненно-жгучий при падении с велосипеда на немалой скорости. Надо же, мне тогда было всего четыре года, а ощущения до сих пор помню...

Шевелиться откровенно лень. Вчерашний (или еще сегодняшний?) экзамен, завершивший сессию, выпил все силы, которых и так было немного.

Кое-как переборов себя, вслепую шарю левой рукой по дорожному покрытию, не поворачивая головы. Всплеск — кажется, я нашла лужу. И притом довольно холодную.

Сажусь, досадливо стряхиваю с пальцев капли воды, как ни странно, совершенно чистой. Оглядываюсь на лужу. Она удивительно синяя, вобравшая в себя то ли насыщенный цвет летнего неба, то ли неповторимый оттенок жидкого кислорода.

Снова веду рукой по асфальту, наслаждаясь ощущениями. После нескольких месяцев сидения практически в четырех стенах непривычная текстура, как и то, что ее можно трогать без опаски, неподдельно радует.

В луже мелькает тетрадная клетка. Смотрю туда, даже придвигаюсь ближе от удивления — синяя вода расчерчена крест-накрест тонкими черными линиями и синими линиями потолще. Буквы, буквы, с десяток различных обозначений...

Словно издеваясь, рядом с чертежом всплывают строчки доказательства, написанные моим же почерком. Частный случай, общий случай на основе частного...

Будьте вы неладны, устный экзамен по геометрии и конкретно теорема Фалеса!

28. Сон, где все перемещения возможны только пешком (СтарТрек, Приключения Алисы)

28. Сон, где все перемещения возможны только пешком (СтарТрек, Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: mirror!Кир, mirror!Рэй, mirror!Рила
Жанр: фантастика
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: mirror!verse, АУ, живые машины, #кастрианские_истории, сонгфик
Слов: 1521
Примечания: Использован текст песни ДДТ — "Что такое осень".
P.S. Похоже, этот кроссовер от меня уже не отвяжется.
P.P.S. Таймлайн — несколько лет спустя после событий третьей темы, "Сон о несбывшемся".
P.P.P.S. Тема соблюдалась примерно до середины, дальше Остапа понесло.

*****
В ангаре флагмана пусто, и все же Кир делает Рэю знак отойти в тень корабля, резко очерченного искусственным освещением — будто сейчас, перед наступлением, кому-то есть до них дело.

Он не сопротивляется, когда Кир как бы невзначай приобнимает его крылом. Не пытается выхватить оружие или вырваться, даже почувствовав у шеи, чуть выше воротника плотной условно-форменной куртки, коготь-лезвие, вживленный на место рудиментарного пальца.

— Рила нужна мне живой. Понял? — Кир подкрепляет свои слова движением второго крыла, как бы намекая, что ему ничего не стоит перерезать сородичу горло.

— Ты тоже нужен ей живым, — Рэй рукой отводит от себя нержавеющее лезвие, плавно выворачивается из захвата-объятия. Чуть морщится, стряхивает с полученного пореза каплю синей крови. — Поэтому постарайся не сдохнуть.

* * *
Что такое осень — это небо,
Плачущее небо под ногами.

Безымянная планета М-класса на окраине галактики, покореженный жесткой посадкой в горах полуразумный корабль со странным позывным Осень, отсутствие погони и собственное перебитое крыло. «Могло быть и хуже», — думает Кир, в паузах между поступлением новых данных сканирования ища в аптечке обезболивающее.

Осень безмолвно продолжает регистрировать идущее над ними космическое сражение. Сопротивление огрызается бешеным зверем, загнанным в угол.

Посылать какие-либо сигналы означает показать свое местоположение не только союзникам, но и противникам. А потому проводить ремонт придется своими силами.

Убедившись, что атмосфера пригодна для дыхания, хоть и бедновата кислородом, Кир берет инструменты и отправляется наружу, дабы своими глазами увидеть, насколько все плохо с кораблем и соответствует ли это тому, о чем отчиталась Осень.

Оплавленная пробоина во внешней обшивке докладу ИИ вполне… соответствует. Как и деформированные гондолы двигателей.

Посмотрев на дождевые облака в нескольких километрах ниже, кастрианец приходит к однозначному выводу, что не намерен провести в этом захолустье остаток жизни, и начинает прикидывать, из чего можно сделать заплатку. Наступает ночь, и в темном небе без засветки можно разглядеть всполохи взрывов и выстрелов.

В лужах разлетаются
Птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.

Матерясь сквозь зубы, Кир отгоняет от корабля чересчур любопытного представителя местной фауны, больше всего похожего на шакура-переростка. Планета как будто наглядно показывает ему — хуже быть может. Поддерживающая с ним постоянную связь по наручному коммуникатору Осень молчит — похоже, с присущей искусственному интеллекту старательностью пополняет словарный запас.

Полное одиночество не очень-то и приятно. Кир вспоминает многочисленные байки о том, как на одной необитаемой планете застревали разумные с обеих сторон баррикад, — если верить рассказчикам, до сотрудничества не доходило никогда, — и говорит не то себе, не то Осени: «Могло быть и хуже».

«Теоретически хуже может быть всегда», — глубокомысленно отзывается ИИ. Кир усмехается — корабль ему попался… пессимистичный. Но хотя бы быстро учащийся тонкостям коммникации благодаря гибкому вулканскому ПО, на удивление хорошо подошедшему к центаврийскому «железу». В Терранской Империи почти все — смесь технологий.

По ночам небо уже не столь заметно цветет выбросами всевозможной энергии. Эпицентр военных действий, похоже, смещается прочь из околопланетного пространства — или же какая-то из фракций уже уползает, зализывая кровоточащие воздухом раны, униженная и побежденная здесь и сейчас.

Крыло, даже несмотря на применение костного регенератора, срастается еле-еле. Заплатка тоже накладывается с трудом, и Кир невольно проводит параллели между собой и кораблем — они оба прикованы к земле без возможности взлететь. Но у него хотя бы ноги есть.

Что такое осень — это камни,
Верность над чернеющей Невою.

Очередной рассвет приносит с собой чудовищную метель. Работать снаружи в таких условиях можно разве что в скафандре, которого в комплектации корабля не предусмотрено — Осень слишком мала.

Пользуясь возможностью, Кир методично латает изнутри все, что может подлатать. Приводит в порядок забарахливший штурвал — по-хорошему тут нужен доковый ремонт, но в ближайшей десятой части жизни* такая возможность вряд ли выпадет — собирает разворошенную еще в первый день пребывания здесь аптечку, исследует взятый образец деформированной обшивки. И в который раз задается вопросом о целесообразности использования материала такого цвета — красно-оранжевого, как будто предназначенного для маскировки где-нибудь в пустынях Марса из системы Солнца.

Маленькие корабли Сопротивление обычно красит в защитные цвета — синий, зеленый — ориентируясь в основном на планеты М-класса. Кто имеет такую возможность, ставит на корпус голопроекторы, позволяющие в прямом смысле сливаться с любой местностью. Так почему Осень оставили такой приметной? И откуда вообще взялось ее наименование?

…Когда-то давно, в славные годы юности Рэй, отлеживаясь в медотсеке после неудачной вылазки под прикрытием, рассказал им с сестрой про природные условия Цедии, на которой провел все детство. Кажется, в этой внезапной откровенности был виноват какой-то препарат, побочный эффект которого был эквивалентен алкогольному опьянению.

«Нелепо — такая уродливая цивилизация на такой красивой планете», — сказал Рэй тогда. А Киру потом долго еще снилась цедианская осень — золотая, оранжевая, огненно-красная…

…такая же, как обшивка его корабля.

Осень вновь напомнила душе
О самом главном,
Осень, я опять лишён покоя.

Заплатка, приваренная кое-как, без специального оборудования, заметно ухудшает аэродинамические характеристики Осени — это он выясняет в первом же пробном полете — но держится даже в условиях турбулетности, в которую корабль попадает, ложась на обратный курс к горам. Можно было бы поискать более подходящее для посадки место с менее паскудной погодой, но зачем?

Осталось выяснить расстановку сил и добраться до своих.

Кир колдует над системой связи, пытаясь поймать хотя бы обрывки подпространственных переговоров. Но эфир пестрит помехами — обе стороны вовсю глушат друг друга. Кастрианец только головой качает — если в дело пошли глушители, значит, сражение развернулось масштабное, и Сопротивление бросило в бой все силы и ресурсы, которых у него всегда было немного.

И тактическое преимущество, и значительный перевес сил были на стороне Империи — это изначально было понятно и распоследнему юнге. Если в ближайшее время не произойдет кардинальных изменений, Сопротивление опять разнесут в пыль, и копить силы под носом у Терранской Империи придется заново. Как когда-то давно их копили осколки бывшего Содружества.

А где-то там на передовой — его сестра, вечно неугомонная, вечно готовая к бою… ее пыл, помнится, не поубавился даже после плена на Зете-Омикрон-4.

Осень, в небе жгут корабли,
Осень, мне бы прочь от земли.

Небо безымянной планеты горит. Вернее, в нем горят корабли обеих сторон. Сражение подошло к кульминации — закончилась осторожная разведка, закончились маневры под прикрытием… как там Рэй любил говорить, «смешались в кучу кони, люди»?

Подбитые космолетчики на небольших кораблях метеоритным роем осыпаются на планету в поисках спасения. И среди них слишком много представителей Сопротивления, чтобы войска Империи продолжали это игнорировать.

Осень успевает распознать подготовку к орбитальной бомбардировке, и вот уже то ли Кир вместе с кораблем падает в горящее небо, намертво вцепившись в штурвал, то ли это небо рушится на горы.

Там, где в море тонет печаль,
Осень — тёмная даль.

— Мы хотя бы еще живы, — Кир закладывает очередной сложный вираж, одним глазом косясь в расчеты траектории, которые стремительно совершает и выводит на экран Осень. Маневрировать среди обломков флагмана Сопротивления — вернее, бывшего флагмана, — не самая простая задача, и от напряжения у кастрианца уже подрагивают пальцы.

— Если ты скажешь, что могло быть и хуже, я тебе все перья повыдергаю! — шипит Рила — судя по движению воздуха, ее при очередном маневре относит к противоположной переборке. Осень не тратит энергию на инерционные гасители — они еще не уходят в варп, а перегрузки можно и потерпеть.

Кир, одновременно набирая новую комбинацию команд кораблю, смеется — коротко и зло. Его сестра никогда не скупилась на угрозы и не стеснялась их выполнять, но и хорте понятно, что эта конкретная — шуточная, несерьезная. Простая попытка сбросить витающее вокруг напряжение. Только момент выбран неподходящий.

— Тем не менее хуже могло быть, — хмыкает Рэй, будто сросшийся с одной из скоб на потолке Осени. — И будет. Помните облавы времен нашего птенцовства? Если ты цедианец или еще какой привилегированной расы — на дополнительную проверку с сывороткой правды, иначе — к стенке.

Повисает молчание, и Кир искренне благодарен тому, что Рила не собирается возражать — нет нужды отвлекаться на то, чтобы следить за разговором. Он прокладывает курс к газовому гиганту безымянной системы, рассчитывая применить давнюю уловку Сивира и замаскировать корабль в одном из колец.

…Неуверенный вопрос Рилы раздается у самого финиша, когда корабль уже завершает сложные маневры среди частиц камня и пыли:

— Куда там фиксианцы на закате Содружества дружно сбежали?

— Предположительно в другую галактику через пространственную аномалию, — отзывается Рэй. От Кира не укрывается то, как его сестра косится на сородича. — Которая закрылась.

— На кой мы им нужны такие? — наконец подает голос он сам, перебрасывая управление на Осень — с небольшими форсмажорами она, если что, разберется. А вот следить за сканерами лучше самому. — Мы же этой войной уже до костей пропитаны, а они — чистые и светлые.

Воцаряется неловкая тишина, словно он озвучил что-то слишком сокровенное. Наконец Рэй, отклеившись от скобы — с опаленных крыльев и хвоста слетает мелкодисперсный пепел, — интересуется:

— Какой план действий… командир?

У Кира на языке крутится что-то вроде «Какой я тебе, к черту, командир», но вместо этого он говорит:

— Пока повисим здесь. Имперцы будут ловить в первую очередь тех, кто бросился бежать.

Все случившееся кажется нелепым сном. Не верится, что Сопротивлению, копившему силы не один десяток стандартных лет, потребовалось всего одно масштабное сражение, чтобы вновь рухнуть.

Вот только это — не сон.

Что такое осень — это ветер
Вновь играет рваными цепями.
Осень, доползём ли,
Долетим ли до ответа
Что же будет с Родиной и с нами?


Примечания:
*Примерный срок жизни среднестатистического кастрианца — сто пятьдесят земных лет.

30. Сон о встрече (Приключения Алисы)

30. Сон о встрече (Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Второй капитан (Ким Янсон), фоном Третий и Первый капитаны
Жанр: фантастика
Тэги: АУ, дружба, ментальная связь, научная фантастика
Слов: 669
Примечания: АУ на восемнадцатую тему, "Сон, повторяющий реальность в каждой детали" (восемнадцатая тема опубликована отдельным фиком под названием "Где тонко, там и рвется"). Конец зарисовки отсылает на начало АУ-фика Елены Раннер "Две трети одного целого".
P.S. Упомянутая в тексте связь между капитанами — не ментальная, а эмпатическая. Но такого тэга просто не нашлось.

*****
Отчаянный, еле слышный зов, словно доносящийся из неведомой дали, заставляет Кима спустя какие-то сутки, бросив все и вкратце объяснив ситуацию и так уже все понявшему Первому (и оставив его объясняться с начальством), сорваться с места, проложив курс к границе Галактики и дальше — вслед за тем, с кем его разделяют три года полета и поистине астрономическое количество световых лет.

* * *
На четвертые сутки полета эмпатическая связь то "замолкает" на несколько часов, то вновь дрожит, натягиваясь и вместе с неясными кошмарами донося отголоски чужой боли. Второй слишком хорошо знает, что вот так "звать" через чудовищное расстояние Третий инстинктивно, несознательно будет лишь в одном случае. В трех годах полета прочь от галактики его друг умирает, и он ничего не может с этим поделать.

На пятые сутки лихорадочная дрожь связи прекращается, но практически исчезает и привычное, как воздух, тепло на том ее конце. Ким бессильно сжимает кулаки и пытается, кляня собственные нулевые навыки эмпатии, "дотянуться", поддержать, помочь — хоть так. В какой-то момент ему даже кажется, что теплый огонек разгорается вновь, но это ощущение пропадет почти тут же, оставляя после себя лишь жутковатую пустоту, в которой — Второй капитан в этом нелогично уверен — все же еще теплится жизнь.

На шестые сутки родная галактика почти остается позади, впереди последним рубежом встает Большой Барьер, сквозь который, не сбавляя скорости, устремляется "Синяя чайка". Мощность корабельных щитов выставлена максимальная, и только поэтому "Чайка" даже под воздействием мощнейших энергетических всплесков остается относительно в целости, а ее капитан — столь же относительно в сознании. Но, оглушенный, он не замечает, как на краю восприятия что-то тоненько и резко тренькает, как порванная струна, а прокатившуюся по телу боль списывает на перегрузки — корабль и в самом деле швыряет, как шлюпку в бушующем море.

...Когда Ким более-менее приходит в себя уже за Барьером, на том конце связи истекает космическим холодом, словно в непрекращающейся агонии, пустота.

* * *
Спустя три с лишним года полета и еще один Галактический Барьер Второй натыкается на сверхмассивную черную дыру. Приборы регистрируют в ее эргосфере* неизвестный металлический объект шаровидной формы, вращающийся по нисходящей орбите.

Капитан без задней мысли проводит сканирование, подумав в первую очередь на разумных обитателей туманности Андромеды. А потом непонимающе смотрит на полученные данные, согласно которым это — "Странник", обесточенный чуть более чем полностью, "Странник", в котором почему-то регистрируется один фиксианский биосигнал.

Догадка как будто ударяет под дых. В эргосфере черных дыр всегда искажается ход времени, и чем дыра массивнее, тем это искажение сильнее...

— Сенейя**, рассчитай курс для стыковки.

* * *
Искусственная гравитация на "Страннике" не работает, а анализатор выдает такой состав окружающего воздуха, что у Второго волосы дыбом встают. Сколько времени уже прошло после отключения системы жизнеобеспечения — и какова вероятность необратимых последствий гиперкапнии у Третьего?..

Не тратя времени на выяснение того, жив фиксианец или нет, Второй буксирует его к шлюзу. В непосредственной близости от него подхватывает Третьего на руки, переступает гравитационную "полку", едва не споткнувшись. Створки шлюза автоматически смыкаются, отсекая их от перенасыщенной углекислотой атмосферы "Странника".

Положив фиксианца на палубу, Ким срывает с рук перчатки скафандра, поспешно нащупывает пульс. Под пальцами чувствуются редкие толчки, и у капитана будто гора с плеч сваливается. Жив.

* * *
Сворачивая солнечный парус перед гиперпрыжком к Магелланову Облаку, Второй пытается выудить из памяти то, что приснилось ему этой ночью. Но на ум приходят только какие-то отрывки: темные внутренности неизвестного корабля, родной медблок "Чайки" и чьи-то серые, почти белые глаза, в которых зрачки сошлись в точку***... неужели курсы оказания первой помощи времен Академии так своеобразно вспомнились?


Примечания:
*По определению из Википедии: эргосфера — область пространства-времени вблизи вращающейся черной дыры, расположенная между горизонтом событий и пределом статичности (область, из которой объект еще может вырваться наружу).
**Фанонное имя ИИ "Чайки".
***Один из симптомов тяжелого отравления углекислотой.

26. Сон о незнакомом месте (Рувольти: эксперимент ценой жизни)

26. Сон о незнакомом месте (Рувольти: эксперимент ценой жизни)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Нэш (ОМП), Ланкавуст (ОМП)
Жанры: быт, мистика
Предупреждения: ОМП
Тэги: дружба, постканон
Слов: 475
Примечания: Недалекое будущее, в котором мерловики отвоевали себе северную часть Сантананим.
P.S. Имена (не видовая принадлежность!) персонажей зарисовки — отсылка на капитанское трио из "Приключений Алисы" (#Булычев_не_там_где_надо, да).

*****
Патрули над горами и Ледниковым ущельем выматывают. Необходимо осмотреть все пещеры и подозрительные места, шугануть случайно нарушивших границу или попросту заблудившихся в метели неуловимых, вместе с временным напарником прогнать прочь снежного анактайна... Наконец, когда от постоянных подъемов и спусков уже начинают отваливаться крылья, — полеты с постоянной сменой высоты никогда не были сильной стороной рэньжей как вида, — Нэш* позволяет себе передышку. Напарник — сегодня это очередной лайжент-клэйм, стражей других видов в северные области почти никогда не отправляют — мягко приземляется рядом на скалу, в беззлобной усмешке приоткрывает клюв с втянутыми зубами:

— Устал?

Нэш складывает длинные крылья, привычно скрещивая их концы на хвосте, и ничего не отвечает. Шутки такого рода давно уже перестали его задевать.

* * *
Закончив докладывать о результатах патрулирования командиру стражей, Нэш идет отсыпаться. По дороге успевает еще перекинуться парой слов с Ланкавустом**, который заступает на дежурство сразу после него, вскоре после чего с облегчением проваливается в сон в своей пещере. Хоть какое-то спасение от бесконечного цикла дежурств вдали от цивилизации.

* * *
Ему снова снится другая, не его жизнь. Нелепое, чужое тело, у которого конечностей куда меньше, чем привычно, и мир через которое воспринимается совсем иначе.

Вместо травы или камня под чувствительной, не защищенной хитином кожей то и дело ощущается твердый, неживой материал — металл и что-то еще, чужеродное. А за прочнейшим стеклом — бесчисленные немерцающие звезды на фоне вцепляющейся в зрачки черноты, какой не бывает на Альмейзе даже в самую темную ночь. И эта картина одновременно манит и пугает...

* * *
— Ты в порядке? — его осторожно тыкают в спину когтем крыла. Действительно осторожно, но коготь у Ланкавуста, как и положено вентус-стрейксу, очень острый, да еще и попадает аккурат в щель между хитиновыми пластинами. Нэш от внезапной боли вскидывается, издав высокий горловой звук. Он одновременно возмущен и рад тому, что его вырвали из дремы.

— Да. Только опять сон... — он делает неопределенное движение верхней парой крыльев. Встает, опираясь на нижнюю пару, — ...странный был. Что там с патрулями, третья смена уже вернулась?

После таких снов, как сегодняший, Нэш каждый раз забывает, как ему опостылела рутина, и с утроенной силой рвется в небо, в схватку с неуловимыми, в очередной патруль... куда угодно, лишь бы выбросить из головы сводящую с ума темноту и обжигающе холодные звезды.

Ланкавуст не ведется на смену темы. Выпрямившись во весь рост, он смотрит на невысокого Нэша сверху вниз, и тот с содроганием видит в глазах друга отпечаток той же безжизненной черноты. И без слов становится понятно, что "странные сны" преследуют не его одного.

Много дней спустя они находят в Ледниковом ущелье раненого, замерзающего силвен-сиза с точно такой же ослепляющей темнотой в центре радужки.


Примечания:
*Буран (ризентарс).
**Глубинная птица/синяя птица (ризентарс).

15. Сон во сне (ориджинал)

15. Сон во сне (ориджинал)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Жанр: быт
Тэги: повествование от первого лица
Слов: 480
Примечания: И еще немного автобиографического. Извините, у автора с 11 по 16 апреля была контрольная неделя, и все мысли закономерно вертелись вокруг учебы.

*****
"Заключительный тур. 90 минут", — гласит надпись на листке бумаги чуть ниже незнакомого мне названия олимпиады. Девяносто минут... абсурдно мало времени.

Под этой надписью — пять задач, пять чуть расплывшихся — печать далеко не идеальна — абзацев текста. Я читаю их все. Закусываю шелушащуюся губу, нервно постукиваю пальцами по дереву парты. Оно холодное — еще бы, в такие морозы в университете, где обычно и проходят финалы олимпиад всех мастей в нашем городе, тепло не бывает.

Беру ручку, еще раз вчитываюсь в условие первой задачи. Пытаюсь набросать на черновике хотя бы физическую модель происходящего. Золотое правило любого олимпиадника — даже если ты понятия не имеешь, как решать, напиши хоть что-то, авось баллы при проверке дадут.

Время идет — во всяком случае, если верить привычным наручным часам на расхлябанном ремешке. Медленно нарастает чувство паники  — задачи нерешаемы. Совершенно. Больше того — кажется, что их условия и разбалловка меняются, стоит отвести взгляд. И мир вокруг расплывчато-зыбок, как от сильнейшего желания спать.

Беззвучно кладу ручку на стопку чистовиков, досадливо скрещиваю руки на груди. Лист черновика исчеркан уже с обеих сторон, но ни одна из задач не сдвинулась с мертвой точки.

— Уважаемые участники, осталось пять минут!

Что?!

Смотрю на задачи, которые, кажется, опять изменились, сведя все мои усилия по их решению на нет, и приходит смехотворно простое понимание: они попросту абсурдны в соответствии со всеми законами сна. Неудивительно, что я не могла их решить.

* * *
Я открываю глаза. Какое-то время просто изучаю светло-синее рассветное небо за окном, после чего перевожу взгляд на циферблат настенных часов. Пять пятьдесят две.

"А сегодня надо в школу?" — ползет в голове вяло-вопросительная мысль. Впрочем, даже если не надо, вставать все равно уже пора...

Часы монотонно тикают. За те тринадцать лет, что они у меня висят, я настолько привыкла к этому звуку, что и не замечаю его, если нарочно не прислушиваюсь.

"Вроде бы нам обещали контрольную по алгебре", — проползает догадка. Вспомнить бы еще число и день недели...
Иду к столу, на ходу откидывая со лба взъерошенную челку. Телефон мерцает сине-белой заставкой: "16 апреля, суббота".

Паника подкатывает резко и сильно, как в недавнем сне. Это то есть сегодня последний день контрольной недели вместе с экзаменом по химии?! А какого тарга я тогда вообще не помню, что было на пяти предыдущих экзаменах?! Настолько устала, настолько переучилась, или... или... что "или"?

Комната расплывается перед глазами. Я что, падаю в обморок?

* * *
Моя комната. По-весеннему голубое утреннее небо за бледно-зеленой шторой. Старые, до желтизны выцветшие восьмиугольные часы на стене. Картина настолько похожа на то, что я видела во сне каких-то несколько минут назад, что меня пробивает на смех. Мда, все же переучилась... вот и снится всякое — то кошмар олимпиадника, то кошмар отличника.

На экране телефона — "8 апреля, пятница".

И никаких гвоздей, как писал Маяковский. В смысле, никаких провалов в памяти.

@темы: СтарТрек, калейдоскоп снов, мои фики, Коты-Воители, Рейнольдс, Экипаж, Алисиана, РЭЦЖ, металлические птицы, Shadow Fight 2, кастрианские истории, холодные Звезды, миррорверс, Оридж

---

Что было раньше, иллюстрация или фик?..

Белокрылая

Автор: Fire Wing
Фандомы: Хантер Эрин «Коты-Воители», Рувольти: эксперимент ценой жизни
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (1355 слов)
Герои: ОМП, ОЖП
Метки: вымышленная анатомия, другие планеты, инопланетяне
Саммари: — Почему, Метель, почему? Что тебе сделало наше племя?
— Вы не сделали ровным счетом ничего. Просто мне здесь не место.
Примечания: К первой части текста с помощью АватарМейкера и IbisPaint я сварганила

иллюстрацию.

иллюстрацию:


*****
Запах привел его к самому Карнизу, туда, где скала обрывалась вниз, в пропасть. Нерешительно ступая по скользкому льду и снегу, он подходил все ближе к краю. Быстро-быстро билось сердце при виде белоснежной фигуры на самом краю, в каких-то шерстинках от падения, будто бы не обращающей внимания на собственное положение.

— Метель? — прозвучало нерешительным выдохом — воитель боялся испугать белую не-совсем-кошку, заставить ее дернуться и свалиться со скального выступа.

— Светлоух? — она обернулась, четко выверяя движения, посмотрела в самую душу узкими зрачками, как умела только она. — Что тебе здесь нужно?

— Ты. Мне нужна ты. Племя волнуется.

— Передай им, что я не вернусь.

Он не мог сделать ничего. Не мог ухватить ее за загривок и дернуть, не мог увести от опасного края.

И мысль о том, что, быть может, через несколько минут на дне пропасти появится еще одно изломанное тело, острыми когтями раздирала душу.

— Почему, Метель, почему? — пытливо спросил воитель, осторожно делая еще один шаг к краю. — Что тебе сделало наше племя?

— Вы не сделали ровным счетом ничего, — прикрыв янтарные глаза тонкими веками, ответила та. — Просто мне здесь не место.

«Ей здесь не место», — шептались между собой старейшины, когда странный белый не-совсем-котенок, найденный патрулем на самой границе территории племени и принесенный в лагерь, крутился возле них. А яркие желтые глаза найденыша смотрели с жалобной надеждой, кривилась вытянутая наподобие широкого клюва мордочка, и кончик тонюсенького хвоста, опасливо поджатого, то и дело резко окрашивался в разные цвета, заставляя вздрагивать от неожиданности даже воинов.

«Ей здесь не место», — говорило все племя, напуганное ее странной внешностью, но она осталась. И училась наравне с остальными, с каждой луной все сильнее замыкаясь в своем крохотном мирке, обрывая заведенные было знакомства, давя эмоции в зародыше, словно за их проявление каждый раз платила непозволительную цену. А хвост ее уже больше не менял цвета, будто и не вспыхивал когда-то давно от малейшего шума пугливым желто-оливковым*.

«Ей здесь не место», — шептали в толпе, пока остальные во время посвящения странной не-совсем-кошки в воины кричали ее новое имя — Метель. А та, явно слыша эти шепотки, щурила похолодевшие с возрастом янтарные глаза в отчаянном протесте, готовясь в который раз доказывать обратное.

«Ей здесь не место», — говорил сокрушенно Молнезвезд, предводитель племени. И глашатай, вызванный на этот приватный разговор, кивал печально, соглашаясь, и озвучивал очевидное — таких, как Метель, не видел никто и никогда. И никто не знал, откуда вообще она появилась в тот день на границе.

— Но почему? Тебя приняли, тебе дали имя, ты — одна из нас! — восклицание Светлоуха, должно быть, вышло слишком экспрессивным, ведь он и сам понимал, что говорит неправду — Метель на самом деле приняли единицы.

— Я никогда не стану одной из вас, — ровно произнесла она, обвивая скальный выступ длинным тонким хвостом, тоже неправильным, не кошачьим, со странным ромбовидным уплощением на конце — именно оно, как помнил Светлоух, могло менять цвет. — Я всю жизнь пыталась доказать обратное, но это было бессмысленно. Гоняясь за признанием, я лишила себя права на эмоции и на полеты, а все ради чего? Ради знакомств, которые недопустимы? Ради дружбы, от которой не будет проку? — что-то все же прорвалось через ледяную холодность воительницы, на кончике хвоста мелькнула лазурь**, быстро сменившаяся алым цветом***, исчезнувшим так же стремительно. А заметившая это Метель заговорила размеренно, словно рассказывая сказку:

— Обычный кот боится шагнуть в пропасть, потому что понимает, что очень быстро его изломанное ударом тело окажется на дне. Но это он понимает подсознательно, и его пугает даже не столько боль от удара — его пугают секунды падения, свист воздуха в ушах и несущееся навстречу то самое дно. Я почти уверена, что мои предки, мои родители не боялись шагать в пропасть. Ведь им приходилось делать это много раз на дню, ведь падение — это тоже полет, а полет — это тоже падение, особенно когда сложены крылья. Чтобы полететь, в любом случае нужно оторваться от земли. Так почему я, дочь своих родителей, должна бояться шагнуть в пропасть? Почему должна прятать крылья и давить в себе желание полететь? Почему я не могу отправиться на поиски себе подобных?

И она напрягла мышцы, готовая сделать шаг — только вот шаг от края или за край, Светлоух не мог сказать. Он тоже напрягся, припал к снегу, понимая, что по-прежнему не может сделать ничего для спасения воительницы, повредившейся умом — как еще он мог объяснить околесицу, которую она несла про полеты и крылья?

— Пожалуйста, не делай этого!

— Мне здесь не место. Только, Звезд ради, — она изобразила некое подобие улыбки, — не перевирай ситуацию и не говори племени, что я совершила самоубийство.

И она шагнула в пропасть, а перед глазами воителя мелькнул окрашенный бледно-синим кончик ее хвоста****.

Светлоух горестно вскрикнул, уже понимая, чем всем кончится. Скребанув когтями по льду, прыгнул к самому краю, туда, где только что сидела Метель, и посмотрел вниз, ожидая увидеть забрызганный кровью снег на дне пропасти и искалеченное тело белой не-совсем-кошки. Но там ничего не было, и лишь какая-то крупная белоснежная птица взвилась, спугнутая, метнулась вверх по каменной стене и шмыгнула в ярко-голубое небо.

Кот проводил ее взглядом, отстраненно подумав, что птиц с четырьмя крыльями и длинным тонким хвостом он никогда не видел, и снова с отчаянной тоской уставился вниз. Разум, словно оледеневший в тот момент, когда мир на миг закрыл бледно-синий ромб, отказывался строить догадки о том, куда могла деться Метель — до тех пор, пока не мелькнуло воспоминание о точно таком же ромбе, которым оканчивался хвост неведомой птицы.

И в его голове возник один-единственный вопрос: как так вышло, что за столько лун никто не заметил ее крылья?

* * *
Ветер подхватил устремившуюся в грозовые облака Метель, незнакомо запел в перепонках крыльев, засвистел в ушах.
Она никогда еще не боролась с такой непогодой и оттого действовала на чистых инстинктах. Падая в воздушные ямы, кружась наперегонки со шквалами, прорываясь через влажную черноту облака, она летела, раскинув все четыре крыла, и в ней медленно-медленно пробуждалось то, что дремало последние пятнадцать лун. Она мчалась к самому центру грозы, туда, где молнии сверкали чаще всего, где гром раскатывался не переставая. И ее сердце билось в рваном такте искрящих молний, а крылья выгибал ветер.

Раз.

Вокруг стремительно мчащейся белокрылой не-совсем-кошки мелькали голубоватые искры, сливаясь в крохотные молнии наподобие тех, что резали небо вокруг. И она наслаждалась этими искрами, выпуская на волю то дикое, что всю сознательную жизнь давила в себе. И ей впервые в жизни было без разницы, какого цвета у нее хвост — ведь ее никто не видел!

Два.

Метель сощурила глаза, вытягиваясь в струнку, отводя назад раскинутые крылья. Она более не сливалась с грозой — она неслась сквозь нее, будучи в самом ее центре, и уже знала, что сейчас произойдет.

Три.

Ударила молния. Янтарная радужка окрасилась в чистую голубизну неба, пространство вокруг поплыло, мир расколол надвое удар — и она помчалась. Помчалась так, как не мчалась никогда. Время замерло, замерла она сама, у нее замерло дыхание, замерло в груди сердце — а она мчалась, и кончики крыльев обдавало нестерпимым, невозможным холодом, какого она никогда не ощущала в горах.

...Громыхнуло, и мир снова раскололся напополам, выпуская Метель в чужое, непривычное небо с огромной фиолетовой луной.

Она вздохнула, расставаясь с последними крупицами воздуха того, оставшегося позади мира и впервые пробуя на вкус воздух этого, нового. Плотный и наполненный запахами, он обжигал легкие и необыкновенно легко поддерживал под крылья. Уши ловили множество незнакомых звуков, тело, казалось, весило меньше, чем до взлета.

— Al'maze... — будто само по себе вылетевшее из клюва неизвестное слово удивило и испугало. Лапы коснулись влажной земли, крылья прошелестели по синей траве и тут же рефлекторно сложились, прижимаясь к спине и хвосту и становясь, как всегда, незаметными.

Зашуршали кусты, за ними мелькнула большая бурая птица с рогами и тут же скрылась, чем-то напуганная...

* * *
Метель вздрогнула, просыпаясь. Неокрепшие крылья ломило после вчерашних полетов, урчал пустой живот. Сквозь крону дерева, на котором она ночевала, виднелось издевательски голубое и чистое утреннее небо.

Она видела эти сны уже не в первый раз. Помнила, как уцелеть в грозе и как накопить энергию для решающего «прыжка» туда, домой, в родной мир под высоким небом с фиолетовой планетой. Всей душой рвалась в него, верила, что найдет там таких же, как она. Ждала и искала одного — сильной грозы, которая могла ей помочь. Но ее все не было и не было...


Примечания:
*Испуг.
**Усталость.
***Гнев.
****Решимость.
У неуловимых с крыльями типа «растяжные» сами крылья в сложенном состоянии практически не видны, даже их кончики прижимаются к хвосту.
Метель — не чистокровная русская белая, и поэтому ее шерсть не меняет цвет в зависимости от освещения.

@темы: калейдоскоп снов, мои фики, Коты-Воители, РЭЦЖ

---

Mirror!verse

Пепел сгоревшего мира

Автор: Fire Wing
Фандом: Звездный путь (СтарТрек)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (595 слов)
Герои: ОМП, ОЖП, mirror!Сайбок
Метки: AU, дарк, инопланетяне, научная фантастика, постканон
Саммари: Терранская Империя, смешивая ворованные технологии со своими, развивается, как говорят они сами, семимильными шагами. Виррианцы — всего лишь еще одна попавшаяся им на пути раса, слишком гордая, чтобы войти в состав Империи по первому требованию представителей последней, и наказанная за свою гордость. Вирриа — всего лишь еще одна показательно уничтоженная планета, уже вторая в этом секторе. А Равиар и Керера — всего лишь еще двое разумных, в одночасье вдруг превратившиеся в представителей вымирающего вида.
Примечания: Действие фика происходит ближе к концу двадцать третьего века, когда, согласно моему хедканону, Сопротивление только начинало набирать силу.

*****
Ни на секунду не прекращая ругаться, Равиар, старпом «Созвездия», бессистемно вертит в тонких хитиновых пальцах — покрывающие их пластины от трения еле слышно скрещежут, — использованную ампулу из-под стимулятора:

— Сволочи! Бездушные твари! Aterkras! — последнее слово универсальный переводчик судового врача оказывается не в состоянии прожевать и потому выплевывает неизменным.

Марен делает мысленную пометку подойти к старпому-инсектоиду позже — его состояние можно назвать каким угодно, но не нормальным, хоть он и избежал ментальной перегрузки и последующего шока. То ли его телепатические способности просто слабее нормальных для виррианцев, то ли он, подобно древним вулканским мастерам Колинара, сумел вовремя «закрыться».

Керера, вторая представительница виррианской расы в их небольшом экипаже, сидит, прикрыв многочисленные глаза, и кажется неживой, если не присматриваться к подрагивающим дыхальцам. Активировав имплантированные в пальцы сканеры, Марен в несколько отработанных до автоматизма движений получает все нужные данные о ней. Чудовищное нервное и физическое истощение, отсутствие реакции на внешние раздражители — здесь шок уже налицо. В смысле, на головогрудь, недаром говорят, что виррианцы произошли от насекомых.

Он вставляет в инъектор ампулу и, не спрашивая разрешения, прижимает инструмент к жесткой руке Кереры. Сон, хоть медикаментозный, хоть нет — единственное, что может ей помочь.

Даже не оглянувшись на лишь чуть менее погруженного в себя Равиара, который продолжает материться, мешая стандарт с виррианским языком, Марен выходит из медблока. А, оказавшись снаружи и уже не подпадая под действие негласного правила «при пациентах врач должен оставаться спокойным, даже если мир рушится», без сил сползает по переборке, вонзив когти в тонкий пластик.

…Терранская Империя, смешивая ворованные технологии со своими, развивается, как говорят они сами, семимильными шагами. Виррианцы — всего лишь еще одна попавшаяся им на пути раса, слишком гордая, чтобы войти в состав Империи по первому требованию представителей последней, и наказанная за свою гордость. Вирриа — всего лишь еще одна показательно уничтоженная планета, уже вторая в этом секторе. А их штурман и старпом — всего лишь еще двое разумных, в одночасье вдруг превратившиеся в представителей вымирающего вида. Из таких в основном и состоит Сопротивление.

Но то, что считалось всего лишь средством усмирения и устрашения непокорных, для виррианцев с их телепатической сетью, охватывающей всех и каждого, стало изощренной пыткой. Агонию тех, кто был на планете в момент ее уничтожения, в полной мере прочувствовали все остальные вне зависимости от расстояния.

Марен давно уже не сочувствует пациентам — на это никаких сил не хватит. Но при одной мысли о том, что испытывали Керера и Равиар, хочется сделать инъекцию снотворного уже себе, чтобы хоть ненадолго абстрагироваться от невыносимой реальности, забыть о происходящем.

К реальности его возвращает вопрос капитана:

— Что с ними?

Нет нужды уточнять, о ком он спрашивает. Хотя бы потому, что в медблоке сейчас всего двое пациентов.

— У Кереры ментальный перегруз, она спит. Равиар… сам посмотри, — Марен указывает на дверь рудиментарным крылом, при сползании в сидячую позу не сложенным до конца. — Он пятнадцать раз, не повторившись, послал меня, а уж сколько проклятий и нелестных кличек досталось имперцам… Трогать его в таком состоянии я не рискнул.

Капитан морщится, проводит рукой по отросшим седым волосам:

— Все так плохо? Тогда я пошел.

— Укусы виррианцев очень опасны, помнишь? — Марен находит в себе силы криво усмехнуться. — Хотя, с твоей-то замороченной вулканской физиологией…

За что их капитана когда-то давно изгнали другие вулканцы, не знает никто в Сопротивлении. Только с корабля на корабль, от команды к команде передается труднопереводимое словосочетание на древнем вулканском языке — «в’тош ка’тур».

Капитан тем временем, ничего не ответив Марену, скрывается в медблоке. Пожалуй, он — действительно единственный из всего экипажа, кто может без риска для жизни подступиться к старпому, чтобы его успокоить и уговорить хотя бы на первичный осмотр…

— Я чувствую твою боль. Раздели ее со мной, — слышится из-за двери негромкое, и ругательства постепенно стихают.

@темы: СтарТрек, мои фики, миррорверс

---

Холодные Звезды — 3

Так угодно Звездам

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (1590 слов)
Герои: ОЖП, ОМП
Метки: AU, ангст, антиутопия, дарк, повседневность, постканон, смерть второстепенных персонажей
Саммари: Звездное племя взяло племена под контроль. Теперь пророчества – вполне конкретные указания, как надо действовать, а котята избавлены от необходимости выбирать, идти им по пути целительства или становиться воинами – за них все решают Звезды.
Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в Сумрачный лес.
Примечания: Обложка от чудесной Jas Tina:

тык

*****
Маленькую Тьмушку не слишком-то и привлекают травы во всем их многообразии. Она мечтает бегать наперегонки с ветром по пустошам, сражаться до капли крови за свое племя и с гордо поднятой головой приносить в лагерь добычу. И она с нетерпением ждет Решения предков, не сомневаясь, что ее определят на путь воина.

Ручеек, ее брат — тот не такой. Он тихий, скромный, предпочитающий веселой возне наблюдение за каким-нибудь ползущим по травинке жуком… будущий целитель, да и только. Или терпеливый охотник, который может полдня провести в засаде. Впрочем, сам Ручеек на все вопросы сестры о своем возможном будущем предпочитает отговариваться какой-нибудь ерундой вроде «Звездам решать, кем я стану».

Смешно даже! Ведь и мышке понятно, что предки выбирают то, к чему у будущего ученика лежит душа. Недаром же они постоянно наблюдают за племенами с небес?

Засыпая под действием маковых семян возле Лунного озера — таков ритуал Решения, — Тьмушка уже предвкушает горести и радости бытия оруженосцем.

* * *
— Как… целителем? — нет, не может этого быть. Наверное, в трансе, когда ее голосом вещали предки, она оговорилась — эти семена ведь так путают сознание, что совершенно невозможно сосредоточиться даже на собственных мыслях… или же что-то не так сказало Звездное племя. — Это точно?..

— Звезды не ошибаются, — роняет в повисшую тишину Ливнехвост, целитель племени, и отворачивается от Тьмушки, замершей в горестном непонимании, к начавшему приходить в себя Ручейку. — Ты станешь воином, — все так же бесстрастно извещает он котика. У того в глазах мелькает отражение недоумения сестры. Тьмушка ждет от него вопроса, возмущения, хоть какого-нибудь несогласия с Решением… но ничего такого не происходит. Ручеек уважительно склоняет голову перед гладью Лунного озера:

— Благодарю вас, предки, за то, что помогли мне выбрать жизненный путь.

— Это ошибка! — восклицает Тьмушка. — Нас наверняка перепутали! Ну какой из меня целитель?!

— Звезды не ошибаются, — с нажимом повторяет Ливнехвост. — Ты же не хочешь вызвать их гнев своей строптивостью?

Невообразимое множество слов подкатывает к горлу Тьмушки — и умирает под холодно-безразличным, как северный ветер, взглядом ее будущего наставника.

Оспаривать Решения не принято.

* * *
— Ручьелап! Ручьелап! — выкрикивает племя Ветра в ночное небо, и Тьмушка кричит вместе с ними, хоть к глазам и подступают злые слезы. Ее брат достоин капельки счастья, и не его вина, что это счастье они не разделили между собой.

После церемонии она ищет Ручьелапа в толпе. Земля, обычно такая незыблемо-постоянная, уходит из-под лап, и Тьмушка отчаянно надеется, что разговор поможет ей хоть немного успокоиться.

— Ручьелап! — и брат удивленно оборачивается на ее возглас.

Тьмушка давит из себя кривую дрожащую улыбку:

— Ты ведь научишь меня боевым приемам? А я помогу тебе узнать травы, — судорожная попытка удержать единство, начавшее рассыпаться в прах еще там, у Лунного озера, смягчить последствия Решения и остановить трещину, ползущую между ними.

— В Законе сказано, что целители не сражаются, ты же знаешь, — Ручьелап объясняет это мягко, словно разговаривает с котенком. — Прости, мне нужно идти.

И в самом деле уходит прочь, к другим оруженосцам, которые встречают его дружескими возгласами. А Тьмушка — Тьмушкой она была и останется для всего племени до тех пор, пока не займет место наставника, и лишь он будет звать ее ученическим именем, — стискивает зубы, чтобы из горла не вырвался предательский всхлип.

— Привыкай, — тихой тенью рядом возникает Ливнехвост, и Тьмушке чудится в его голосе не то насмешка, не то затаенная горечь. — И возьми себя в лапы, целителю нельзя демонстрировать эмоции.

Будущим целителям, в отличие от будущих воителей, не положена какая-то особенная церемония. Ливнехвост просто отводит ее к расщелине в скале, из которой терпко пахнет травами и в которой старшие оруженосцы уже приготовили вторую подстилку, и напоследок бросает лаконичное:

— Надеюсь, ты будешь старательной ученицей, Темнолистая.

* * *
Чем больше Темнолистая узнает о ремесле целителя, тем сильнее его ненавидит. Оно выглядит жалкой попыткой пойти против природы — иллюзорно большое количество знаний совершенно бесполезно перед по-настоящему серьезными травмами и заболеваниями.

Возможно, в этой ненависти отчасти виновато то, что она никак не может запомнить свойства целебных трав и смесей.

Целители обязаны лечить соплеменников, но им запрещено ошибаться — тот, кто не сумел спасти больного, по умолчанию считается виноватым.

— Должен предупредить, — голос Ливнехвоста, как всегда, бесстрастен, — когда ты займешь мое место, будь готова принять наказание за ошибки.

— Какое именно? — ученица поднимает на него потускневшие глаза, даже не возмущаясь еще одному идиотскому правилу только-для-целителей. Корка льда, сковавшая ее сердце за последние луны, надежно прячет от окружающих жалкие остатки эмоций — по крайней мере, ей так кажется.

— Тебе будут вырывать когти. По одному за каждую смерть.

— А что будет, когда когтей не останется? — вокруг шеи обвивается незримая ежевичная плеть паники, перекрывая доступ воздуху, и приходится сглотнуть, чтобы продолжить более-менее нормальным тоном: — Что если умрет больше восемнадцати котов?

— Я это еще не выяснил, — сухо отзывается Ливнехвост, у которого — Темнолистая заметила это уже давно, — медленно отрастают два новых когтя на передней лапе. — И да, лечить эти, как их называл мой наставник, «позорные раны» запрещено, даже если начнется заражение.

Говорят — вернее, рассказывают шепотом старейшины, как величайшую тайну, — когда-то давно целителям нельзя было иметь пару и котят. Теперь же им, согласно Закону, вовсе нельзя привязываться к соплеменникам — считают, что это может помешать им выполнять свои обязанности. Именно поэтому целители не участвуют в сражениях — когда их ничто не держит в своем племени, что мешает им перейти на сторону врага?

И ровно по этой же причине целителей за пределы лагеря отпускают только в сопровождении воинов.

Темнолистой до зуда под шкурой хочется убить того, кто неоспоримо решил, что отсутствие привязанностей означает запрет на вообще любые чувства. Контроль эмоций дается тяжело, все невысказанное, невыплаканное копится-копится-копится, распирая грудную клетку изнутри, невидимый огонь жжет ребра, то и дело норовя прорваться к горлу неосторожными, необдуманными обвинениями в адрес Звездного племени, изломавшего ей судьбу, в адрес племени Ветра, что теперь смотрит на нее как на пустое место, в адрес брата, который с удивительной легкостью вычеркнул ее из своей новой жизни…

Она не замечает, в какой момент этот ком эмоций спрессовывается настолько, что затухает, покрывается слоем холодного равнодушия, припорошенного пеплом горечи, оставшейся с самого Решения. И с каждым днем этот слой становится только толще.

* * *
— Он мертв, — Ливнехвост не сожалеет о случившемся — он просто извещает окружающих о свершившемся факте.

Тело воина, перепачканное в крови, раздробленные камнями кости и превращенные в кровавую кашу лапы вызывают у Темнолистой чувство жути и тошноту от мысли, что им придется тащить это в лагерь, чтобы с ним попрощалось племя. Странно, что он продержался до прихода помощи и даже какое-то время после, странно, что его вообще смогли достать из-под обвала живым…

— Конечно, он мертв, ведь вы ничегошеньки не сделали! Вы просто дали ему умереть! — шипит какая-то белая воительница, имени которой ученица даже не помнит за ненадобностью.

— Ему было не помочь, — обрубает целитель.

— Или вы не хотели ему помочь? — вкрадчиво спрашивает второй воин, высоченный по меркам племени Ветра черный котяра. Темнолистая впивается когтями в землю, не замечая, что ее ледяной панцирь спокойствия трещит, готовый рассыпаться в пыль.

— Интересно, как ты представляешь себе помощь? — она не сразу узнает в этом низком рычании собственный голос. — Замотать паутиной и надеяться, что это, — взмах хвостом в сторону торчащих осколков костей, — срастется по воле Звездного племени?

В ушах звенит от увесистой оплеухи Ливнехвоста, и через этот звон пробивается его громкий шепот — такой, чтобы слышали все:

— Я понимаю, что тобой движет горе, но веди себя достойно, Тьмушка.

Очень хочется возмутиться, рявкнуть, что чихала она с высокой скалы на этого кота, которого даже не знала — если посмотреть беспристрастно, она настолько далека от племени, что помнит только имя предводителя и нескольких воинов, чаще всего сопровождающих ее в вылазках за травами, — но тут до нее наконец доходит замысел наставника. Пока что на них озлоблены только эти двое, но нет сомнений, что с ними согласится все племя. Ведь они с Ливнехвостом не выполнили целительский долг — не помогли, не спасли, не сотворили чудо.

— Не надейтесь, что избежите наказания, куски дерьма! — эхом отзываясь мыслям Темнолистой, цедит сквозь зубы белая воительница.

Привычную маску бесстрастности — да, придется признать, что все-таки только маску, — получается натянуть с большим трудом.

* * *
Говорят — осторожно, тихо, опасаясь гнева Звезд, — когда-то давно именно целителям полагалось разгадывать пророчества. Теперь же они — не более чем вестники воли Звездного племени, от которых требуется одно: быстро, не исказив, передать эту волю предводителю, который уже сам решит, как именно ее толковать. Впрочем, малопонятные видения тоже ушли в прошлое — Звезды уже не подталкивают живущих в нужном направлении, но тычут им приказами в нос, точно несмышленым котятам.

…Теплое солнечное утро летит кувырком, начиная с самого рассвета. Сначала, стиснув зубы — значит, лапа с вырванным когтем все еще ноет, — ухрамывает к предводителю с новым знамением Ливнехвост, отделавшийся от вопросов ученицы кратким «Я не намерен тебя в это впутывать». Затем при разборе «кладовой» с травами выясняется, что паутины у них до странного мало — хотя раненых в последнее время точно не было.

И, апогеем происходящего — Ручьелап, за загривок втаскивающий в лагерь кого-то из соплеменников — кажется, Чижа. Ничего необычного, если забыть о том, что рослый широкоплечий серый кот — оруженосец, а щуплый черно-белый котик, которому сложно дать больше восьми лун и которого как раз-таки тащат по земле — воин.

— Что произошло? — стремительно оборачивается Темнолистая к наставнику. Ее слух вычленяет из раздающихся снаружи криков слова «вор» и «предатель».

— Вчера патруль тяжело ранил и прогнал с нашей территории бродячую кошку. Чиж нашел ее, истекающую кровью, дождался, пока мы оба уйдем за травами, и украл паутину, забыв, что Звезды все видят. А сегодня Ручьелап по приказу предводителя совместил охотничье-боевое испытание с поимкой вора. Логическая цепочка понятна? — осведомляется Ливнехвост.

Темнолистая рвано кивает. Спрашивает, уже не отрывая взгляда от происходящего снаружи:

— А что с нарушительницей?

— Неизвестно.

Сомнений относительно судьбы провинившегося у Темнолистой нет. Кража целительских запасов во все времена считалась тяжелым преступлением. Помощь бродягам и иноверцам с некоторых пор — тоже.

Ручьелап по знаку предводителя смыкает челюсти на тонкой шее Чижа.

— Неудивительно, — еле слышно шипит ученица, кривясь, как от сильной боли, — что Звезды не допустили моего брата до целительства. Будучи послушным воином, он принесет им гораздо больше пользы, чем будучи послушным целителем.

@темы: мои фики, Коты-Воители, холодные Звезды

---

Море, море, мир бездонный...

Прилив

Автор: Fire Wing
Фандомы: Хантер Эрин «Коты-Воители», Catwar
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (420 слов)
Герои: ОЖП, ОМП
Метки: AU, ангст, моря / океаны, нелинейное повествование, смерть основных персонажей
Саммари: Тяжелое серое небо нависает над замершими котами, готовое рухнуть, проломить лед и вдавить всех в дно. Треск повторяется уже ближе, темно-синий, почти черный зигзаг прорезает белизну льда.
Примечания: Работа написана по заявке на третью тему: Холод, от которого коченеет тело; тяжёлое серое небо; понимание, что ничего не вернуть; прилив.
Частичный кроссовер КВ с Catwar'ом.
P.S. Все совпадения с именами реальных игроков Вара случайны.

*****
Стылый зимний воздух прошивает треском — пока еще далеким и потому почти не страшным. Будто первая ласточка грядущего ужаса промелькнула и растворилась в серой дали.

Оставшееся им время утекает-утекает-утекает, как кровь сквозь когти, и чем меньше его остается, тем отчетливее становится мучительное понимание своей ошибки, которую уже не исправить.

— Это наша территория, — чеканит слова Штормозвезд, и даже старшие воины ежатся под тяжелым взглядом его темных глаз.

— Мы готовы отобрать ее с боем, — в противовес Морскому предводителю Лучистая, Солнечный глашатай, в нетерпении бьет хвостом по снегу в предвкушении битвы. Как ей кажется, она просчитала все, что могла — начиная от количества бойцов в отряде и заканчивая конкретным куском территории, который голодающее Солнечное племя хочет оттяпать себе.

Это первая такая отчаянно холодная зима на памяти племен, и все выживают как могут.

— Будь по-вашему, — Штормозвезд показывает клыки в жутковатой, дикой улыбке. — Морское племя, ко мне!

— Солнечные, в бой! — визжит она.

Тяжелое серое небо нависает над замершими котами, готовое рухнуть, проломить лед и вдавить всех в дно. Треск повторяется уже ближе, темно-синий, почти черный зигзаг прорезает белизну льда.

Слишком поздно Солнечные поняли, что их теснят прочь с укрытого снегом побережья дальше, в скованный льдом океан — даже он, вечно живой, вечно неспокойный, утихомирился под натиском мороза.

Подозрения зародились только тогда, когда Морские посреди битвы вдруг прянули назад, и тогда же лед под их тяжелыми мощными лапами многозначительно хрустнул. Солнечные на миг замерли, будто сами оледенели — и, не разбирая дороги, рванулись следом, стремясь как можно скорее оказаться на берегу.

Но где-то на мелководье — точнее сказать было сложно, не видя скрытой за снежной белизной границы суши — их встретил сомкнутый строй, ощетинившийся зубами и когтями. Готовый сделать все, но не пустить их обратно на землю.

На левом фланге распушившийся Корнелап неуклюже скачет на месте, пытаясь не то согреться, не то напугать Морских, но те и усом не ведут. От бесстрастного взгляда их темных холодных глаз, будто впитавших в себя всю глубину океана, у Лучистой по позвоночнику пробегают мурашки.

Она переступает окоченевшими нечувствительными лапами.

У Морского племени было одно преимущество — они знали нрав океана, поднимавшегося дважды в сутки всегда, в любое время года. И, не колеблясь, обернули это знание себе на пользу, позволяя приливу сделать всю грязную работу за них.

Новый треск, теперь уже оглушительный. Узкая полоска черноты пересекает непрочный лед всего в двух прыжках от Солнечных котов. Лучистая ловит на себе панические взгляды соплеменников.

Неправильный, непривычный мороз за время между двумя приливами успевал срастить растрескавшийся лед в единое целое, создавая иллюзию, будто ничего и не происходило.

Снова треск, и под лапами Солнечных распахивает жадную пасть серо-синяя холодная бездна.

@темы: мои фики, Коты-Воители, Catwar

---

Вся игра за семьсот слов

IDIC

Автор: Fire Wing
Фандом: Shadow Fight 2
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (690 слов)
Герои: Тень, Мэй, все демоны во главе с Титаном
Метки: согласование с каноном, сражения, фэнтези
Саммари: «Познай своих противников, — говорит Тени Сэнсей во время бесконечных тренировок, — и тебе легче будет победить их».
И он познает — до боя, в бою и после боя.
Примечания: IDIC – вулканский принцип, расшифровывающийся как «Бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях» (термин относится к фандому СтарТрека).

*****
«Познай своих противников, — говорит Тени Сэнсей во время бесконечных тренировок, — и тебе легче будет победить их».

И он познает — до боя, в бою и после боя. Предугадывает удары уже на интуитивном уровне, отвечает противодействием на каждое действие и почти наслаждается теми мгновениями, когда в глазах напротив мелькают ужас и непонимание.

Сражаться с демонами сложнее, чем с их телохранителями, ведь у каждого пришедшего из-за Врат свой, неповторимый стиль битвы, которого не встретишь у обычных людей. Но это только разжигает интерес.

* * *
Рысь — незаметный, в своей темной легкой броне сливающийся с крышами. Во всех его движениях — плавность, стремительность и кошачья грация. Он — порождение ночи, прямо как сам Тень, из безлунной тьмы пришел и в нее же уходит после очередной победы.

«А еще у него тяжелая рука», — машинально подмечает Тень сквозь звон в ушах в те краткие мгновения, что лежит на скользкой крыше, оглушенный увесистой оплеухой.

* * *
Отшельник — невзрачный, воплощающий вечный дождь в своей провинции. Движения у него четкие, выверенные, выдающие старого мастера. Он умело бьет в нужные точки на теле, останавливая дыхание и сердцебиение — запрещенная техника бескровного боя. И Тень раз за разом валится на мокрую землю, не имея возможности вздохнуть.

Отшельник уверен, что достиг вершины боевого искусства, и тем сильнее удивляется, проиграв.

Уже потом Тень узнает, что Отшельник первым обуздал демоническую силу и перевел ее в то, что люди позднее назвали магией.

* * *
Мясник в самой своей сути — грубая сила. Он сражается с Тенью не как с равным, а как со строптивой скотиной, которую во что бы то ни стало нужно поскорее зарубить. А победив, не скупится на жестокость — когда под тяжелым тесаком хрустит, ломаясь, его хребет, поверженный Тень не может сдержать крика боли.

* * *
Оса — пиратка до мозга костей, хитрая и изворотливая, не брезгующая обманными приемами. К ее утыканной множеством мелких шипов броне страшно даже прикасаться — изранишь руки до костей. Ее движения резкие, рваные, трудно предугадать, откуда обрушится следующий удар. Она знает свой корабль как свои же пять пальцев и умело прыгает, почти летает с мачты на мачту. Временами Тени даже кажется, что он видит за спиной у Осы тонкие прозрачные крылья насекомого.

* * *
Вдова — загадка, полная контрастов. Алое платье на белом снегу. Кристаллики нетающего льда на бледной коже. Невесомые веера, которые тем не менее очень больно ранят, в качестве оружия. Внешняя холодность и жгущие огнем эмоции, спрятанные за ней.

Вдова хрупка и легка, совсем не носит брони и потому всегда нападает первой. Она не выглядит опытным бойцом, но Тень с трудом находит в ее движениях логику и систему. Вдова использует не заученные приемы, а интуицию и что-то еще, чего нет у смертных.

* * *
Сегун из всей шестерки демонов менее всего похож на человека — не различить, где кончается кожа и начинается прочнейшая броня. Он, как и его противник, отдается бою со всей страстью, совершает рывки и сложные приемы, комбинирует движения, вкладывая в это всего себя. Однако он совершенно не умеет импровизировать, и Тень, забирая нефритовую печать, чувствует почти брезгливое облегчение.

Подобно Отшельнику, Сегун с трудом верит в свое поражение.

* * *
Мэй нечеловечески быстра, нечеловечески сильна и нечеловечески проницательна. И, что гораздо хуже, — Тень понимает это где-то в середине первого сражения, — она слишком хорошо его знает. И это знание в сочетании с теми же умениями, что у Вдовы… пугает.

Он впервые на своей шкуре познает, каково это — когда противник наперед тебя самого знает твою тактику.

Само поражение не значит ровным счетом ничего — Тень давно уже не считает свои шрамы, а бесчисленные сражения с демонами научили его упрямству. У него есть силы и возможность сходиться в битве со своей бывшей оружейницей снова и снова, до победного, и он этой возможностью пользуется.

* * *
Спустя бесконечное количество боев он наконец побеждает, сбрасывая тем самым с разума Мэй ментальные оковы. Титан смотрит заинтересованно, но в его белых глазах по-прежнему нет страха.

Впереди остался один-единственный решающий бой, тот, в котором не будет времени на привычный анализ, на поиск подходящей тактики. Титан не даст ему второго шанса.

И Тень впервые осознанно будит то, что дремало в нем все время после потери физического тела. То же, что, пусть и будучи другой природы, делало хрупкую Вдову самым опасным противником из всех, с кем ему когда-либо приходилось сражаться до Титана.

Посреди грохочущего плазменного ада Крейсера он позволяет теневой энергии полностью завладеть своим телом и разумом.

@темы: мои фики, Shadow Fight 2

---

Внезапнокроссовер

Где тонко, там и рвется

Автор: Fire Wing
Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (3430 слов)
Герои: Третий капитан, ОМП (Рес)
Метки: инопланетяне, крылатые, нелинейное повествование, параллельные миры, попаданчество, пропущенная сцена, фантастика, смерть второстепенных персонажей
Саммари: Последствия пересечения Галактического Барьера на скорости, близкой к скорости света, могут быть... странными.
Кроссовер с «Кастрианскими историями».
Примечания: Концепт Галактического Барьера взят из СтарТрека.
P.S. Не кидайтесь сапогами за химические выкрутасы в тексте.

*****
Что его экспедиция в другую галактику обречена на провал, стало понятно уже после пересечения Галактического Барьера. Большая часть всей энергии «Странника» тогда ушла на поддержание щитов, без которых в межгалактическое пространство вылетели бы разве что обломки. Третьему капитану тоже досталось — Барьер имел чудовищной напряженности эмофон, состоящий в основном из ненависти и беспросветного отчаяния. Казалось, что он стал таким оттого, что некие разумные существа раз за разом отчаянно пытались выбраться за пределы галактики, но безуспешно — а Барьер впитал их эмоции и усилил во много раз.

Все это Третий осознал уже потом, когда пришел в себя и немного оправился от последствий эмпатического шока — насколько он был силен, сказать было сложно. Психоэмпатическая связь с Первым и Вторым на таком расстоянии почти не ощущалась, а теперь между ними еще и встал непроницаемой преградой Барьер, сделав ощущение одиночества как никогда полным.

…А потом, через годы полета, диковинной зеленовато-синей дымкой весь обзорный экран занял Внешний Барьер другой галактики. Третий, наученный горьким опытом, сразу перед контактом выставил корабельные щиты на максимальную мощность и сам «закрылся» — второй раз получать удар по эмпатической системе не хотелось абсолютно.

Щиты, что корабельные, что свои, не помогли. Первый же энергетический всплеск Барьера, оказавшегося куда менее статичным, чем Барьер Млечного Пути, уменьшил их мощность на шестьдесят процентов, следующий окончательно смел щиты вместе с сознанием капитана, а последний ударил по электронике корабля.

…И теперь «Странник», с неохотой выплюнутый Барьером внутрь галактики Андромеды, летел все с той же огромной скоростью, с которой пересекал межгалактическое пространство — но в его системах не осталось ни джоуля энергии, корабль был мертв, словно какой-нибудь астероид.

Первые сутки после пересечения Барьера Третий, игнорируя последствия эмпатического шока, еще пытался как-то оживить корабль, даже хотел выходить в открытый космос и вручную разворачивать солнечные батареи в надежде на то, что «Странник» пролетит достаточно близко от какой-либо звезды, но потом отступился от этой идеи. Последствия столкновения корабля даже с пылинкой на скорости, близкой к световой, он представлял вполне отчетливо.

Меж тем начинало сказываться отсутствие вентиляции — на вторые сутки в рубке стало в прямом смысле нечем дышать. Засыпающий на ходу капитан, которого то и дело догоняли последствия оглушения, все же сообразил, что подолгу находиться в одном месте не стоит, и успел убраться из рубки до того, как сознание отключилось от переизбытка углекислоты. После чего наведался в медблок за стимулятором помощнее.

Ситуация вырисовывалась куда как безрадостная. Несмотря на то, что кислорода в «Страннике» должно было хватить на шесть стандартных суток — а с учетом баллонов от скафандра этот срок увеличивался еще на несколько дней — куда большую проблему представляло постепенное накопление в воздухе углекислоты, а также необратимое остывание корабля.

В поисках решения Третий отправился в трюм, вспомнив, что где-то в его недрах хранилось некоторое количество едкого натра. На поиски у него ушло несколько часов — в кромешной темноте не помогало даже фиксианское зрение.

В конечном итоге рыскания по всему трюму все же увенчались успехом, правда, найденный запас щелочи оказался прискорбно мал — надолго не хватит. И это было не единственной проблемой. Сама по себе реакция едкого натра с углекислотой* в воздухе шла бы крайне медленно, для ее убыстрения требовалось встряхивать раствор или пропускать через него воздух. Однако при отсутствии искусственной гравитации малейший толчок грозил вылетанием всего раствора или отдельных его капель из незакрытой емкости.

Решение пришло спустя еще примерно сутки без сна и на стимуляторах: создать центростремительное ускорение путем вращения вокруг собственной оси — проще говоря, закрутиться на одном месте, держа сосуд с гидроксидом в вытянутых руках — проделать с раствором все необходимые манипуляции, загерметизировать емкость, после чего прекратить вращение.

Идея оказалась простой только «на бумаге». На деле же Третий потратил несколько часов на то, чтобы приноровиться вращаться с нужной скоростью и на одном месте, практически не двигаясь относительно палубы — столкновение с упомянутой палубой, переборкой, потолком или любым другим объектом было чревато опять же разлетанием раствора.

Несколько часов тренировки не прошли зря — ему все же удалось более-менее очистить воздух в рубке, не расплескав раствор. «С помощью кувалды, лома и такой-то матери», — наверняка так охарактеризовал бы это Первый. Действительно, в процессе Третий изрядно напомнил сам себе шамана, выплясывающего с бубном вокруг костра что-то ритуальное.

Тем временем наступили четвертые сутки его пребывания в галактике Андромеды. Начало оных ознаменовалось практически полной утратой адекватного восприятия — фиксианец с трудом мог мыслить более-менее связно, стимуляторы уже не помогали, а реальность воспринималась обрывками. В обычных условиях он, возможно, продержался бы без сна куда дольше, но сейчас немало сил отнимали последствия эмпатического шока.

…Двигаясь неловко, нескоординированно — голова все еще кружилась после «шаманства» с едким натром — Третий вплыл в рубку. Окружающая реальность в виде торчащих из переборки скоб уплывала из-под рук в темноту, рассыпалась на части. Из иллюминатора насмешливо подмигивали незнакомые созвездия. Вязкие мысли тянулись, тянулись и все никак не хотели складываться во что-то внятное.

Он попытался нащупать следующую скобу — рубку он знал достаточно хорошо, чтобы ориентироваться в ней даже в полной темноте — но пальцы захватили лишь пустоту. И, подобно тому, как его тело по инерции ухнуло к палубе, ничем более не удерживаемое, куда-то в непроглядный мрак уплыло и сознание.

* * *
Рес любил свой город в том числе и за то, что за его чертой цивилизация исчезала начисто, оставляя любого желающего прогуливаться наедине с природой и вечными сумерками.

…Бывают среди представителей различных рас странные индивиды, находящие удовольствие в беге без цели, без смысла, только лишь ради самого движения и ощущения полной свободы. Он — один из них, но с той разницей, что его в такие моменты тянет не вперед по огромной равнине, окружающей город, а вверх, в темное небо. Хотя без разбега все равно не обойтись; с его длинными и узкими крыльями, нормальными для чистокровного «морского», взлетать с места — одно сплошное мучение.

Короткая заиндевелая сине-зеленая трава, покрывающая равнину, колышется под ветром, как бы намекая, что лучшего места для взлета и придумать нельзя. Порыв ветра ударяется о перья расправленного крыла, сгибая их, и едва не опрокидывает кастрианца на спину. Тот смеется этому ощущению, как беззаботный птенец, и наклоняется вперед, чтобы полностью расправить крылья и не упасть. А затем начинает разбег.

Он бежит, расставив в стороны крылья и зачем-то даже руки, видя краем глаза собственные мелькающие ноги — и чувствует, как воздух с набором скорости словно уплотняется, плавно обтекая со всех сторон тело и срываясь с маховых перьев и хвоста.

Новый порыв сбивающего с ног ветра выжимает из глаз ненужные слезы, резко тянет крылья вверх. Длинно сморгнув, кастрианец опускает прозрачное «третье веко», сильно толкается правой ногой, ложась на воздух и делая первый, самый важный взмах. Поджимает ноги, вытягивает руки вдоль тела и скользит над сине-зеленой травяной поверхностью — так низко, что до земли можно достать крылом в неосторожном взмахе. А затем, окончательно выровнявшись в воздушном потоке, открывает спинные щели, позволяя телу самому перестроиться для полета.

Просто прохладный доселе воздух резко обжигает гортань и волной прокатывается все глубже, к самым легким и вновь наружу через щели, высушивая слюну с языка. Тут же новый холод зарождается внутри, расходясь по крови откуда-то из живота во все стороны и добираясь до самых кончиков пальцев — так ощущается начавший вырабатываться антифриз, который даже на самой большой высоте позволит вытерпеть царящий там холод без последствий для организма.

И, едва дождавшись, пока волна холода схлынет, а слюна загустеет, предохраняя слизистую от пересыхания, Рес резким взмахом крыльев бросает себя вверх, к облакам.

* * *
На такую высоту забираются только самые отчаянные, самые быстрокрылые из его соотечественников — немногие способны развить такую скорость, которая позволит здесь не задохнуться.

А кастрианец, испытывая собственные силы, стремится все выше и выше, замедляясь сильнее с каждым мгновением — на такой высоте крылья уже просто не могут обеспечить нужную подъемную силу.

И все же он рвется вверх, к звездам, не обращая внимания на подступающее удушье, на вцепившийся в тело мороз высот, который потом не отпустит так просто, на то, что даже облака остались далеко внизу.

И только тогда, когда плотность окружающего воздуха падает до критической, он прекращает подъем и на крохотную долю секунды просто замирает в невесомости, раскинув в стороны крылья.

Если бы у него сейчас было достаточно воздуха в легких, он нарушил бы ликующим криком мертвенную тишину высот — но его нет, нет, нет, и он складывает крылья, падая в обжигающем холоде.

* * *
Он, как игла, пронзает верхний слой облаков. На остывших там, наверху, перьях кристалликами осаждается лед — но кастрианец не встряхивается, а, напротив, весь вытягивается, плотнее прижимая конечности к телу, чтобы быстрее миновать облака.

Воздух будто уплотняется вновь, с силой врезаясь в лицо и плечи и скатываясь дальше, к хвосту. Приходится даже полностью раскрыть спинные щели, чтобы не задохнуться.

Шансов достичь скорости звука у него практически нет, но он и не хочет, а просто продолжает падать — теперь словно между двух небес; сверху облака, снизу облака, а он мчится в пустоте между ними.

Второй облачный слой стремительно приближается, в его разрывах уже виднеются огни города. Рес мог бы спикировать и сесть на какой-нибудь улице, но его все еще зовет небо, и он не может, да и не хочет сопротивляться этому зову.

Он раскрывает крылья, позволяя ветру со всей силы рвануть, выгнуть их, попросту сдувая успевший намерзнуть лед — и ныряет в черноту облака, сбрасывая скорость.

В свисте воздуха слышится шелест чужих крыльев, и он оборачивается в сторону звука — достаточно быстро, чтобы успеть увидеть подозрительно знакомые серые перья. Буквально тут же их обладатель скрывается в облаке, чем-то смертельно напуганный, но Рес продолжает «видеть» сородича, который бестолково кружится, словно потеряв ориентацию в пространстве.

Секундного закрытия спинных щелей хватает, чтобы вытолкнуть воздух через голосовые связки, порождая радостный крик узнавания:

— Ирий!

Но, вот странность, ответа нет. Рес уходит в резкий вираж, ложится на ветер, вновь закрывает щели и зовет, зовет вернувшегося наконец давнего друга теперь уже полным именем, не веря, что мог обознаться. И, едва заметив движение в серой вате под собой, практически падает к Ирию. Тот, подхваченный, вынесенный из облака внезапным шквалом, барахтается в воздухе, ловит равновесие, бьет широкими крыльями, озираясь пугливо, как дикий зверь.

Настигнуть его, оглушенного ударом ветра, очень легко, и кастрианец уже готов протянуть ледяные, не желающие теплеть пальцы и все еще в таком привычном жесте махнуть рукой рядом с хохолком друга, как бы выкрикивая «Вот он я!», но ему не дают этого сделать. Застигнутый врасплох Ирий вскидывает голову, взмахом крыльев отбрасывая себя назад и вниз, и, ощерившись, выдает самое грозное шипение, на которое способен.

Но не это и даже не когтистые ноги, угрожающе-испуганно выставленные перед собой Ирием, заставляют Реса подавиться воплем и тоже шарахнуться в сторону, кажется, задев крылом чужие когти, а странные, неестественные для кастрианской расы сиреневые глаза напротив, которые никак не могут принадлежать его давнему другу.

А не-Ирий, сориентировавшийся наконец в пространстве, складывает крылья и пикирует куда-то вниз — и у кастрианца нет ни малейшего желания его догонять. Но пока он, не мигая, смотрит вслед исчезающей в темноте пепельной тени, в голове скребется назойливая мысль, что где-то это лицо, только не перекошенное страхом и болью, он уже видел.

…И лишь много позднее, уже дома, он замечает, что лишился одного из маховых перьев на правом крыле, хотя для линьки, происходящей раз в несколько циклов, еще слишком рано.

* * *
Третий заморгал, выныривая обратно в реальность. Еще минуту назад удивительно четкий сон истаивал туманом, оставляя смутное ощущение холода во всем теле. Впрочем, оно было более чем реально — еще после прохождения через первый Барьер многие системы корабля работали еле-еле, в том числе и система климат-контроля. Сейчас же корабль медленно и необратимо остывал.

Фиксианец поежился, помахал ладонью перед лицом, разгоняя вновь успевший скопиться в стылом воздухе углекислый газ, и, оттолкнувшись от палубы, переместился к переборке. Сразу стало легче дышать, ослабло сковывающее все конечности оцепенение.

Кое-как сориентировавшись в пространстве по иллюминатору, в который светили незнакомые звезды, он наугад вытянул верхнюю-правую руку, нащупывая ближайшую скобу… и вздрогнул от неожиданности, ощутив под пальцами вместо пластика нечто мягкое и плоское. Подтянул находку к себе, попытался рассмотреть ее на фоне иллюминатора — и невольно задался вопросом, не мерещится ли ему происходящее.

Неизвестный предмет оказался серо-черным пером птицы, но птицы немалых размеров — в длину перо, по всей видимости, маховое, имело примерно метр, а его стержень в основании был диаметром несколько сантиметров.

Капитан непонимающе покрутил перо в руках — пальцы, даже замерзшие, отчетливо ощущали переплетение бороздок. Для галлюцинации вследствие отравления углекислым газом оно, пусть даже взявшееся неизвестно откуда, было слишком реальным, слишком осязаемым, и… что-то напоминало?

Он закусил губу, пытаясь ухватить за хвост мелькнувшую ассоциацию, зачем-то несильно согнул перо. То в согнутом состоянии, естественно, оставаться не пожелало и тут же упруго разогнулось.

— Что за чертовщина?.. — растерянно спросил Третий в темноту. Темнота не ответила.

* * *
— Дай угадай, опять вместо того, чтобы спать, летал? — Интар убрал руку от хохолка Реса — они уже несколько сотен циклов использовали этот жест вместо стандартного приветствия — и уселся на жердь рядом с другом. Неподалеку гудели многочисленные грузовые и пассажирские шаттлы, выдавая близость космопорта. Стояли вечные сумерки — как и всегда на этой широте.

Рес, занятый попыткой подавить зевок, не ответил. Вернее, попробовал — но в результате выдал лишь нечто невнятное. Звучно клацнул зубами, наконец сумев сомкнуть челюсти, и поднял взгляд чуть светящихся голубых глаз с синеватыми от полопавшихся сосудов белками.

— Ну, летал. А тебе-то какое дело? — он насупился донельзя знакомо и приподнял крылья, будто желая закрыться ими. Интар с удивлением отметил, что в правом крыле не хватает одного пера, хотя Рес не выглядел линяющим.

— Не похоже это на твои обычные полеты, вот что, — фыркнул он как мог беззаботно, проследил глазами за летящим шаттлом, после чего вновь посмотрел на Реса. — Последний раз у тебя такое лицо было в детстве, когда погнался за детенышем шакура, а потом сам улепетывал от целой стаи обозленных взрослых. Давай, выкладывай, кто гонялся за тобой на этот раз?

— Не за мной гонялись, я гонялся, — устало выдохнул Рес, зачем-то поднял и снова опустил хохолок, будто проверяя, нет ли кого еще рядом, и вдруг спросил: — Помнишь Ирийкаирта?

…Помнил, как же не помнить. Они трое дружили с первых перьев, поначалу вызывая усмешки как взрослых, так и сверстников — он, родом из «парящих», и потому долговязый, да еще и полностью оперившийся, смотрелся весьма комично рядом с двумя пуховыми комочками. Правда, длилось это недолго — довольно быстро Ирий с Ресом сменили пух на первое, одинаково серое оперение. И если после второй линьки Рес посветлел, сохранив серо-черными только крылья, то Ирий так и остался равномерно-пепельным…

Когда им обоим было примерно по четыреста пятьдесят циклов, а Интару пятьсот пятьдесят, родители Ирия по работе переехали жить на соседнюю планету системы, Санию, и сына с собой увезли. Казалось бы, с учетом современных систем связи общение с разных планет не было проблемой — но Ирий не выходил на связь, как ни старались дозвониться до него друзья. Когда же они в выходной день хотели слетать на Санию и обратно на рейсовом корабле — по их подсчетам, времени между двумя рейсами как раз должно было хватить, чтобы выяснить, где живет семья Ирия, и нанести визит — их обоих не отпустили родители, заявив, что в сезон штормов им на планете класса О делать нечего.

Примерно тогда же обозленный на весь мир Интар полез в Информационную сеть, чтобы заранее продумать все пункты их мини-путешествия, которое они все еще намеревались совершить, но уже по окончании штормового сезона, и узнал, что как раз в день отлета Ирия на Сании произошла катастрофа — разбился пассажирский шаттл, попавший в ураган и не справившийся с ним. В списке погибших — а не выжил никто, включая пилота — было десятка три-четыре имен, но внимание Интара приковали три из них: полные имена Ирия и его родителей.

Рес не знал о произошедшем и самозабвенно тратил все свободное время на составление маршрута облета Северных Островов — по словам Интара, где-то на них и собирались поселиться его родители.

Интар не решился сказать птенцу — Рес тогда ведь действительно был сущим птенцом, пусть и оперившимся — правду. Лишь закопался в учебу по самый хохолок, нарочно не оставляя себе свободного времени, чтобы не было возможности отправиться на Санию. Рес не полетел бы туда один, без него, и Интар был в этом уверен. Впрочем, учебой и в самом деле стоило заняться как следует, если он хотел поступать в Институт Космоса — а он хотел.

— Помню. Но с чего ты вообще его упомянул? Он же погиб, — сейчас его друг уже не птенец, можно без опаски сказать правду. Только бы не начались расспросы и возмущения на тему «А почему ты мне не сказал?!»…

Рес замер, закаменел и глухо уточнил:

— Когда?

— Ох, — устало потер загривок Интар, запоздало сообразивший, что просто вывалить факт недостаточно. — Помнишь, он с родителями улетел на Санию триста циклов назад?

— Не долетели, да? — со злым пониманием спросил Рес, уткнувшись взглядом куда-то в покрытие дорожки, по которому машинально скреб выпущенными когтями на ноге.

— Да нет, долетели… до планеты, по крайней мере. Но при снижении попали в бурю — ты же знаешь, какие шторма на планетах класса О бывают. Ну, и… — он неопределенно махнул рукой. — Так почему ты про него вообще вспомнил?

Он перевел взгляд на Реса и заметил, как у того побелели подушечки пальцев судорожно стиснутых рук.

— Пообещай, что после моего рассказа не сдашь меня психиатру, — пробормотал он, прикрыв глаза.

— А должен? — насторожился Интар и придвинулся поближе. — Рассказывай давай.

— В общем… — Рес протяжно выдохнул, собираясь с силами. — Ты был прав, я летал… но еще на взлете странное такое ощущение появилось — как будто за мной кто-то следит, ни на секунду не отводя взгляда. А дальше я, когда над городом летел, его краем глаза увидел. Именно что краем глаза, он сразу же от меня в облако шарахнулся. А я… почему-то сразу уверился, что это он и никто другой. Обрадовался так… по имени позвал, полетел следом. Его как раз из облака ветром вынесло — ну, я к нему и рванулся с радостным воплем. А он обернулся — и на меня как зашипит, ноги с когтями как выставит! И на лице сразу такой испуг, будто я его убить хочу, и отчаяние — живым не дамся. И все бы ничего, да только…

— Только? — напряженно переспросил Интар, снова вспоминая неестественную пустоту на месте одного из маховых перьев кастрианца.

— Это был вообще не Ирий. И даже не кастрианец, — растерянно нахохлился Рес. — У него глаза были такого… насыщенного фиолетового цвета, у нас такого не бывает. Не синие, не зеленые — фиолетовые, и все тут. И лицо… вообще не его, и даже биополе какое-то неправильное. Но чувство узнавания осталось, понимаешь? Как будто я его уже где-то видел, и не раз. А дальше он так быстро, как только мог, улетел вниз, к городу, я за ним гнаться не стал… и ощущение слежки вскоре после этого исчезло. Я свихнулся, да?

Вопрос прозвучал тоскливо.

— У психиатра тебе с этим делать нечего, — покачал головой Интар. — Хотя Ирий, который не Ирий, тебе и привиделся. Ты про «Зеркальный инцидент» слышал?

Рес отрицательно качнул головой и поджал под себя ранее вытянутую ногу — видимо, попытался втянуть когти, но не смог.

— Дело было в прошлом веке с экипажем звездолета ОФП «Энтерпрайз»**… Десант тогда при телепортации попал в параллельный мир, а они-тамошние одновременно попали в наш. Что интересно, многие личности из нашего мира существовали в том, правда, со значительными отличиями, обусловленными изначально иной историей другой реальности. Так почему не допустить существование еще одного такого мира, где, к примеру, Ирий жив, а у кастрианцев могут быть сиреневые глаза?

Он говорил это и понимал, что в его словах что-то не сходится, что правда лежит куда глубже… но продолжал говорить, успокаивая друга. А Рес, все же сумевший втянуть когти, слушал, слушал, потом вдруг посмотрел на часы и охнул:

— До пары всего ничего осталось! Извини, но я полетел.

— Не свались, — хмыкнул Интар, намекая на отсутствие пера. — Хотя, думаю, сейчас все не так плачевно, как в тот раз после лысянки***, да?

Рес, уже выудивший из-под жердочки сумку и теперь прилаживавший ее на бок, скривил тонкие губы в неловкой усмешке — видимо, тоже вспомнил, как заново учился летать после болезни, игнорируя не до конца отросшие перья. Повернулся, расправил крылья перед разбегом, махнул рукой:

— Чистого неба!

— И тебе, — сказал ему в спину Интар, и, глядя, как исчезает вдали синяя, цвета крови студенческая форма Реса, прокрутил в голове собственные слова о параллельных мирах, ища подвох. Вопросов к природе подобного «пересечения» у него не было — мало ли во Вселенной пространственно-временных аномалий! — но он не мог так же легко объяснить потерю Ресом пера. Еще во время разговора он заметил, что стержень был чисто обрезан у самого основания, словно Ирий-который-не-Ирий на большой скорости задел его когтями.

Но при «пересечении» реальностей на том уровне, на котором, очевидно, это произошло, объекты из разных миров должны были оставаться нематериальными друг для друга, не говоря уже о том, что Рес не должен был ощутить чужое биополе. Так какого тарга?..

Озарение пришло внезапно.

Ментальная проекция.

Вот откуда взялось это ощущение слежки — уж тарг знает, что это было за существо, но оно явно не смогло полностью проникнуть в их реальность. Очевидно, у появления Ирия в роли похожего, простого и понятного образа, этакого ментального «зеркала», крылья росли оттуда же. Но что же это была за аномалия, что ее не зарегистрировали никакие приборы? В противном случае весь космопорт уже стоял бы хвостом кверху****…

— Это Рес еще, получается, легко отделался, — пробормотал Интар. — Интересно, а что было у того, по чьей вине произошло это пересечение?


Примечания:
*2NaOH + CO2 → Na2CO3 + H2O
**Отсылка на серию ТОС 2.04 — «Зеркало, зеркало».
***Кастрианское заболевание, поражающее кожный и перьевой покров. Основной симптом — выпадение перьев разом на большой площади, но не как при линьке. В тяжелых случаях перья могут никогда не отрасти вновь, сделав кастрианца прикованным к земле инвалидом.
****Кастрианский аналог выражения «стоять на ушах».

@темы: СтарТрек, калейдоскоп снов, мои фики, Алисиана, кастрианские истории

---

За кадром надписи «You lose!»

В плену темноты

Автор: Fire Wing
Фандом: Shadow Fight 2
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: драббл (550 слов)
Герои: Тень, Мэй
Метки: бессмертие, кровь / травмы, упоминания насилия, фэнтези
Саммари: «Теперь тебя не могут убить», — сказал ему Сэнсей после первого открытия Темных Врат.
Убить его действительно не могли. Но вот одолеть, искалечить, смакуя победу, и оставить в полусознании-полубреду лежать где-нибудь в старой шахте – могли.

*****
«Теперь тебя не могут убить», — сказал ему Сэнсей после первого открытия Темных Врат.

Убить его действительно не могли. Как бы ни были страшны его раны, через некоторое время они всегда затягивались, оставляя после себя шрамы, первозданно-черные и потому незаметные на черной холодной коже. И именно это условное бессмертие позволяло ему раз за разом сражаться с телохранителями, медленно-методично прокладывая кровавую дорогу, ведущую к очередной печати.

Убить его не могли. Но вот одолеть, искалечить, смакуя победу, и оставить в полусознании-полубреду лежать где-нибудь в старой шахте — могли.

Глупо было бы ждать жалости от пиратского отребья, из которого Оса набирала телохранителей.

Обычный человек не выжил бы с такими травмами и уж подавно не удержался бы на поверхности сознания. Но Тень человеком не был и почти забыл, что такое сон или обморок. А потому оставалось терпеть боль.

«Кажется, в этот раз была глефа. Да, точно, Боцман был вооружен глефой», — проползла равнодушная мысль. Шлем, гордо названный местными оружейниками «корона ночи», не закрывал лицо, и не было ничего удивительного в том, что в пылу схватки до него дотянулись острым кончиком лезвия, чиркнув по глазам и переносице.

Полностью ослепший, он еще какое-то время делал выпады, определяя местоположение противника на слух. Потом крутился на одном месте, не позволяя к себе приблизиться — попасть под металлическую цепь, с одной стороны увенчанную лезвием, а с другой шипастым шаром, Боцман однозначно не стремился. И только в самом конце, когда на помощь Боцману подоспел Китобой с несколькими ниндзя, обессилевший Тень позорно вжимался в каменное крошево на полу, надеясь отделаться малым количеством ран.

Постоянные бои напоминали замкнутый круг. Он осваивал новые приемы, учился владению самым разным оружием, оттачивал мастерство. Но с боями копилась усталость, а с усталостью копились ошибки. И рано или поздно он проигрывал — закономерно, неизбежно. Как сейчас. После чего отлеживался некоторое время и снова шел сражаться, твердо уверенный, что на этот раз уже ни за что не даст себя победить.

…Он вытянул руку, нащупывая кусаригаму, которую почему-то не украли. Цепь приятно согрела* ладонь сквозь корку спекшейся крови. Звякнуло по случайному сталагнату лезвие.

Во что бы то ни стало нужно подняться и выбраться отсюда — хоть на четвереньках, хоть ползком. Он столько раз был в этих шахтах, что найдет выход и без глаз. А там… если очень повезет, получится добраться до дома. К тому времени, может быть, начнет восстанавливаться зрение.

Что-то привлекло его внимание. Даже не сразу удалось осознать, что именно. А потом стало понятно — звук. По туннелям кто-то торопливо шел, и каменная крошка хрустела под его шагами.

Тень замер, напрягшись и сжав в пальцах бесполезное в его положении оружие. Гордость приказывала подняться на ноги и встретить нового противника лицом к лицу, инстинкты велели и дальше изображать из себя мертвого.

— Тень! — звонкий голос разбил тишину пещеры. — Что случилось?!

Шорох одежды, стук шагов — Мэй подошла совсем близко. Лаконичные слова болезненно отдались в пересохшем, а несколько часов назад и перерезанном горле:

— Пытался убить Боцмана.

Мэй цокнула языком — не то с сочувствием, не то в затруднении.

— Тень, посмотри на меня.

«Очевидно, снаружи уже сумерки… иначе бы она заметила».

— Пока нечем.

Резкий надрывный вздох, как будто едва начавшийся крик заглушили, прикрыв рот ладонью. За все прошедшее время, похоже, Мэй так и не привыкла видеть у него раны, смертельные для обычных людей.

— Помоги встать, — раздраженно попросил он и все же невольно вздрогнул, когда ее теплая рука сжала его ледяные окровавленные пальцы.


Примечания:
*По моему хедканону Тень постоянно холоднее окружающей среды.

@темы: калейдоскоп снов, мои фики, Shadow Fight 2

---

Mirror!AU

Тишина на подводной лодке

Автор: Fire Wing
Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (980 слов)
Герои: mirror!Рила, mirror!Рэй, mirror!Сивир, Рила, Рэй, Сивир
Метки: AU, антиутопия, инопланетяне, крылатые, постканон, разговоры, фантастика, галлюцинации / иллюзии
Саммари: Что еще остается делать экипажу корабля, который вторые сутки скрывается от преследования в поясе астероидов в режиме «тишина на подводной лодке»? Только разговаривать.
Примечания: Кроссовер «Кастрианских историй» с Булычевым. Изначально фик писался только по вселенной СтарТрека, но потом в текст откуда-то просочились фиксианцы.
P.S. Финал фика происходит уже в «нормальной» вселенной.

*****
— Что с «хвостом»? — вопрос Сивира повисает в воздухе вместе с облачком пара. Рила видит краем глаза, как Рэй тянется ладонью к заиндевелой приборной панели, как набирает привычную комбинацию команд, запуская сканирование.

Снова устанавливается тишина. На кораблях она обычно никогда не бывает полной, но сейчас «Тень» действительно почти мертва, притворяясь еще одним куском железокаменной породы в скоплении астероидов, не работает даже система жизнеобеспечения.

И с каждым часом крохотный кораблик становится все менее пригодным для жизни. Еще немного, и придется надевать скафандры.

— Ничего, — в отсветах гаснущей приборной панели Рэй скрещивает руки на груди — пытается согреться? — Мы не увидим их ровно так же, как они не увидят нас — пока кто-то не двинется.

В этих проклятых астероидах при желании Имперский флагман спрятать можно, что уж говорить о двух кораблях класса «Синусоида»?

Рила съеживается, сжимается в комок, продолжая боковым зрением следить за соратниками, почти невидимыми во вновь наступившей темноте. Загаревы иглы, она не призналась бы в этом даже под дулом дисраптора, но она до облысения боится Рэя, третьего члена их крохотного экипажа, сложившегося где-то на задворках галактики много звездных дат назад.

«Тьма с глазами», — как-то раз с кривой усмешкой проименовал своего подчиненного Сивир и тут же оглянулся через плечо, проверяя, нет ли Рэя рядом. И Риле это его инстинктивное движение сказало очень многое.

«Птенчиками» язвительный, бесстрашный командир звал их обоих в глаза, и это было, пожалуй, единственным прозвищем, которое Рэй терпел. Терпел — но каждый раз его янтарные глаза становились такими непроницаемо-ледяными, что так и хотелось схватиться за рукоять ножа.

— Империя обречена, — вдруг задумчиво выдает Рэй, глядя куда-то в переборку — Рила видит его глаза и может худо-бедно понять, где остальная часть тела. Полной неподвижности добиться не удалось, и сейчас кастрианец медленно вращается вокруг собственной оси, обводя пристальным взглядом внутренности «Тени».

— На философию потянуло? — усмешка Сивира не видна в темноте, но хмыканье Рила слышит отчетливо.

— Нет. Это факт, — шорох перьев. Пожал плечами? — Уже сейчас учащаются бунты. У трех-четырех планет и нескольких десятков полностью подвластных им колоний не хватит мощи контролировать половину галактики.

Половина галактики — не метафора. Под властью Империи уже почти полностью находятся альфа- и бета-квадранты. Два столетия назад, говорят, еще существовала Клингонская Империя. Столетие назад вроде бы еще существовали ромуланцы как раса. Территория расширяется — количество живущих на ней разумных уменьшается. Средняя плотность населения этой части галактики уменьшается. Простая математика.

— Колонии, которые могут поднять бунт, слишком разрознены, — шипит Рила — поврежденные после инцидента на Зете-Омикрон-4 голосовые связки так и не восстановились до конца. — Имперский флот не даст им объединить силы.

— Уже сейчас по окраинам собирается Сопротивление. Эмпат во главе армии или хотя бы экипажа — страшная сила.

— Эмпа… что?! — Рила вскидывается, с силой расправляет крылья и невольно отталкивается от палубы — или переборки, или потолка, в «Тени» эти три понятия сливаются в одно. Шарит в пространстве руками, ища опору, пока наконец не ухватывается за спинку пилотского кресла. — То есть ты хочешь сказать, что руководство Сопротивлением взяли на себя гребаные фиксанцы?!

— Ты знаешь еще одну расу эмпатов? — Рэй смотрит прямо на нее, и от этого взгляда хочется спрятаться куда подальше.

— Да я лучше сдохну, чем пойду под командование этих… этих!.. — голос срывается.

— Шлюз там, если помнишь, — слышен свистящий смех командира. Рила ощеривается, как дикий зверь — крайняя степень ярости, невербальный сигнал не приближаться.

И опять — тишина, нарушаемая только вдохами-выдохами их троих. Кастрианка с силой вонзает когти в ладонь, силясь успокоиться — контроль эмоций никогда не был ее сильной стороной. А потом, стремясь отвлечься то ли от ярости, то ли от холода и духоты, спрашивает в темноту:

— А если бы Империи не было?

— Было бы другое объединение, — задумчиво отзывается Сивир.

— Или царила бы анархия, которая неизбежно наступит после раскола Империи. Хрен редьки не слаще, — Рила знает, как Рэй ненавидит Цедию и цедианцев, но он почему-то продолжает употреблять в речи их пословицы и поговорки. Слишком привык?

— А… существовали ли бы мы в отсутствие Империи? — Рила сама не знает, почему у нее вырывается этот вопрос. Корабль вокруг начинает медленно терять четкость, должно быть, от кислородного голодания. Зря они тут дискуссию устроили… а ведь кислорода должно было хватить еще на час. Теперь не хватит.

Она дергается к шлюзу, отталкиваясь ногой от кресла. Сзади слышатся задумчивые слова Рэя, который будто вовсе не обращает внимания на нарастающее удушье:

— Кто знает…

Реальность уплывает из-под рук, утекает водой сквозь судорожно сжатые пальцы.

* * *
— Рила! — ее выдергивает на поверхность сознания взволнованный оклик командира. Она с трудом разлепляет глаза, силясь подняться, скребет руками по рыхлому песку, увязая в нем по запястья. Сглатывает — в горле вместе с многодневной жаждой, кажется, прочно обосновался все тот же песок.

— Да? — собственный голос звучит сипением неисправного духового инструмента. Сверху нависает кроваво-синее в голубизну небо, и многократно превышающая норму гравитация все так же придавливает ее к песку.

Память возвращается обрывками, осколками.

Рутинная миссия в отдаленной системе. Исследование пригодной для терраформации планеты. Шальной, нежданный выстрел с поверхности, покореживший «Светочу» половину систем. И — вынужденная посадка здесь, у полюса… полюса! Звучит как насмешка, учитывая, что даже ночью температура в этом климатическом поясе не опускается ниже трехсот градусов*.

Кажется, она при починке корабля все же рухнула в обморок, не помогла тень от корпуса. И ей приснилось нечто очень-очень странное, далекое от привычной картины мира… Но что именно?

— Все нормально? — мелькают черные перья, и на пышущий жаром песок рядом усаживается Рэй с медсканером наготове. Рила машинально шарахается от него в сторону — и видит, как расширяются в изумлении его глаза. Теплые, янтарные, до последней искорки знакомые…

Чего это она? Еще бы от брата дернулась. Совсем уже мозги на этой жаре расплавились, честное слово.

— Приемлемо. Сейчас встану, — голос неубедительно садится, и она прочищает горло.

Сивир прав, надо поскорее убраться с этой планеты… у нее очень мощное магнитное поле, даже по меркам Цедии, как сказал Рэй, мощное. Неудивительно, что им с каждым днем становится все хуже.

Ноги вязнут в песке, и Рэй, подхватив под локоть, помогает подняться. Смотрит на показания медканера — когда только включить успел? — и неодобрительно присвистывает.

Он не спрашивает, продержится ли она оставшееся до отлета — при условии, что они без помех закончат ремонт — время. Выражаясь по-цедиански, куда она денется с подводной лодки?


Примечания:
*По Кельвину. То же самое, что +27 градусов по Цельсию.

@темы: СтарТрек, калейдоскоп снов, мои фики, Алисиана, кастрианские истории, миррорверс

---

Ищем логику там, где на нее забил автор канона

Эффект бабочки

Автор: Fire Wing
Фандом: Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: драббл (225 слов)
Герои: Алиса Селезнева
Метки: AU, хронофантастика
Саммари: Иногда Алисе кажется, что раньше ее мир был другим.
Примечания: Зарисовка была написана по мотивам рассуждений с коллегами-фикрайтерами о том, почему поздняя алисиана так отличается от ранней.

*****
Иногда Алисе кажется, что раньше ее мир был другим.

Более ярким, более контрастным, без полутонов. Более спокойным. Таким, в котором в Солнечной системе конца двадцать первого века с ребенком действительно ничего не может случиться. Таким, где про космических пиратов знают только жители окраин Содружества и космолетчики — и именно поэтому прикладывают все силы, чтобы пиратская зараза не распространялась.

В реальном мире сеть пиратства оплела Содружество прочной сетью, проникла, словно грибной мицелий, во все его уголки. Вернее сказать, она его и не отпускала. И относительно мирными-безопасными были только планеты и колонии в густонаселенных системах.

Смутно помнится, что когда-то давно Содружество пыталось раздвинуть границы изведанного, и были попытки добраться до галактики Андромеды — но история не сохранила даже имен этих смельчаков, не вернувшихся из космических далей, и теперь никто не стремился в другую галактику. Хватало бед и в своей…

Особенно сильно ощущение неправильности после путешествий в прошлое. По возвращении всегда кажется, что родной, привычный мир потерял еще часть красок. Но, может, это она взрослеет?

Настоящее не могло измениться, ученые давно доказали, что временной поток имеет свойство сглаживать мелкие отклонения… доказали ведь? И зря земные фантасты прошлого пугали аудиторию «эффектом бабочки»?

Изначально не было учтено, что изменения в своем настоящем сможет заметить только путешественник во времени. А путешественников этих было много, и мелкие изменения копились-копились-копились, перекраивая картину мира в нечто лишь смутно узнаваемое, будто отражая ее в кривом зеркале…

@темы: калейдоскоп снов, мои фики, Алисиана

---

Mirror!AU

Кривое зеркало

Автор: Fire Wing
Фандом: Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (495 слов)
Герои: mirror!Три капитана
Метки: AU, антиутопия, упоминания насилия, фантастика
Саммари: То, что в Империи понятно и привычно, выходца из Содружества может, мягко говоря, удивить.
Примечания: Еще один кусочек миррорверса в Булычевских реалиях.
В этом АУ Содружество и Терранская Империя сосуществуют в пределах нашей галактики.
P.S. Концепт агонизатора был вслед за концептом миррорверса как таковым позаимствован из СтарТрека.

*****
— Что это? — оборачивается Норн в сторону Первого, и того передергивает дважды — сначала при виде стремительно темнеющей радужки глаз фиксианца*, потом — когда он узнает в предмете, который Норн брезгливо держит двумя пальцами, свой агонизатор.

— Агонизатор, — говорит чистую правду капитан. — Используется для наказаний.

Он не уточняет, что обычно им «угощают» лишь за мелкие провинности, а за более крупные сразу отправляют в камеру агонии, где ощущения на порядок острее. Лишь машинально касается пальцами области ключицы — физических следов после применения агонизатора не остается, но в бытность мичманом Первому иногда казалось, что еще немного, и он на своей шкуре докажет обратное.

…Норн, заметивший это его движение, стискивает зубы и кладет, почти швыряет устройство на стол. Всеволод решает не накалять ситуацию и не забирать агонизатор обратно — все равно вряд ли в ближайшее время понадобится, вышестоящих по чину рядом не наблюдается. И не будет наблюдаться, пока они не выберутся с Эвридики.

Он, хоть и не слишком разбирается в эмпатии и связанных с ней явлениях — точнее, не разбирается вовсе — понимает, что от агонизатора прямо-таки «разит» болью и что фиксианец это наверняка почувствовал.

Всеволод видел однажды фиксианца, взятого в плен недалеко от Нейтральной зоны и два месяца проторчавшего на гауптвахте — отзывать флагман из зоны боевых действий ради передачи властям одного пленника никто не собирался. К концу импровизированного заключения сородич Норна представлял собой довольно жалкое зрелище — седой, с выцветшими от своей-чужой боли глазами.

— Они ж все эмоции чувствуют, сволочи. И непроизвольно стягивают на себя весь негатив, — поделился впоследствии с Первым, который Первым тогда еще не был, СМО**. — А у нас его… — взмахнул ладонью где-то над головой, обозначив масштаб проблемы. — Неудивительно, что ему быстро поплохело.

— Просвещаешь Норна на предмет Имперских нравов? — в дверях с ехидной усмешкой возникает Ким, смотрит на сжавшего кулаки фиксианца и продолжает: — Удобная на самом деле вещица. Затребовал, прилепил на наказанного, через некоторое время снял. Привычка не забывать отдавать честь начальству только так и вбивается. Замешкался — получай, — и в точно таком же неосознанном жесте трет плечо.

У Норна перекашивается от смеси бешенства и ужаса лицо, и он поспешно отворачивается, пытаясь справиться с эмоциями. Всеволод таки подхватывает со стола агонизатор, привычно вешает на пояс и в несколько шагов оказывается рядом со Вторым. Тот даже не обращает на это внимания, пристально наблюдая за фиксианцем, за что и расплачивается — ему прилетает могучий подзатыльник, сопровождаемый лаконичным: — Идиот.

Ким коротко и зло зыркает на него, взглядом напоминая, что лет этак десять назад Первый после аналогичного поступка уже валялся бы на палубе с ножом в боку. Про скорость реакции Второго еще на флагмане легенды ходили.

Норн смотрит на них точно так же, как после недавнего знакомства в джунглях — с откровенным опасением. Разве что терять сознание от болевого шока не собирается.

* * *
Проснувшись, Всеволод долго смотрит в темноту, слушая мерное дыхание Эллы рядом. Детали странного, в самой своей сути неприятного сна стремительно исчезают из памяти, но подспудное чувство неправильности остается.

Забавно — самый восприимчивый из них троих Норн, а черт знает что приснилось ему, на третьей планете Медузы пробывшему-то всего несколько дней…


Примечания:
*У фиксианцев это означает крайнюю степень злости.
**Старший офицер медицины (начмед).

@темы: калейдоскоп снов, мои фики, Алисиана, миррорверс

---

По мотивам Хэллоуина-2021 — 1

Осыпаясь пеплом

Автор: Fire Wing
Фандом: Catwar
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (760 слов)
Герои: ОЖП
Метки: мистика, канонная смерть персонажа, смерть второстепенных персонажей
Саммари: «Пусть говорят, а нам какое дело? Под маской все чины равны. У маски ни души, ни званья нет, — есть тело. И если маскою черты утаены, то маску с чувств снимают смело».

*****
Хэллоуинский бал стирает грань между мирами живых и мертвых. На нем никто не помнит, не знает, не желает знать настоящего имени и даже племени своего собеседника, о тех же, кто не удержал свою личность в секрете, предпочитают не говорить. Шерсть, истекающая темным дымом, способным принять любые очертания — более не признак обитателей Сумрачного леса. И гости бала, подобно Двуногим, рядятся в самые невозможные одежды, на какие хватит фантазии.

А фантазии у них хватает — тут скалится очень правдоподобная волчья пасть, там плачет маска призрака, а вон там и вовсе виднеется череп неизвестного существа…

«Как ваше имя?».

Секундная усмешка.

«Леди Фаркост. А ваше?».

* * *
От бала веет запахом опасности и страха, среди тех, кто исчез и не вернулся, в любой момент может оказаться и она, Огневка — нет, не Огневка, леди Фаркост! — но она впервые за много лун нелогично чувствует себя живой. И полна решимости проследить за событиями до их закономерного конца.

…Пусть даже для этого придется выполнить великое множество самых различных поручений от обитателей замка.

На двадцатой жуткой птице, окутанной точно таким же черным дымом, как и все приглашенные на бал, решимость слегка притупляется, но не исчезает полностью. Она поймает этих чертовых четырех мышей во что бы то ни стало.

…Когда на кинжале остается мазок зеленой крови, даже и не намеревающейся сворачиваться, реальность трещит по швам и в который уже раз норовит осыпаться неудачной мозаикой. Удерживает только навязчивый, надоевший сладковатый запах тлена, пропитавший все вокруг.

Монотонное вылавливание бокалов из котла с кипятком и крахмалом успокаивает. Смешно — ей надо было накопать картошки на огороде и найти бокалы, очистить их, собрать у гостей бала пять различных видов крови, разлить их по бокалам и преподнести это чудовищное ассорти мадам Люсиль-как-ее-там. И все это ради жалких крох информации, почти никак не проясняющих ситуацию!

* * *
Она следит за собой как никогда тщательно. Нельзя по неосторожности ляпнуть свое настоящее имя или хотя бы намекнуть на него, нельзя, чтобы развеялся темный дым, за которым не разглядеть шерсти и морды, не учуять запаха… Сейчас все, кто есть в округе, на взводе, и можно от души получить чьими-нибудь когтями по морде.

Слуги мелькают в коридорах замка неслышными, незаметными тенями — и одна такая тень, с которой леди Фаркост сталкивается в дверях тронного зала, выглядит до странного знакомой.

— Ночецапка? Сестра? — растерянный шепот сам срывается с языка, падая в тишину. Слуга замирает, затравленно оборачивается. Хочет что-то сказать, но из онемевшего, скованного клятвой горла не вырывается ни звука. А спину уже прожигает множество подозрительных взглядов, и кошка качает головой — больше для публики:

— Обозналась, видимо.

И вдруг отчаянно, на грани слышимости выдыхает, обмирая:

— После бала найди меня среди звезд*.

* * *
Пепел, взлетающий в воздух от каждого движения, оседает на шерсти и усах, костюмы гостей и слуг постепенно становятся одинаково-серыми. Вот кто-то выскальзывает прочь из зала, унося в зубах шпагу Арчибальда. Бережно, словно драгоценность, два кота выносят опаленную маску Джека. Совсем маленький котенок катит перед собой бокал Люсиль-и-так-далее, нещадно пачкая его в пепле…

А ведь все они уносят с собой частички праха бывших владельцев замка.

На полу равнодушно дотлевает сигил.

Леди Фаркост без капли эмоций обозревает эту картину. Она устала, нет, она до предела вымоталась и теперь мечтает только об одном — очнуться где-нибудь в бескрайних звездных степях и забыть все произошедшее, как сплошь и рядом абсурдный сон.

Раздается высокий жалобный звук. У трона копошится, пытаясь подняться на лапы, зверек-марионетка.

Тишина враз становится из почти полной по-настоящему гробовой. Все здесь присутствующие отлично помнят, как по заданию Арлекина-Эллекена бегали от марионетки по библиотеке, прячась в тени полок и судорожно выискивая нужную книгу. И ведь леди Фаркост была в их числе, больше того — она на своей шкуре испытала остроту когтей жуткой зверюги… так почему в ней сейчас просыпается что-то похожее на жалость?

— Она тебя сожрет!.. — слышится чей-то визг, стоит ей сделать несколько шагов в сторону трона. Она оскаливает клыки в усмешке:

— Мертвые второй раз не умирают.

В глазах зверька-марионетки более нет того кровожадного огонька. Он, попискивая, ластится к подошедшей кошке, которая вяло ерошит лапой шерсть на его загривке.

* * *
На указателе видна неаккуратно выцарапанная когтями надпись «Выход».

Леди Фаркост качает головой, садится рядом с указателем и обессиленно утыкается мордой в шершавую древесину. Марионетка, путаясь в собственных нитях, крутится рядом.

Когда сбоку возникает кошачий силуэт, она вскидывает голову — вбитый в подкорку за эти много-много дней рефлекс.

«Вы действительно хотите вернуться домой?» — проводник смотрит понимающе.

«Да, хочу».

Очертания указателя на миг плывут перед глазами — и с плеч исчезает тяжесть алого праздничного наряда. Вместо мрачного, сырого и туманного леса вокруг — усеянные звездами степи теперь и на неизвестный срок родного ей племени. Вместо темного дыма — собственный полупрозрачный черно-желтый мех и еле ощутимый аромат полыни.

Вместо Леди Фаркост — Огневка.

И только марионетка рядом напоминает о том, что все было взаправду.


Примечания:
*Мой персонаж на тот момент обитал в ЗП. Впрочем, он (вернее, она) и сейчас там обитает.

@темы: калейдоскоп снов, мои фики, Catwar

---

Тайна Медузы-3 — 2

Лицом к лицу

Автор: Fire Wing
Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: драббл (785 слов)
Герои: Третий капитан, Ким, Леонард МакКой, Крыс
Метки: AU, hurt / comfort, броманс, воспоминания, кровь / травмы, упоминания пыток, фантастика
Саммари: Как, просыпаясь,
Сна грань отмерить? (с) Словена
(Прямое продолжение «Бегущих в подземелье» )
Примечания: Фик был написан в рамках челленджа на тему «Кошмар, который не заканчивается с пробуждением». Тема, правда, была истолкована несколько вольно.
Слэша тут нет и не будет.

*****
Третий открывает глаза, отчаянным усилием продираясь из сна в реальность, которая оказывается не намного лучше. Внутренности привычно уже смерзаются в ледяной ком, сознание тонет в нахлынувшем ужасе пополам с, как ни странно, досадой — опять не позволили умереть, опять вытащили в последний момент… опять, кое-как реанимировав, бросили в ставший уже почти родным застенок.

— Как самочувствие? — Крыс издевательски поскрипывает жвалами — здесь, в подземельях Медузы-3, он может позволить себе быть в естественном облике, ни под кого не маскируясь — и от этого звука мороз по коже. Третий отчаянно хочет снова провалиться в бессознательность, но не может.

Сколько он уже в плену? Полгода? Год? Он не считает дни, чтобы не сойти с ума.

Вокруг — только кромешная темнота, тоже слишком знакомая. Сколько раз он уже так приходил в сознание после того, как чуть не отдал концы во время пыток?..

Несколько секунд постепенного осознавания окружающей реальности, словно все органы чувств включаются в работу по очереди. Звук капающей где-то бесконечно далеко воды. Запах сырости и затхлости. Привкус крови на языке. Холод камня, отчетливо чувствующийся через изодранную форменку. Вязкая тьма со смутными очертаниями решетки.

Шестое чувство всегда начинало работать последним, и пропитанный чужой болью и страхом эмофон подземелий каждый раз ощутимым «ударом» завершал и так уже понятную картину.

Чудится движение совсем рядом. Тело реагирует согласно вбитым в подкорку рефлексам — поджимает многочисленные конечности, защищая уязвимые места. С губ против воли срывается слабый вскрик — многочисленные травмы, наполовину зажившие или еще только начавшие это делать, дают о себе знать.

Больно. Не просто больно, а мучительно больно. И хуже всего то, что потерять сознание ему не позволят.

Сквозь алый туман, окутывающий восприятие, пробивается ехидное:

— Ну что, капитан, не передумали?

Молчать. Молчать-молчать-молчать, не тратить силы. Пираты и так поймут, что его ответ отрицательный.

— Ясно, не передумал, — насквозь фальшивый вздох.

Удар по и так уже переломанным ребрам. Кроваво-алое марево сгущается, но в нем отчетливо слышен его собственный хриплый крик.

Но ведь он видел друзей, видел человека в медицинской униформе Звездного Флота… неужели предсмертная галлюцинация, порождение уставшего мозга?

Что-то в происходящем не так, неуловимо неправильно — или, напротив, правильно и потому непривычно? Эмпатия, шестое чувство, давно уже не работает в полную силу и помочь не может.

Когда он заметил, что его эмпатические способности слабеют, то даже не испугался. Не было сил — ни физических, ни душевных. Только мелькнула равнодушная мысль, что, если он выживет, то среди соотечественников будет считаться калекой.

— Свет на сорок процентов, — память вцепляется в незнакомые голос и лицо, как в спасение. Что галлюцинации, что сновидения, как правило, строятся на уже пережитом опыте, в них не может быть ничего нового — только искаженное старое…

Тело все еще в ступоре, а сознание понемногу оживает. Запоздало приходит понимание, что он не сидит, прислонившись к вечно холодной стене, а лежит… на чем-то. И вместо вырубленного в камне каземата — медблок «Синей чайки», знакомый до последней царапинки на пластике.

Начинает трясти — поздняя реакция на выплеснувшийся в кровь адреналин. Не время раскисать, надо разобраться, что произошло… и что со Вторым.

Словно откликаясь на его мысли, доктор — сомнений нет, именно его он видел в подземелье — говорит в стенной интерком:

— Капитан Янсон? Вы мне нужны. Зайдите в медблок.

— Что-то с Норном? — встревоженно отзываются «на том конце», и кое-как подлеченное сердце Третьего пропускает удар от знакомого до последней нотки голоса.

— Очнулся ваш Норн, — фыркает доктор. Судя по отсутствию отклика, у второго интеркома уже никого нет.

* * *
— Ким! Как?.. — все слова куда-то исчезают в самый неподходящий момент, и Третий замолкает. Он даже без эмпатии читает, как открытую книгу, всю бурю эмоций в глазах друга и абсолютно уверен, что Второй делает то же самое.

Соприкоснуться ладонями не удается, — на всех шести руках обнаруживается плотная регенерирующая повязка, — и тогда он, отставив боль в сторону с пометкой «несущественно», просто обнимает Второго изо всех небольших сил. Утыкается лицом в золотистую форменку, честно признается:

— Я думал, что умер.

Ким обнимает его в ответ, но попросту не успевает ничего сказать.

— Вы пытались. С упорством, достойным лучшего применения, — язвительно сообщает доктор, скрещивая руки на груди. — Я, конечно, знал, что все капитаны упертые, но чтобы несколько раз подряд остановку сердца давать — до такого бы даже Джим Кирк не додумался!

Третий неожиданно для самого себя смеется — до слез, до кончившегося в легких воздуха. А, отсмеявшись и переведя дыхание, отстраняется от друга и вопросительно смотрит сначала на него, потом на доктора. Ким, сообразив, что от него хотят, поясняет:

— Это доктор МакКой с «Энтерпрайз». Именно они нас нашли.

Третий задумчиво кивает. На краю сознания скребется мысль о том, что он забыл что-то важное…

— А где Сева?

Второй на секунду зависает, коротко восклицает «Черт!», после чего с высокого старта срывается к двери.

МакКой прикрывает лицо рукой. Даже ослабевшим шестым чувством Третий видит, что он откровенно веселится.

— Я уже несколько раз за эту миссию успел порадоваться, что Янсон — не вулканец, — доверительно сообщает доктор. — В противном случае мне пришлось бы сращивать вам ребра заново.

@темы: СтарТрек, калейдоскоп снов, мои фики, Алисиана, тайна Медузы-3

---

Холодные Звезды — 2

Ввысь

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (3300 слов)
Герои: ОМП
Метки: AU, антиутопия, живые машины, телепатия, элементы ангста, смерть второстепенных персонажей
Саммари: Его сознание всю жизнь было распределено по двум телам, и не его вина, что Звездное племя испугалось того, что не могло понять.
Примечания: Чем дальше в лес, тем пышнее цветет антиутопия и тем меньше у автора уважения к Звездному племени.
Если вам показалось, что в тексте присутствуют намеки на книгу Булычева «Великий дух и беглецы» — вам не показалось.
Упоминающееся в фике Морское племя — по сути МП с Кэтвара.
Работа является продолжением фика «Обломанные крылья».

*****
— Эти Голые Деревья будут очень холодными, — сухо произносит Тусклоцвет, целитель племени Теней. Ряболапа инстинктивным движением прижимает новорожденных Градика и Дождинку к себе, смотрит испуганно-непонимающе в светлые, почти бесцветные глаза целителя, за которые он и получил свое имя. За стенкой палатки взвывает ветер.

«Будь готова к тому, что они не выживут», — хочет сказать Тусклоцвет и не находит для этого сил. Выдавить из себя удается только короткое:

— Береги котят, они легко замерзают.

* * *
Градику и Дождинке всего по луне, когда страшный мороз застает племя Теней врасплох. В продуваемых насквозь палатках коты жмутся друг к другу, но все равно не могут согреться, а воины растрачивают последние силы в попытках поймать дичь, которая почти вся забилась в норы.

В один день отец котят, Бурелап, не возвращается с охоты из промерзшего леса. Окоченевшее до каменной твердости тело находят вечером следующего дня.

Из-за холодов церемонию бдения не проводят.

Градик не понимает, не может понять случившегося и только испуганно сжимается в комок, когда чувствует на себе помертвевший, тяжелый взгляд матери.

Холод не щадит никого, и теперь четверо старейшин, целитель и единственная королева с котятами делят одну палатку. И заботу о Градике и Дождинке почти полностью, за исключением кормления, принимает на себя одна из четырех старейшин — Снежноухая.

Градик еще слишком мал, чтобы до конца понять ее сказки о далеком племени, живущем у моря, но он честно старается. Дождинка тоже.

Другие старейшины, если их очень попросить, тоже могут поведать о прошлом, но они чаще рассказывают о жестоких предводителях и кровопролитных битвах — словом, о тех временах, когда все четыре племени чудом не прекратили существовать, о тех временах, после которых Звездное племя и начало проводить Последнее Испытание.

Но почему-то раз от раза котята просят рассказать им легенду о том, как появилось Морское племя. Они не замечают, как мрачно смотрит на них целитель, в очередной раз выслушивая крамолу о котах, после смерти отправляющихся не в Звездное племя, а в Океанию.

Но вместо моря в клочьях белоснежной пены Градику почему-то все чаще снится ярко-синее южное небо.

* * *
Градику и Дождинке по две с половиной луны, но вместо того, чтобы играть друг с другом и с матерью, как обычно делают котята в их возрасте, они лежат в дальнем углу целительской палатки, перепутавшись лапами и хвостами, сжавшись в один клубок в отчаянной попытке сохранить тепло. Ряболапа ненадолго отлучилась наружу, и вместо нее котят вновь согревает Снежноухая.

— Я есть хочу, — хнычет Градик, приоткрывая глаза. Слова повисают в стылом воздухе белым облачком. Дождинка даже не шевелится, не меняет ритма дыхания — последнюю луну она словно угасает, просыпаясь все реже. Как огонь под струями ливня, сказал бы Градик, если бы знал, как это выглядит.

— Будет тебе еда, потерпи, — сонно бурчит Снежноухая. Истончившейся от долгого голодания костлявой лапой прижимает котят к себе и добавляет чуть слышно: — Все есть хотят.

И Градик послушно терпит, терпит-терпит-терпит так долго, что сам не замечает, как снова проваливается в сон, в котором пронзительно-синие глаза старейшины превращаются в синее-синее бескрайнее небо, а ее белая шерсть становится грудами облаков.

И он рассекает это небо, в котором все так же безнадежно холодно, на своих-не своих острых крыльях.

* * *
Градику три без четвертушки луны, когда в одну особенно холодную ночь Дождинка перестает дышать. В полудреме он не замечает, как Тусклоцвет высвобождает сестру из его объятий и как, держа в зубах стремительно остывшее тельце, выходит куда-то наружу, в мороз и буран.

— Где Дождинка? — удивленно спрашивает он у матери наутро.

— Она заснула навсегда, — коротко отвечает целитель, не давая Ряболапе и рта раскрыть. Впрочем, судя по застывшему взгляду, та и не стремится.

Вместо необъятного неба в этот день Градику снится невесомая белая муть со всех сторон, из которой он напрасно ищет выход. Вокруг него сталкиваются противоречивые ветра, а он только и может, вытягивая задние кромки крыльев, спускаться все ниже, в надежде, что за бесконечным облачным туманом покажется земля.

* * *
Градику три луны. Холод проникает ему под шерсть, под обтянувшую кости кожу, и стискивает в своих когтях сердце — с каждым часом все сильнее, постепенно замедляя его ритм и навевая обманчивую сонливость. И Градик, не осознавая этого, все чаще забывается сном, как делала это до него Дождинка, чтобы хотя бы несколько часов не замечать голодной рези в животе и вялости во всем теле, чтобы вновь оказаться где-то в бесконечном небе с ослепительно ярким солнцем и нестись в неизвестном и в то же время строго заданном направлении, чувствуя, как упруго поддерживает под негнущиеся крылья воздух — с каждым разом сны становятся все четче, все красочнее. Градик постепенно начинает понимать, что в этих снах он — не кот, а большая диковинная птица с вечно распростертыми крыльями.

Однажды на грани сна и яви ему чудится странный, без интонаций и тембра шепот чуть в стороне:

— Он то «просыпается», то «засыпает». Как такое возможно?

Градик просыпается с тихим вскриком, чувствуя, как заполошно стучит сердце, еще недавно готовое совсем остановиться.

* * *
Градику три с четвертью луны, когда с теплым ветром в племена приходит сезон Юных Листьев. Племя Теней, измученное, поредевшее, горячо благодарит Звездное племя за то, что оно сжалилось над ними, и Градику странно и дико видеть это. Он не понимает, как бесчисленные огоньки звезд в небе связаны с душами предков, не понимает, как эти огоньки, неимоверно далекие, могут влиять на жизнь живущих котов.

Но он не спешит делиться с кем-либо своим непониманием.

Во сне он взлетает за облака, в чернильно-темное ночное небо с непривычным звездным рисунком. И только на высоте, под свист разреженного воздуха, к нему приходит понимание, что эти звезды, на самом деле даже не мерцающие, не имеют ничего общего со Звездным племенем — слишком они безжизненны.

* * *
Градику четыре луны, и он в лоб спрашивает у Снежноухой:

— Что такое Последнее Испытание?

— Перед тем, как оруженосец станет воином, Звездное племя проверяет его мысли — нет ли у него злых помыслов, — тон старейшины ласков, но ее глаза похожи на две ярко-голубые льдинки.

— А если есть? — вопрос звучит сдавленно, частичка холода из глаз Снежноухой словно передается и Градику, заставляя его редкую котеночью шерстку встать дыбом.

— Тогда оно уничтожит эти помыслы, — улыбка старейшины выглядит натянутой. — Не бойся, на моей памяти еще не было ни одного оруженосца, который бы не прошел Испытание.

Градик уже привык к холоду в своих снах, но в эту ночь все не так. Мороз не обжигает, а медленно проникает внутрь, выпивая последние крохи тепла, и снег не хлещет по твердой шкуре, а налипает на нее ненужной обузой, тяжелит вечно раскинутые крылья.

* * *
Градику пять с половиной лун. Племя Теней постепенно оправляется от последствий страшного мороза и голода. Оруженосцы возобновляют тренировки, невзирая на то, что и они, и их наставники по-прежнему измотаны до предела и буквально валятся с лап. Неведомо как ухитряется сдать охотничье и боевое испытания Кленохвост, совсем уже взрослый оруженосец, которого посвятили бы в воины еще три луны назад, если бы не морозы. Все племя замирает в нетерпеливом ожидании, когда холодным апрельским утром один из воинов, Ледопят, уводит рыжего оруженосца к Лунному озеру, чтобы предки, согласно обычаю, во время Последнего Испытания одобрили его становление воином.

…Возвращаются они на следующее утро. Сумрачные коты выдыхают с облегчением, узнав, что Лунное озеро уже оттаяло, и замирают, увидев, что стало с Кленохвостом. Он почти не стоит на лапах, его взгляд устремлен в никуда, а из приоткрытой пасти на землю тянется ниточка слюны.

— Звездное племя отвергло его, — коротко отвечает на так и не прозвучавшие вопросы Ледопят.

— Почему? — шепотом спрашивает Градик у стоящего рядом Тусклоцвета. Целитель еле заметно дергает ухом и повторяет слова Ледопята:

— Звезды отвергли его.

Градик понимает, что объяснений он не дождется.

Кленохвост умирает через пятнадцать дней. Церемонию прощания не проводят, хотя ничто не мешает этому.

Ничто, кроме негласного запрета Звездного племени.

Градику остается только гадать, куда же попадет душа рыжего оруженосца.

* * *
Градику — теперь уже оруженосцу Градолапу — семь лун, и он впервые видит Птицу, одну из тех, чьи гнезда находятся где-то за территориями племен, одну из тех, кто с оглушительными рокочущими криками разрезает небо почти каждый день.

Внезапный нарастающий гул застает его врасплох, он вскидывает голову и замирает, когда солнце над ним с громоподобным криком на секунду закрывает огромная крылатая тень, невозможно знакомая.

Он уже видел таких Птиц в своих снах. Он сам был такой Птицей.

— Не смотри! — от увесистой оплеухи подскочившего Ветрокрыла — или от крика Птицы? — звенит в ушах, мир расплывается. Градолап ошалело моргает:

— За что?!

— На них, — воин резко кивает на исчезающую за лесом Птицу, — нельзя смотреть.

…Он оруженосец, а оруженосцу не пристало слушать россказни стариков, но этим же вечером Градолап приходит в палатку старейшин с одним-единственным вопросом:

— Почему на Птиц нельзя смотреть?

— На каких птиц? — непонимающе склоняет голову набок Кедрогрив.

— Ты про тех, что летают над лесом? — вдруг открывает глаза Снежноухая, и оруженосец не впервые поражается их глубокой синеве. — Считают, что они могут украсть разум. Ты слышал про Щуку?

— Снежноухая… — низко-угрожающе начинает Кедрогрив.

— Что? — старейшина смотрит на него в упор. — Разве она не была частью нашего племени? Нам не объяснили причин запретов, нам просто сказали — на Птиц смотреть нельзя! И мы приняли это, как должное, даже не спрашивая, почему. Как приняли Последнее Испытание…

— Так кто такая Щука? — осторожно встревает в разговор Градолап.

— Обычная глупая кошка, которую любовь к Птицам довела до безумия, — глухо рыкает Кедрогрив, топорща поблекшую от старости шерсть на загривке.

— Воительница, которой было место не здесь, в прогнившем до сердцевины племени, и даже не на бескрайних пустошах племени Ветра, — с теми же интонациями Снежноухая обычно рассказывает сказки. — Она очень любила наблюдать за Птицами. Но однажды ей повстречалась Птица, не такая, как остальные, маленькая и быстрая. И считают, что именно она лишила Щуку разума.

— Как? — непонимающе моргает Градолап.

— Все было как обычно, а на следующее утро, — Снежноухая неспешно заносит лапу над березовым листком, неведомо как попавшим в палатку, — ее голова была пуста, как у новорожденного котенка. Она обезумела.

Ее белая лапа с выпущенными когтями с размаху обрушивается на лист, точно это мышь, и оруженосец вздрагивает от неожиданности.

…В эту ночь он впервые обращается к другим Птицам, воспользовавшись тем, что неподвижно стоит на земле, а не несется в небесах.

— Отзовитесь! — его выкрик нельзя назвать звуком в привычном понимании, это мыслеобраз, адресованный Птицам — и только им. Но блестящие в солнечных лучах крылатые рядом не отвечают, зато отзывается стайка маленьких Птиц из ближней заводи — они щебечут что-то малопонятное, наперебой пищат, как еще не научившиеся говорить котята или птенцы. Градолап, даже слегка оглушенный потоком невнятной информации, закрывается, обрывает установленный было контакт.

И именно поэтому он не замечает пристального «ментального взгляда» от темно-серой Птицы, сидящей в стороне, и «не слышит» последовавшего за ним вопроса — точно таким же голосом без интонаций и тембра:

— Что ты такое?

* * *
Градолапу девять лун, и он все чаще ловит на себе полный невыразимой нежности и тоски взгляд матери. Поначалу в нем каждый раз зарождается отчаянное желание подойти, прижаться, вдохнуть такой родной запах и почувствовать себя крохотным котенком — тем, у которого еще жива была сестра и который не мучился от холода и голода.

Но каждый раз Ряболапа спешит разорвать зрительный контакт, словно стыдясь собственных чувств.

Объясняют все случайно подслушанные им слова Кедрогрива:

— Снежка, ты замечала, как Градолап похож на своего отца?

— Вырастет — вообще будет не отличить, — отзывается Снежноухая. — И не называй меня «Снежкой»!

«Она видит во мне лишь Бурелапа».

В груди у оруженосца после этого надолго поселяется холодный комок обиды, вытесняя собой все остальные чувства.
Градолап не замечает, что в какой-то момент обида перетекает в постоянное равнодушие, не замечает, как постепенно становится все сдержаннее в эмоциях.

* * *
Градолапу четырнадцать лун, и в самом конце сезона Голых Деревьев он приходит к Звездному племени на Последнее Испытание.

— Удачи, — чуть слышно шепчет ему на ухо Ночесвет, его наставник. Оруженосец опускает веки в коротком знаке благодарности, ложится и вытягивает шею, чтобы коснуться жгуче холодной воды Лунного озера.

…Он открывает глаза посреди пустоши, словно на территории племени Ветра. В траве рассыпаны множество маленьких неярких звездочек, и такие же звездочки усеивают шерсть кота перед ним. Но они ничуть не похожи на звезды в небе — это небольшие расплывчатые огоньки, которые мягко светятся*…

— Звездный Рассвет, — почтительно склоняет голову Градолап, узнавший Сумрачного предводителя, не дожившего до Юных Листьев всего чуть-чуть. Теперь Звездный Рассвет снова молод и здоров, ничуть не напоминая ту исхудалую поблекшую тень, едва не уносимую ветром.

— Я пришел… — начинает он, но его перебивают:

— Мы** знаем. Открой свой разум, Градолап, — мягко мурлычет предводитель, и более всего на свете хочется подчиниться ему. Оруженосец замирает, когда Звездный Рассвет наклоняется, касаясь носом его лба. Где-то в черепе Градолапа словно заводится еж — чужое присутствие щекочет и зудит. А через несколько мгновений щекотка взрывается болью. Оруженосец отчаянно хочет отшатнуться, но лапы не повинуются ему. И он, подчиняясь неведомым инстинктам, пришедшим к нему из снов, от загадочной Птицы, обрушивает по границам своего сознания что-то тяжелое и непробиваемое, похожее на скалу, надежно закрываясь от любого проникновения.

Оглушенный Звездный Рассвет отшатывается, оседая на хвост, чудом не теряет равновесие и сам Градолап. На крохотную долю секунды ему кажется, что в янтарных глазах предводителя он видит страх.

— Убери защиту, — ледяным голосом требует Звездный Рассвет, и в его взгляде пожаром разгорается гнев.

Градолап чувствует, как от священного ужаса все в животе смерзается в ледяной ком. Он знает откуда-то, что Звезды собираются отвергнуть его — точно так же, как Кленохвоста луны и луны назад.

Но вот паника уходит, и оруженосец — или же Птица, которой он становится всякий раз во сне — как никогда четко понимает, что будет сопротивляться и дальше, до последнего. И он идет на неслыханную наглость — выплевывает прямо в морду Звездного Рассвета искаженным до неузнаваемости голосом:

— Не уберу.

И повисает оглушительная тишина, в которой Градолап не столько слышит, сколько читает по губам звездного предводителя:

— Ты сам выбрал смерть.

Через считанное мгновение оруженосцу кажется, что на него обрушилась волна. Он не чувствует своего тела, не может дышать и лишь отчаянным усилием удерживается в сознании, цепляясь за остатки «скалы». Перед внутренним взором стоят полыхающие бешенством и неведомой силой глаза Звездного Рассвета, и Градолап мысленно сжимается в комок, пытаясь выстроить новую защиту или хотя бы ослабить чудовищный напор «волны».

…Его вышвыривает со звездных пустошей сильнейшим толчком — прямо на берег Лунного озера, обратно в собственное тело, сотрясаемое дрожью от холода ночи. И вряд ли только от него.

— Ты в порядке, Градолап? — Ночесвет подставляет ему, едва стоящему на лапах, плечо.

— Да, — собственный голос кажется коту похожим на шелест листьев, но еще тише он становится в момент чудовищной лжи: — Меня теперь зовут Град.

…После ночного бдения, без сил упав на подстилку в палатке воинов, он забывается сном. И, словно в награду за то, что он справился — пусть и не так, как от него ожидали — ему видится бескрайняя синь неба со всех сторон, безграничный океан внизу и огненно-многоцветный рассвет над левым крылом.

* * *
Граду восемнадцать лун, когда в дождливый, промозглый сезон Зеленых Листьев в племена приходит сначала Белый, а потом и Зеленый кашель. Сумрачный целитель сбивается с лап в поисках лекарственных трав в превратившемся в болото лесу.

Одним утром Крапивная Звезда подзывает к себе Града и коротко сообщает:

— Тусклоцвет просил тебя помочь ему с поисками трав.

…Довольно быстро Град перестает понимать, как именно он должен был помочь целителю — в вездесущем запахе мокрой земли теряются любые другие ароматы. Напрягает его и поведение Тусклоцвета — тот постоянно оглядывается на него и старается не упускать из виду.

— Как прошло твое Последнее Испытание? — спрашивает он будто невзначай.

— Об этом не положено рассказывать, — отзывается Град.

— Целителям — положено, — непреклонно произносит Тусклоцвет. — Ведь Звезды не приняли тебя, а, Градолап?

Град ощущает, как шерсть вдоль позвоночника начинает вставать дыбом, и в отчаянной попытке солгать бросает почти лениво:

— Не понимаю, о чем ты. Вряд ли мое Испытание существенно отличалось от Испытаний у других.

— Ну-ну, — с жутковатой усмешкой щурит бесцветные глаза целитель. — Посмотрим, что скажет Крапивная Звезда после похода к Лунному озеру.

Град на несколько минут всерьез задумывается об убийстве Тусклоцвета, но вскоре с отвращением отметает эту мысль. Даже сделав так, он не сможет заставить Звездное племя замолчать.

В эту ночь Граду снится серый, потерявший все краски под дождем муравейник Двуногих, скользкая от воды бетонная полоса и омерзительно теплые после холода высот капли, стекающие по шкуре.

* * *
Граду восемнадцать с половиной лун, когда болезнь уносит жизнь Снежноухой.

Воин держится до последнего, давя все эмоции в зародыше теперь уже сознательно, но, когда он в последний раз прикасается к телу старейшины, помогая соплеменникам опустить ее в яму, его оглушает, притупляя реальность, чувство потери.

Он слишком хорошо понимает, что Звездное племя не примет Снежноухую, пришедшую издалека, из-под других небес. Старое Звездное племя времен Путешествия к Месту-где-тонет-солнце, то могло бы так поступить — ведь принял же Ласточку Клан Бесконечной Охоты! — но ждать подобного от нынешних Звезд попросту глупо.

Как глупо ждать и того, что после смерти Звезды примут его самого.

Это понимание в какой-то мере даже помогает справиться с рвущимися наружу, как река в половодье, эмоциями.

Во сне он наконец-то оставляет позади и внизу серый, вечно дождливый город, вновь окунаясь в ледяную синеву неба.

* * *
Граду двадцать лун, когда непоправимое все же случается — Крапивная Звезда, измученная неведомыми ему сомнениями, уходит к Лунному озеру. А возвращается с полыхающими яростью глазами — и сразу, от входа в лагерь, рычит:

— Град, как ты посмел!..

В разгар солнечного дня воину резко становится холодно — кажется, его обман только что был раскрыт не без помощи Звездного племени, которое чуть ли не больше всех было в этом заинтересовано. И, похоже, не без помощи Тусклоцвета…

— Как я посмел выжить? — бесстрастно уточняет он, не видя смысла отпираться. В упор смотрит на предводительницу и выдает немыслимо наглое: — Видимо, Звездное племя плохо старалось.

Его шкура, кажется, вот-вот задымится под пристально-изумленными взглядами соплеменников. Тусклоцвет безликой тенью выскальзывает из своей палатки и подходит к сгрудившимся Сумрачным котам. Краем уха Град слышит что-то о Последнем Испытании и недовольстве Звезд, после чего взгляды становятся неприкрыто угрожающими.

Крапивная Звезда наконец вновь обретает дар речи:

— Звездное племя потребовало твоего изгнания! — и прибавляет, явно уже от себя: — Такой падали не место в племенах.

— О да, не сомневаюсь, — обнажает клыки в усмешке Град. Ему вдруг становится легко-легко, как в снах — когда, проваливаясь в воздушную яму, еще не успел достигнуть ее «дна» и потому наслаждаешься своим почти-падением. — Я удивлен, что Звезды тянули королеву за хвост так долго.

— Замолчи, лисье дерьмо! — выплевывает Крапивная Звезда с перекошенной от бешенства мордой. — С сегодняшнего дня тебе запрещено ступать на территорию племени Теней, и любой, кто увидит нарушение, будет вправе, нет, будет обязан убить тебя!

Град уже не понимает, где в словах предводительницы воля Звезд, а где ее собственная ярость. Но и не стремится понять.

— И еще кое-что. Я лишаю тебя незаконно взятого имени. Проваливай, Безымянный, и не вздумай возвращаться!

Град — нет, теперь уже Безымянный, — задерживается лишь на миг, чтобы взглянуть на теперь-уже-не-его племя. В разноцветье глаз Сумрачных котов — страх, пустота равнодушия и тлеющая злость. Они не выясняют подробностей произошедшего, не расспрашивают Тусклоцвета… «Им просто сказали, что я нарушил запрет Звезд, и они приняли это как должное».

Снежноухая могла бы смотреть на него иначе. Если бы была жива.

Пропахший хвоей лагерь остается у него за спиной. Два воина, две темных тени беззвучно выбегают следом, чтобы удостовериться, что он не намерен задерживаться на территории племени.

Безымянный даже не думает о том, чтобы примкнуть к какому-либо из трех других племен. Крапивная Звезда оставалась верна привычке говорить четко и недвусмысленно даже в ярости, и не зря она сказала, что ему не место в племенах. В самом деле, он охотнее найдет Морское племя из сказок Снежноухой — впрочем, а сказок ли? — чем останется на этих землях, под небесами, принадлежащими параноидальному, пусть и очень могущественному Звездному племени.

Что же до имени… теперь никто не вправе указывать ему, как называться. Так почему бы не взять себе имя Птицы из снов — не длинный уникальный номер, а то имя, которым его иногда называют Двуногие?

— Бальмонт… — задумчиво проговаривает себе под нос изгнанник, заставляя двух воинов позади него недоуменно переглянуться. — Константин Бальмонт… почему бы и нет?

Имя звучит непонятно, как и многие имена, данные Двуногими, но очень знакомо. И изгнанник понимает, что вполне готов откликаться на него и называть себя именно так.

Граница остается позади. Воины еще какое-то время смотрят ему вслед — он чувствует это затылком, хвостом и всей спиной — но потом разворачиваются и скрываются в вечерних тенях, не оставляя в память о себе ничего, кроме запаха. Изгнанник даже не оглядывается в ту сторону, не видя в этом смысла.

Бальмонту, наяву — коту и в снах — самолету, двадцать лун, и перед ним открыт бескрайний, необъятный мир.


Примечания:
*В этой АУ — огни святого Эльма.
**Чем больше времени умерший проводит в Звездном племени, тем сильнее «размывается» его личность и тем чаще он вместо «я» говорит «мы».
«К.Бальмонт» (Boeing 777-300ER) — реально существующий самолет.

@темы: мои фики, Коты-Воители, металлические птицы, холодные Звезды

---

Mirror!AU

Подарок

Автор: Fire Wing
Фандом: Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (175 слов)
Герои: mirror!Всеволод, mirror!Ким
Метки: AU, антиутопия
Саммари: Говорят, оружие в Империи иногда дарят в знак полного доверия.
Примечания: Маленький кусок миррорверса в Булычевских реалиях.

*****
В Терранской Империи оружие обычно вручают на официальных церемониях. Дарят его редко-редко, но почти во всех таких случаях «подарок» оказывается со смертоносным подвохом. И именно подвоха привычно ожидает Ким Янсон, когда обнаруживает в кают-компании «Синей чайки» оставленный кем-то на столе нож в ножнах.

Рядом лежит клочок бумаги, и на нем убористым Севкиным почерком выведена всего одна фраза: «Взамен потерянного у Ка’ар’ан».

Что ж, записку точно оставил он. Просто потому, что у выжженной котловины озера Ка’ар’ан в тот раз были только они двое, и только они знали это название, не пошедшее потом в официальные отчеты. Ну, и взбешенный местный, но он, позже упокоившийся на спекшейся зеленоватой земле, не в счет.

Нож удобно ложится в ладонь, синеватое лезвие поблескивает в искусственном освещении. Не происходит ровным счетом ничего — стало быть, подвоха в самом деле нет?

Говорят, оружие в Империи иногда дарят в знак полного доверия.

Ким не верит в подобную чепуху. Доверие — понятие, в их мире давно ушедшее в прошлое.

Однако Всеволод — пожалуй, единственный, к кому он может без опаски повернуться спиной.

@темы: мои фики, Алисиана, миррорверс

---

Инопланетно-новогоднее

Наблюдатели

Автор: Fire Wing
Фандом: Звездный путь (СтарТрек)
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: драббл (990 слов)
Герои: Рэй, Кир, Рила
Метки: дружба, инопланетяне, крылатые, ОЖП, ОМП, постканон, фантастика
Саммари: Когда в социум на Перводирективной планете внедряют «наблюдателя», он практически ни в чем не должен отличаться от аборигенов. Казалось бы, кастрианцы очень похожи на харранцев, и проблем возникнуть не должно. Но есть одна загвоздка – не все инопланетяне нормально относятся к виду крови, особенно если эта кровь непривычного им цвета.
Примечания: Фик был написан на Фикбучный конкурс «НапиСанта» по следующей завязке: «Ваш герой/героиня оказывается в беде или крайне сложной ситуации прямо накануне Нового года. Кто спасет его/ее? Что за беда стряслась?».
P.S. Глянуть самодельную иллюстрацию от нейросетки:

тык

*****
— Насколько все плохо? — с ненормальным спокойствием уточнил Кир на стандарте, тщетно пытаясь хотя бы шевельнуться. Если уж яда на иглах, которыми стреляли харранцы, обычно хватало, чтобы парализовать моррука — крупного зверя высотой три метра в холке — неудивительно, что их двоих уложило разве что не наповал.

— Вроде бы с «отрицательными персонажами» мифологии все народы во все времена поступали одинаково, — усмешка Рэя вышла кривой, губы почти не слушались то ли от холода, то ли от яда, слова тоже звучали не слишком внятно. Кора ааруны под спиной пульсировала, навевая не самые приятные ассоциации, и отойти от дерева хотелось просто неимоверно. — А тут еще праздник этот…

Он взглядом указал на харранцев, которые под звуки барабана водили вокруг соседнего дерева ритуальный хоровод, невзирая на валящий стеной снег и пронизывающий ветер. Потом посмотрел вверх, на украшенные ярко-алыми ягодами лиаи колючие ветки — за день до праздника местные птицоиды увешали ими все ааруны в округе. Учитывая, что со стороны ааруна была похожа на земную елку, картина получалась подозрительно знакомой.

«Все мило, пасторально и даже немного напоминает старый добрый цедианский Новый год, если забыть про то, что это планета у тарга на шипах, а мы тут исключительно в роли «наблюдателей»… были», — мрачно подумал Рэй.

Кир даже не сразу понял, почему аборигены отшатнулись от него с оглушительными криками, ведь он всего лишь сильно порезался об острый спинной гребень реммка, местного тяглового животного. Рэй осознал проблему куда быстрее — по злой иронии судьбы, харранские «отрицательные мифологические персонажи», в отличие от самих харранцев, которые были краснокровыми, якобы имели темно-синюю кровь. И сейчас Кир пятнал белые перья собственной ладони именно синей кастрианской кровью, а тем временем среди аборигенов отчетливо нарастала паника.

Рэй дернул друга за здоровую руку, без слов предлагая сматываться и уже видя краем глаза, как старшие охотники вскидывают духовые трубки, те же самые, с которыми обычно ходили на морруков. Доверие харранцев, с таким трудом завоеванное, оказалось очень легко потерять…

…После неудачного побега их поставили к стволу ааруны, словно предметы мебели, оставив следить за ними лишь нескольких охотников. Рэй и сейчас отдавал себе отчет в том, что выглядят они с Киром оригинально: оба в полуприседе, со вскинутыми крыльями и прижатыми к телу руками — типичная поза, которую обычно принимают перед взлетом с места. Но, когда ты сам и кастрианец рядом с тобой стоите так уже часа два, поневоле становится смешно. Даже если ситуация вообще не располагает к смеху.

— Одно утешает — у нас есть отсрочка, — задумчиво сказал Кир. Рэй покосился на него и процитировал по отношению к харранцам одну из множества заученных в детстве земных поговорок:

— Война войной, а обед по расписанию?

Кир удивленно моргнул. Рэй отметил это его действие с некоторым облегчением — он сам не мог даже моргать, поскольку, в отличие от получившего две иглы друга, поймал их три. Одно утешало — перед наступлением паралича он каким-то чудом успел опустить «третье веко» и только поэтому сейчас не маялся резью в глазах. Правда, и поднять «веко» обратно не мог, как ни старался.

— Забудь, — если бы он мог, отмахнулся бы. — Сколько у нас времени?

— В перерасчете на нашу массу и полученную дозу… думаю, я так простою еще часа полтора. Ты — еще три.

— И неизвестно, сможем ли мы вообще стоять после этого, не то что сбежать, даже если нам неимоверно повезет, — подвел итог Рэй. — Остается надеяться, что Рила придумает, как вытащить нас, не нарушив Первую Директиву.

…Немолодого и уже слегка пьяного барабанщика у его топорно сделанного инструмента заменила незнакомая Рэю харранка, чем-то похожая на Кира, музыка полилась с новой силой. Хоровод, почти распавшийся, закружился вновь во все убыстряющемся темпе, ритм захватил даже стоящих на страже охотников. Кем бы ни была эта харранка, музыку она даже на таком примитивном инструменте выводила мастерски.

Рэй с внезапным страхом вслушался в удары, ища закодированную морзянку или подвох в такте. Ничего этого не было заметно, однако ему показалось, что за звуками, издаваемыми барабаном, есть что-то еще, очень низкое и практически неслышимое.

— Что она творит… — простонал Кир, словно прочитав его мысли. — Это же инфразвук!

Рэй попытался проморгаться — зрение неожиданно начало плыть — и не преуспел в этом. Голова закружилась, идея спросить, не напоминает ли другу эта загадочная «она» Рилу, мелькнула и пропала. Да, это однозначно был инфразвук, уже и сами харранцы почувствовали неладное — но было поздно. То один, то другой в хороводе, шатаясь, как пьяный, опускался прямо в снег и уже не вставал, а музыка с двойным дном продолжала греметь, забирая себе все сознание без остатка…

* * *
— Да очнись же ты уже, ну! — раздалось рядом яростное шипение. Рэй кое-как сфокусировал взгляд — кажется, из-за яда, даже потеряв сознание, он не закрыл глаза — и увидел прямо перед собой отчаянно шатающуюся Рилу, которую, видимо, тоже «догнал» инфразвук.

— Какого тарга?.. — вопрос вышел больше похожим на карканье шакура. К горлу подкатил комок тошноты, и пришлось с силой сглотнуть.

— Это я должна спрашивать, какого тарга у вас случилось! — рявкнула она, извлекла из кармана комбинезона гипошприц, расстегнула на Рэе меховую куртку и всадила шприц ему куда-то под ключицу, после чего отвернулась к Киру. — У вас обоих с жизненными показателями начала твориться полная чушь, что мне оставалось делать? Сидеть в корабле и ждать, пока вас прикончат? Тем более что у них тут праздник, они под своей выпивкой, прямо как тот барабанщик, даже звездолет класса «Конституция» не заметят, если только он прямо им на головы не приземлится!

— Ты ведь использовала инфразвук? — паралич не торопился отступать, поэтому, чтобы увидеть Рилу, ему пришлось скосить глаза.

— Только узкофокусный портативный излучатель — барабан очень выгодно стоял, — отозвалась она, вкалывая что-то и своему брату тоже. — Скажи спасибо, что наша физиология от их чуть отличается…

— …А то бы сейчас лежали в снегу за компанию, — неожиданно внятно изрек очнувшийся Кир. — Ты нам сейчас транспондеры ввела?

Рила рвано кивнула. Оглянулась на лежащих кто где харранцев, взъерошила хохолок:

— Проваливаем отсюда, пока они не очнулись. Что случилось, расскажете на корабле.

— Одного понять не могу, — признался Рэй. — Почему нам ввели только биомониторы, но не транспондеры? Что, неужели картина мира у харранцев порушилась бы сильнее в том случае, если бы мы двое пафосно исчезли в сиянии транспортации?

— Видимо, да, — пожала плечами Рила. — А так мы всего лишь станем героями очередной легенды.

— Всего лишь, — не удержался от нервного смешка Рэй.

@темы: СтарТрек, мои фики, кастрианские истории

---

Маленькая творческая шалость

Гололед

Автор: Fire Wing
Фандом: Кир Булычев «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: драббл (295 слов)
Герои: самый обыкновенный человек
Метки: инопланетяне, современность, фантастика
Саммари: Вечерние заморозки и гололедица — зло в чистейшем виде. Хорошо, что в самый последний момент, когда ты уже падаешь, тебя может поддержать под руку добрый человек. Или... не человек?
Примечания: Первоначально это была хулиганская зарисовка для челленджа на Фанфикусе, где по заданию надо было описать нечто поразительное простым разговорным языком и не более чем за полторы тысячи символов. В ограничение по символам, правда, уложиться не удалось)

*****
Вечерние заморозки — зло в чистейшем виде. Особенно если несколько часов назад было плюс два. И особенно если с намерзшим повсюду льдом никто ничего не успел или не захотел сделать. Песок? Какой песок? В самом деле, пусть лучше все падают везде, где дорога хоть чуть-чуть идет под уклон!

Быстро шагаю по тротуару в сторону перехода, к зеленому огоньку пешеходного светофора, но тут нога предательски проскальзывает по голому льду. Отчаянно взмахиваю свободной правой рукой — в другой пакет с покупками — уже понимая, что сейчас треснусь копчиком, и вдруг ощущаю на предплечье левой руки и на плече чью-то твердую, не дающую упасть хватку. Держат аж в три руки и крепко.

При помощи незнакомца (или незнакомцев) вновь принимаю устойчивое вертикальное положение и наконец смотрю на него. Черт лица в темноте, кое-как разгоняемой фонарем, почти не разглядеть, одно заметно — неестественно большие сиреневые глаза. Линзы, что ль?

Коротко вздрагиваю от пронизывающего ветра и все же вспоминаю о правилах приличия. Улыбаюсь криво, уголком губ:

— Спасибо.

— Не за что, — чуть пожимает он плечами с ответной легкой улыбкой, светлой и такой… неуместной в этой ноябрьской мрачности и слякоти. Поднимает тонкую руку в извиняющемся жесте с таким же, как у меня, пакетом «Пятерочки» в ней: — Кажется, мы опоздали на переход.

Смотрю в сторону светофора. Так и есть, красный. Пользуясь наступившей паузой, шарю взглядом вокруг, пытаясь найти того, кто еще меня ловил и пожелал остаться неизвестным — была же там чья-то третья рука… Однако рядом — только этот незнакомец, тощий как спичка; откуда только сила такая, чтобы падающего человека удержать?

Счетчик на светофоре наконец обнуляется и запускается заново уже с зеленым сигналом. Незнакомец шагает на полустертую «зебру», я бросаю взгляд туда же и замираю, не в силах сказать хоть слово или хотя бы подобрать отвисшую челюсть. Только смотрю на его ломкую, длинную тень, у которой отчетливо видны три ноги.

@темы: мои фики, Алисиана

---

Тайна Медузы-3 — 1

Бегущие в подземелье

Автор: Fire Wing
Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Булычев Кир «Приключения Алисы»
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: мини (7030 слов)
Герои: Леонард МакКой, Джеймс Тиберий Кирк, Спок, Всеволод, Ким, Третий капитан, Весельчак У, Крыс
Метки: AU, hurt / comfort, второстепенные оригинальные персонажи, другие планеты, жестокость, инопланетяне, кровь / травмы, научная фантастика, повествование от нескольких лиц, экшн, смерть второстепенных персонажей
Саммари: Новость об исчезновении Второго капитана четыре года назад прокатилась по информационным каналам, словно цунами. Говорили, что в полете к Большому Барьеру Второй перехватил идущий из системы Медузы сигнал бедствия, направился туда – и пропал.
МакКою казалось странным, что звездолет для исследования системы и, если будут зацепки, поисков Второго отправили лишь спустя четыре года после его исчезновения. Как будто командование ждало, пока время и природа сотрут все следы произошедшего...
Примечания: Имена и фамилии Трех капитанов взяты из фанона.
Идея извлечения энергии из вакуума взята из книги Александра Казанцева «Коэффициент любви, или Тайна нуля».
P.S. Посвящается капитанскому фандому в целом и авторам, в нем обитающим.

*****
Когда пол шаттла внезапно ушел из-под ног, МакКой, не осознав толком, что происходит, отчаянно вцепился в сиденье кресла. К горлу подкатил мерзкий комок тошноты — они падали. Они падали в чертову пропасть, вдруг оказавшуюся на месте самой обычной полянки Медузы-3!

Жутковатое ощущение невесомости продлилось не больше нескольких секунд. Затем шаттл тряхнуло, вжимая десантников в кресла, появилась какая-никакая гравитация — сидевший на месте пилота Спок производил торможение двигателями. Но еще через мгновение «Коперника» сотряс страшный удар. Шаттл жалобно затрещал, заскрипел, борясь с инерцией, кто-то вскрикнул, что-то хрустнуло во внезапно наступившей темноте… И стало тихо.

— Все живы? — хрипло спросил начмед с пола, куда его отбросил страшный толчок, промаргиваясь и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, кроме огоньков приборной панели. Рядом с ним прозвучал голос Кирка:

— Жив.

— Жив, — жутковатым эхом повторила темнота. МакКой даже не сразу сообразил, что это подал голос говорун.

— Жив, — синхронно откликнулись два голоса, один из которых звучал глуховато, словно его обладатель процедил это короткое слово сквозь зубы.

— Спок?.. — позвал МакКой.

— Утвердительно, доктор, — отозвался вулканец. В темноте зашуршало, загораживая слабый свет приборов — старпом взгромоздился обратно на свое кресло.

Нашарив рядом кресло, — свое, чужое ли, было не понять, — МакКой подтянулся и уселся тоже.

Темноту рассеял аварийный красный свет, и стало видно, что Кирк уже поднимается на ноги, Ли на ощупь пытается продвинуться вперед (едва стало светлее, он прекратил свое занятие), а Миллер, прижимая к боку локоть, замер возле стенки шаттла. Взъерошенный говорун восседал в углу, вращая глазами, словно хамелеон.

— Где мы? — негромко спросил капитан. Обзорный экран показывал лишь черноту.

— Сканеры регистрируют большую подземную полость, заполненную пригодным для дыхания воздухом, и сеть туннелей, расходящихся в стороны от нее. Глубина полости — приблизительно сто пятьдесят один метр. Вернуться назад мы не сможем — сразу после падения «Коперника» полость вновь закрылась плитой. Впрочем, даже если бы этого не произошло, мы все равно не смогли бы взлететь — гондолы двигателей необратимо деформированы, в обшивке одиннадцать крупных трещин и девяносто три микротрещины…

Миллер, занятый попытками перебраться в ближайшее кресло, задел локтем стоящего в проходе Ли и болезненно зашипел. МакКой обернулся к нему:

— Что?

— Локоть ушиб, — тихо и немного виновато отозвался научник. — Когда падал.

Начмед поморщился и потянулся за медицинской сумкой. Ушиб, конечно, вещь неопасная, но и ситуация у них вроде еще не чрезвычайная.

— …То есть вытащить «Коперник» из этих катакомб мы не сможем, — резюмировал Кирк, подводя итог краткой дискуссии, которую МакКой почти полностью пропустил.

— Связаться с «Энтерпрайз» также невозможно, — добавил Спок. — Перекрывающая выход плита экранирует наши сигналы. И…

Видимо, причиной запинки старпома было поступление новых данных сканирования.

— Капитан, здесь еще одно судно. С вероятностью 98.5 процента это «Синяя чайка».

МакКой, подняв взгляд от медленно уменьшающегося в размерах под лучом регенератора кровоподтека на локте научника, вслух изумился:

— Она же пропала четыре года назад!..

— …При невыясненных обстоятельствах, — задумчиво договорил за него капитан, через плечо старпома всматриваясь в данные. — И в ней регистрируется один человеческий биосигнал.

— Прекрасно, черт возьми, нам только пропавших капитанов тут не хватало, — пробормотал начмед себе под нос — хотя именно к такой вот находке все шло еще с того момента, когда на борт «Энтерпрайз» попал говорун.

…Новость об исчезновении Второго капитана четыре года назад прокатилась по информационным каналам, словно цунами. Говорили, что в полете к Большому Барьеру Второй — он же Ким Янсон, капитан «Синей чайки» — перехватил идущий из системы Медузы сигнал бедствия, направился туда — и пропал вместе с кораблем.

МакКою казалось странным, что звездолет для исследования системы и, если будут зацепки, поисков Второго отправили лишь спустя четыре года после его исчезновения. Как будто командование ждало, пока время и природа сотрут все следы произошедшего в системе…

И вот теперь они нашли «Чайку», более того — оказались в той же ситуации. Но кто этот человек, сидящий в ней — капитан Янсон или кто-то другой?

— Боунс, что с Миллером? — прервал его размышления голос Кирка.

— Сильный ушиб локтя. Но минут через десять будет как огурчик. Зеленый и в пупырышках, — не удержался от язвительной реплики начмед.

— В таком случае — Спок, Ли, вы со мной на разведку к «Синей чайке». Фазеры в режим оглушения, налобные фонари включить на полную мощность. Боунс, вы пока остаетесь здесь. Как только закончите с лечением, вместе с Миллером нагоняйте нас, — с этими словами Кирк поднялся на ноги и направился в сторону люка.

…«Коперник» упал неподалеку от стены колодца, как мысленно окрестил полость МакКой. Рядом с открытым люком виднелся черный зев туннеля, из которого тянуло холодом и сыростью. Да и в самом колодце воздух был пыльный, затхлый…

Говорун в углу зашевелился, бочком-бочком пододвигаясь к люку вслед за десантниками, два его клюва то открывались, то закрывались. Наконец птица издала звук, напоминающий больше всего длинный и неблагозвучный скрип, и, захлопав крыльями, вылетела наружу между капитаном и старпомом. Те инстинктивно дернулись в стороны, чтобы не получить крылом по лицу — и вдруг темноту подземелья, кое-как рассеиваемую светом фонарей, прорезали фазерные лучи, потянувшиеся вслед говоруну, золотистое оперение которого исчезало в туннеле.

Универсальный переводчик — тот, который вживляют под кожу каждому звезднофлотовцу — запоздало выдал перевод крика говоруна: «Опасность!». Насторожившись, десантники начали медленно обходить шаттл, держа фазеры наготове — лучи их налобных фонарей пропали из виду. Начмед выключил ненужный уже регенератор и потянулся за сумкой, оглядываясь на люк.

…Снаружи вдруг вспыхнул ослепительный с непривычки свет. Зажмурившись от неожиданности, МакКой уронил инструмент — тот звякнул, ударившись о металл. Миллер метнулся к люку и дальше, наружу, вскидывая фазер, начмед, едва ли не рефлекторно подхватив сумку, прыгнул следом.

Колодец был залит ослепительно ярким светом, и в этом свете было до омерзения отчетливо видно несколько гуманоидов, склонившихся над тремя телами в форме Звездного Флота.

«Кто-то имеет на нас зуб», — слишком спокойно подумал МакКой и тут же понял, кто именно.

В стороне стоял, довольно улыбаясь — хотя едва ли этот оскал можно было назвать улыбкой — доктор Верховцев.

…Времени на эмоции не было. Пока несколько гуманоидов в черном старательно заковывали десантников в наручники, — а это значило, что их не убили, а просто оглушили — остальные, держа наготове нечто среднее между фазерами и дисрапторами, направлялись к шаттлу, намереваясь обогнуть его и проникнуть внутрь. На одинаковой черной одежде каждого из них поблескивал характерной многогранной формы подавитель биосигнала — с его помощью можно было как на сканерах выдать себя за представителя другой расы, так и полностью скрыть свой биосигнал. У этих, видимо, устройства были запрограммированы именно на подавление — иначе Спок заметил бы всю их компашку при первом же сканировании.

— Хватай фонарь, фазер и пошли, — прошипел, кидаясь обратно к люку, начмед. В случае ухода от погони фонари были бы скорее даже лишними, но двигаться в тоннелях наощупь — а МакКой не сомневался, что нормально эти катакомбы никто не освещает — он не собирался.

Ремешок налобного фонаря взъерошил волосы, когда он поспешно застегнул его. Рядом точно так же щелкнула вторая застежка — Миллер прилаживал свой фонарь.

Начмед почти физически ощущал, как уходит время и, едва дождавшись, когда научник закончит возиться с ремешком, прилепил фазер себе на пояс и рванулся к темному отверстию туннеля.

«А ведь говорун, наверное, знал, куда лететь, ведь один раз он уже убрался отсюда. Понять бы еще, где он…» — эта мысль мелькнула в голове в момент удара о незаметный в темноте угол. Подавив желание от души выругаться, МакКой нащупал стену и быстро пошел уже вдоль нее во избежание новых столкновений. Сзади звучали шаги, но то были всего лишь шаги Миллера; никто за ними не гнался.

* * *
МакКой не мог сказать, сколько прошло времени до того, как они нашли говоруна. Здесь, в бесконечных темных коридорах, оно застыло, завязло в чернильной темноте, как вязли в ней неяркие лучи налобных фонарей, которые они все же включили — но все равно не всегда удавалось сходу вписаться в поворот.

…Поэтому начмед, к своему стыду, аж подпрыгнул, когда луч вместо темно-серых от сырости стен выхватил золотисто-рыжее оперение и блестящий глаз говоруна. Птица сидела на полу, нахохлившись, и словно дожидалась их.

— Чего уставился? — мрачно спросил МакКой у говоруна. Тот склонил голову набок и повторил его собственные слова:

— Нам только пропавших капитанов тут не хватало!

«И ведь без малейшего искажения интонации процитировал, зараза!» — в который раз невольно восхитился начмед. Говорун вообще был одной сплошной загадкой для биологов — недаром его весь перелет до Медузы как только не изучали всем научным отделом…

А говорун тем временем встряхнулся, расправил крылья и влетел в отверстие в стене.

— Идем за ним? — спросил Миллер, лучом фонарика обшаривая стены туннеля. В них чернело еще несколько ответвлений — если бы не говорун, они сейчас легко заблудились бы; впрочем, кто знает, сколько впереди еще таких вот развилок?

— Я доктор, а не следопыт, — проворчал МакКой.

…Коридор, в который они свернули, оказался неожиданно коротким. Через несколько десятков метров его потолок и стены вдруг ушли в стороны — они вышли в колодец, подобный тому, в котором стояли «Коперник» и «Чайка».

МакКой выкрутил мощность своего фонарика на максимум — и луч уперся в нечто темное. Немного подвигав головой, он худо-бедно осветил по частям препятствие и понял, что это корабль неизвестной конструкции, размерами не сильно превышающий «Коперник».

— Понять бы еще, как отсюда улететь… — внезапно озвучил свои мысли научник.

— Подождите улетать, — отмахнулся от него МакКой, параллельно уменьшая обратно яркость луча, чтобы сберечь заряд аккумулятора. — Я вижу вон там свет. Может, это выход?

— Или жилое помещение, — предположил Миллер, опуская взгляд на слабо светящийся экран трикодера. — Черт, одни сплошные помехи, холм от ущелья не отличить… видимо, здешняя горная порода мешает. Доктор, выключите фонарь, если там есть пираты, нас могут заметить. Дойдем вслепую.

— И попытаемся не переломать ноги, — мрачно кивнул начмед.

…Когда они уже достигли корабля и обогнули его, пятно света начало довольно быстро тускнеть и вскоре исчезло вовсе. Десантники замерли в кромешной темноте, тщетно пытаясь понять, куда им идти. Но вот МакКой дотянулся до переключателя, и темноту немного разогнал луч его фонарика.

— Это не жилое помещение, беспокоиться не о чем, — пояснил он свои действия. — Снаружи просто стемне…

Тишину, которую до того нарушал только его голос, прорезал негромкий стон. Миллер, как раз тоже включивший фонарик, от неожиданности дернулся, и луч ушел куда-то в сторону.

— …ло, — по инерции договорил начмед. — Это еще что?

— Чей биосигнал, сказать не могу, помехи все еще присутствуют… — нахмурился Миллер, вновь уткнувшись в трикодер. — Но он исходит откуда-то оттуда.

Он кивнул на отверстие коридора, такое же, как то, из которого они вышли.

— Тогда идите к выходу, я вас догоню, — чуть пожал плечами МакКой.

— Доктор, — научник посмотрел прямо на него. — Я не думаю, что разделяться — хорошая идея. Тем более, если верить трикодеру, там всего одно существо.

Начмед еще раз посмотрел в сторону невидимого теперь выхода. С одной стороны, Миллер был прав — черт его знает, сколько вообще пиратов в этом подземелье. С другой стороны, если они сейчас натолкнутся на пиратов, и их обоих схватят, некому будет выйти на поверхность и оттуда связаться с «Энтерпрайз»…

— Вы идете? — пока он размышлял, Миллер успел подойти к самому отверстию.

— Да, — коротко ответил он.

…Уже через пару десятков шагов луч фонарика выхватил в конце туннеля металлическую решетку. За ней был длинный коридор, в конце уходивший куда-то вниз. Стон повторился — хриплый, еле слышный; словно у существа, его издавшего, не оставалось сил даже на звуки.

Мысленно чертыхнувшись, МакКой содрал с пояса фазер, выставил минимальный диаметр и максимальную мощность луча, поднес оружие к решетке и выстрелил.

Ничего не произошло.

Точнее, луч фазера просто уперся в решетку, но та не только не замерцала и не исчезла на нужном участке, но и вообще визуально не изменилась.

— По всей видимости, она поглощает энергию фазерных лучей, — мрачно произнес Миллер, поднимая глаза от трикодера. — Так что это бесполезно.

МакКой от души выругался и саданул по решетке кулаком. Та, согласно законам физики, с такой же силой подействовала на кулак, заставив его обладателя выругаться вторично.

— Идемте, доктор, — Миллер, осознавший ситуацию раньше начмеда, тронул его за плечо. — Мы никак не поможем этому бедолаге, потому что банально до него не доберемся.

— Должен же быть способ убрать с дороги эту треклятую решетку… — рыкнул обозленный на собственное бессилие МакКой. — Да хоть перепилить!..

— Чем? — вполне здраво спросил научник. — Даже если ее можно деформировать только физическим воздействием, мы с вами, к сожалению, не вулканцы и выдрать ее из пазов не сможем.

«— Я просто проверяю прочность решетки.
— Угу, в семнадцатый раз…*», — некстати вспомнилось МакКою.

— Идемте, чем скорее мы свяжемся с «Энтерпрайз», тем скорее ему помогут, — сказал Миллер.

* * *
В чувство Кирка привел поток холодной воды, взявшийся буквально из ниоткуда. Хватанув ртом воздух, капитан попытался вскочить, но не преуспел в этом — скованные за спиной руки не удалось даже развести в стороны.

Сморгнув воду с ресниц, Кирк огляделся. Они находились все в том же подземелье, залитом ярким светом, рядом блекло-синей от пыли громадой высилась «Чайка», а неподалеку стоял потрепанный, с потрескавшейся обшивкой «Коперник».

Сбоку выплеснулась еще вода, зацепив его брызгами — и точно так же дернулся, закашлялся, приходя в сознание, лежащий справа от него Ли.

Спок с другой стороны уже очнулся и теперь задумчиво смотрел снизу вверх то на «Синюю чайку», то на стоящего возле них Верховцева.

— Вы в порядке? — как мог тихо спросил капитан, повернув голову к вулканцу. Тот перевел взгляд на Кирка и согласно опустил веки.

— Не разговаривать! — визгливо прогремело у них над головами. Вывернув шею, Кирк смог увидеть обладателя голоса — странного, очень толстого гуманоида, чем-то похожего на свинью.

— Весельчак У! — дошло до него. Да уж, не узнать печально известного космического пирата было бы сложно с учетом его запоминающейся внешности.

— А, узнал все-таки, — почти ласково улыбнулся тот. Он казался совершенно счастливым — чего нельзя было сказать о стоящем рядом Верховцеве, глаза которого выглядели стеклянными, как у покойника. Остальные пираты в черном и вовсе были настолько неподвижны, что Кирк заподозрил в них андроидов.

— Встать, — коротко приказал Верховцев, держащий в руке дисраптор.

Подняться на ноги со скованными за спиной руками оказалось нелегко. Весельчак тем временем подошел к «Чайке», на люке которой красовался старый магнитный и, кажется, даже ржавый замок, и громко спросил:

— Ты меня слышишь?

Корабль не отозвался. Пират, будто не заметив этого, продолжил:

— Я знаю, что ты меня слышишь. Сидишь там и думаешь, почему я сюда этот шаттл затащил. А потому я его сюда затащил, что тебе сегодня придется сдаться.

Корабль молчал — Второй капитан, если это был он, явно не торопился включать внешний динамик. А Весельчак самозабвенно говорил:

— Четыре года ты не сдаешься. Четыре года думаешь, что твои дружки тебя спасут. Четыре года не веришь, что никто не знает, где ты. Четыре года ты надеешься, что твоя паршивая птица долетела до Венеры. Я уж думал, что ты так и умрешь в своей клетке. Но сегодня все изменилось. Сегодня ты откроешь люк и отдашь то, что принадлежит мне по праву. Ты слышишь меня, капитан?

Кирк переглянулся со Споком. Вулканец едва заметно пожал плечами, очевидно, тоже не понимая происходящего.

— Слушай, капитан! Если ты через три минуты не откроешь люк и не вынесешь мне чертежи, мы убьем их всех, — он махнул рукой в сторону десантников. — Сначала я сниму кожу живьем с безопасника. Затем отрежу уши вулканцу, давно хотел иметь такие в своей коллекции. Потом…

Кирк от нарисованной картины только зубами скрипнул, но промолчал.

— Погоди, толстый пират, — раскатился по подземелью голос, знакомый капитану по репликам говоруна. Сомнений не было — говорил Ким Янсон.

— Тебе все равно нет места в Галактике, — продолжил Второй капитан. — Тебя все равно найдут и поймают, где бы ты ни прятался. Лучше послушайся меня — сдайся…

— Молчи! — перебил его пират. — Так мы не договоримся. По твоей милости и по милости твоих дружков я уже и так почти все потерял. И последнего тебе не отдам. Энергия вакуума будет моей.

Кирк и Спок переглянулись вторично, и капитан отметил, что вулканец выглядит очень заинтересованным. В самом деле, ведь всем известно, что вакуум — ничто, и, следовательно, энергию из него получить нельзя; разве что разделить условную частицу вакуума на материю и антиматерию — но подобная операция потребует больше энергии, чем выделится в результате реакции полученной материи с антиматерией.

— Говори: ты отдашь мне чертежи? — чуть резче, чем раньше, спросил Весельчак.

— Мне надо поговорить с этими людьми, — отозвался Второй капитан.

— Нет, — пират зловеще оскалился, — говорить ты с ними не будешь. А то вы придумаете что-нибудь, чтобы меня обмануть. Ты откроешь сейчас люк и вынесешь мне чертежи. А я обещаю отпустить тебя и этих людей на свободу. На все четыре стороны. И если ты не сделаешь того, что я тебе говорю, ты будешь много дней корчиться от их криков. Ведь у тебя есть и стыд, и совесть.

Весельчак почти наверняка лгал — в самом деле, кто отпустит троих заложников, из которых аж двое — офицеры, наверняка обладающие ценной информацией?

— Не получится, толстяк, — Кирку почему-то показалось, что Янсон усмехнулся. — С тех пор, как четыре года назад я опустился на этой планете, ты придумал уже много способов отнять у меня бесконечное топливо, но ничего не получилось. Не получится и сегодня. Ты знаешь, что я сделаю?

— Что? — насторожился пират.

Кирк бросил быстрый взгляд на Верховцева — тот стоял, сунув руки в карманы, и будто вовсе не интересовался происходящим.

— Я взорву «Синюю чайку». Погибну сам, но чертежей ты не получишь. Нельзя давать тебе в руки бесконечное топливо, потому что ты тогда натворишь столько бед, что жителям Галактики не исправить и за десять лет.

— Правильно, — сказал Весельчак. — Но если ты думаешь, что, поступив так, ты спасешь капитана Кирка и его людей, то ошибаешься. Даю тебе торжественное слово Черной Мглы, что они все равно погибнут. На что мне эти пленники? Как только я их отпущу, они расскажут о моей планете командованию, и через месяц за мной будет охотиться весь Звездный Флот. Нет уж, пускай до поры до времени они думают, что меня нет в живых.

— Тогда я все равно должен все рассказать им. Я не понаслышке знаю капитана Кирка и мистера Спока. И посмотрим, что они скажут, выслушав мой рассказ.

— Нет! — выкрикнул Весельчак.

— Молчи, — сказал спокойно Второй. — Куда тебе спешить? Ты успеешь выполнить свою угрозу.

— Пускай говорит, — вмешался вдруг доктор Верховцев. — Он все равно видел, что говорун был у них на корабле. Пускай говорит, это его и их не спасет.

И капитан Янсон заговорил:

— Начало нашей истории вы, капитан, знаете. И вы наверняка помните, как много лет нам пришлось бороться с пиратством. Все считали, что после поражения на Триаде с их шайкой было покончено, но двум пиратам удалось убежать от нас. Несколько лет они скрывались здесь, на окраине Галактики, вдали от космических путей. Через некоторое время все о них забыли.

— Но мы ничего не забыли, — сказал Весельчак.

— Да, — согласился Второй, — они ничего не забыли и не отказались от своих планов. И больше всего на свете они хотели отомстить нам, Трем капитанам.

— И мы отомстили, — снова улыбнулся-оскалился пират.

— Не спеши. Еще ничего не кончено. В конце концов проиграете вы. Вы не сможете победить всю Галактику.

— Сможем, — в третий раз встрял Весельчак, не обращая внимания на то, что рассказ Янсона из-за его комментариев начинает приобретать оттенок абсурда. Сам капитан, будто тоже не замечая этого, говорил:

— Прошли годы. Третий капитан вместе со своим кораблем пропал в червоточине возле Большого Барьера, и его сочли погибшим. После этого Первый с головой ушел в проект «Венера», а я занялся исследованиями. И вот однажды я получил неожиданное послание от Третьего. Он выжил после полета через червоточину, которая вела в соседнюю галактику, и, пробыв некоторое время там, вернулся тем же путем. Он просил меня или Первого встретить его возле Барьера. И я, бросив все дела, поспешил к нему навстречу.

— Но он не знал, что мы перехватили послание, — произнес злорадно Весельчак, потирая ладони, — и все узнали.

— Да, — согласился Второй, — они перехватили его послание, потому что Медуза-3, к которой мы спешили с разных сторон, оказалась пиратской базой. Третий выбрал ее пунктом назначения, потому что был очень болен и не мог дальше управлять кораблем. А он летел с очень важными сведениями. Одна из разумных рас Магелланова облака подарила ему звездные карты их галактики и способ извлечения энергии из вакуума. Ему помогли с установкой двигателей на вакуумной энергии на «Странника», после чего он сорвался домой. Добравшись до Медузы-3, он приземлился на ней, ни о чем не подозревая. Пираты, воспользовавшись его состоянием, пробрались в «Странника», когда он был без сознания, и установили микрофоны, чтобы подслушать наши разговоры, а сам корабль перенесли на эту поляну. Когда же я посадил «Синюю чайку» рядом со «Странником», то обнаружил Третьего в очень тяжелом состоянии. Его надо было отвезти на Фикс, где его смогли бы вылечить, но он не перенес бы еще одного полета. Тогда я решил подождать, пока ему станет легче, пошел на «Чайку» за лекарствами… а пираты тем временем открыли заранее подготовленный люк, и наши корабли провалились в эти катакомбы. Вскоре после падения к «Синей чайке» подошел тот тип, который стоит рядом с вами, и заявил, что отпустит меня в обмен на чертежи двигателей на вакуумной энергии. А в случае отказа пригрозил распилить корабль.

— В их действиях отсутствовала логика, — негромко, но отчетливо заметил Спок. — У них же был образец двигателей.
Второй, услышав его слова, неожиданно горько рассмеялся:

— Третий запустил процедуру самоуничтожения на «Страннике» и погиб вместе с кораблем. А звездные карты и все чертежи были уничтожены вместе с компьютером.

— Неправда, не все, — подал голос Весельчак. — Он передал тебе копию чертежей…

— …Которую я отдавать отказался, — договорил за него Янсон. — Они попытались распилить «Синюю чайку», но не смогли, она ведь покрыта алмазным сплавом. А на борту у меня был тот самый говорун, подарок Первого. И, когда я улетал навстречу Третьему, мы договорились, что, если через четыре года я не вернусь, он начинает поиски. А я, в свою очередь, при попадании в неприятности выпускаю говоруна с кратким докладом о происходящем и с наказом лететь на Венеру.

— Не долетела до Венеры твоя птица, — скрипуче засмеялся Весельчак.

— Но четыре года прошли, — негромко напомнил ему Второй. — И если уж случайный корабль нашел меня так быстро, то Первый сделает это еще быстрее.

— Хватит разговоров, — подал голос Верховцев, сообразивший наконец, что Янсон отчаянно тянет время. — Весельчак, начинай.

Видимо, пираты заранее обсудили план действий, если последовавшее изуверство можно было спланировать. Несколько дюжих молодцев в черном окружили Кирка и Спока, не давая им сделать ни шага в сторону. Весельчак, достав из кожаных ножен, висевших у него на боку, нож, дернул к себе Ли за скованные руки. Тот попытался вырваться, но у него ничего не вышло, — жирный свиноподобный Весельчак обладал поистине вулканской силой, — стало только хуже: пират перехватил его за горло и даже приподнял над полом. Безопасник отчаянно захрипел, тщетно хватая ртом воздух.

— Ты знаешь, Второй капитан, — сказал пират, оборачиваясь к кораблю, — я умею шутить, недаром меня прозвали Весельчаком. Но некоторые мои шутки кончаются слезами, — он поднял нож к горлу безвольно обмякшего Ли.

Верховцев в стороне облизнулся словно бы в предвкушении.

Пират еще раз примерился и по касательной вонзил нож в шею безопасника.

Потекла кровь.

Кирк дернулся, уже осознавая всю тщетность этой попытки освободиться. Ему оставалось только бессильно наблюдать, как Весельчак медленно, словно играючи, ювелирно надрезает кожу на горле Ли и отдельными полосочками отгибает ее, обнажая подкожный слой. Тот, очнувшись от боли, хрипел и слабо дергался, пытаясь освободиться.

В наступившей тишине эхом отдался глухой голос Второго:

— Сними замок.

— Давно бы так! — разулыбался Весельчак, повернулся, сунул нож обратно в ножны, уронил безопасника на каменный пол и якобы брезгливо вытер окровавленные пальцы о свой черный костюм. Кирк стиснул зубы — он видел, что перед тем, как убрать нож, Весельчак резко, но без замаха полоснул по шее Ли, перерезая ему горло. Янсон из «Чайки», скорее всего, не заметил этого — в повороте пират своей огромной тушей загородил безопасника.

А Весельчак тем временем махнул кому-то из стоящих в стороне пиратов, и тот, выхватив непонятно откуда ключ-карту, поспешил к «Синей чайке». Вспрыгнув на трап, он деактивировал замок и небрежно отбросил его в сторону, после чего спрыгнул вниз и замер с оружием наготове.

— Только без глупостей, — предупредил Второго Верховцев.

* * *
Свежий воздух казался настоящим благом после затхлости подземелья, и первые две-три минуты они оба просто пытались им надышаться.

Первым в себя пришел МакКой, кое-как отер грязные пальцы о не менее грязную форму — последние метры до выхода им пришлось проползти по узкому, полному корней лазу — и отцепил с пояса чудом не потерявшийся коммуникатор:

— МакКой — «Энтерпрайз»! «Энтерпрайз», ответьте!

Но коммуникатор отзывался лишь шипением помех.

— Пр-роклятье, — с силой захлопнув ни в чем не повинное устройство, начмед повесил его обратно на пояс. — Миллер, у вас что?

— Тоже помехи, — с ясно различимой досадой в голосе отозвался научник, посмотрел куда-то за спину МакКоя и округлил глаза. — Там корабль…

Из дальних зарослей действительно торчал острый нос небольшого космического корабля.

— Поляна, на которую мы приземлились, в той стороне, — вдруг махнул рукой в сторону темного отверстия лаза Миллер. — Предлагаю обойти корабль по дуге. Может, при удалении от поляны и подземелий помехи исчезнут или ослабеют.

…Сделать это оказалось не так-то просто — корабль окружали заросли высокой, почти в человеческий рост травы. Поскольку они не знали, чей это корабль, идти приходилось как можно более незаметно, а трава эту задачу ничуть не облегчала. Правда, все их старания могли оказаться напрасными, если у экипажа хватит ума просканировать местность…

— Я доктор, а не первопроходец, — не выдержал спустя пару минут начмед, в очередной раз оглянулся на корабль поверх травы и замер.

Говорун сидел возле люка и деловито стучал в него одним из клювов. Металл створок отзывался тихим гудением на каждый удар.

— Что? — тихо спросил Миллер, проследил за взглядом МакКоя и удивленно поднял брови. — Видимо, это свои.

Будто в ответ на его слова, люк открылся, и в нем возникли два человека — Первый капитан в стандартной форме Звездного Флота и доктор Верховцев в легком скафандре, но без шлема.

Миллер поспешно присел в траву и потянул за собой начмеда. Тот, чуть раздвинув ближайшие стебли, продолжал во все глаза непонимающе смотреть то на Верховцева с трикодером в руках, то на Первого, который трепал говоруна по перьевой короне. Но вот птица заговорила, открывая почему-то оба клюва разом — десантники ее слов не слышали; но чем дальше, тем сильнее хмурился Первый.

— Но он же был там, в подземелье, — пробормотал начмед. Кусочки головоломки отказывались вставать на свои места — Верховцев-хранитель музея, Верховцев-пират и вот этот Верховцев-безопасник казались тремя разными людьми. Но на такие маленькие корабли, как этот, транспортаторы никогда не устанавливали, то есть телепортироваться из подземелья на поверхность Верховцев просто не мог — да и не дали бы ему этого сделать помехи, которые и стали причиной того, что десант с «Энтерпрайз» спустился на Медузу-3 на шаттле…

— Может, Первый не знает, кто он?.. — оставив пока в сторонке загадку стремительного перемещения Верховцева, предположил научник.

— Но говорун ему доверяет, — кивнул МакКой на птицу. — Значит ли это, что…

Но что это значит, он договорить не успел. Выхватив фазер, Первый капитан спрыгнул в траву и крикнул громовым голосом:

— Руки вверх! Бросайте оружие!

Верховцев, тоже с фазером наготове, отошел под защиту не до конца открытого люка. Если бы они сейчас попробовали отстреляться или скрыться в траве, им бы не позволили этого сделать.

МакКой пожал плечами и поднялся на ноги, отшвырнув свой фазер в сторону проплешины в траве. Следом встал Миллер.
Начмед догадывался, что они никоим образом не напоминают пиратов — грязные, теперь уже безоружные, в местами порванной форме Звездного Флота. Но кто знает, что на уме у этого Верховцева…

— Имя, звание? — Буран вынырнул из травы с этим вопросом прямо перед ними столь внезапно, что Миллер дернулся от неожиданности. На плечо Первого почти тут же спикировал говорун, повращал глазами и затих.

— Леонард МакКой, старший офицер медицины со звездолета «Энтерпрайз», — произнес начмед и, не сдержавшись, устало провел рукой по лицу, пытаясь стереть грязь и не преуспевая в этом.

— Боб Миллер, младший офицер по науке на звездолете «Энтерпрайз», — в отличие от него, Миллер отчитался так внятно и старательно, будто от этого зависела его жизнь.

— Вы и есть пропавший десант, значит? — внимательно посмотрел на них Первый. — Где остальные?

— В чертовом подземелье под чертовой поляной в плену у чертовых пиратов! — буквально выплюнул МакКой.
— Что за подземелье? — быстро спросил Буран.

— Замаскированная под поляну плита, скрывающая под собой колодец с разветвляющейся сетью туннелей, — ответил за МакКоя Миллер. — Где-то рядом расположен еще один такой же колодец, но поменьше, с кораблем неизвестной конструкции. В основном колодце находится наш шаттл, пострадавший при падении, и «Синяя чайка» с одним человеком на борту.

— А также наш капитан, старпом, СБ-шник и десяток пиратов во главе вот с ним, — кивнул МакКой на вышедшего из травы Верховцева, на всякий случай делая шаг назад. Первый недоуменно посмотрел сначала на него, потом опять на десантников:

— Мы не разделялись после отлета с Блука.

— Возможно, ему повстречался мой клон или двойник? — предположил доктор Верховцев. Чем-то он не был похож на того Верховцева в подземелье — быть может, живым человеческим взглядом; от взгляда того, другого продирало холодом.

— Думаю, хуже. Метаморф, — помрачнел Первый и почему-то посмотрел на небо, откуда доносился постепенно нарастающий гул. — Мистер Миллер, покажите нам дорогу в… этот колодец, куда упал ваш шаттл. Мистер МакКой, вы можете быть свободны.

Десантники же с немым изумлением глядели, как в траву приземляются два шаттла с «Энтерпрайз» — «Ньютон-7» и «Галилео-8» — и из них выскакивают два отряда безопасников, один из которых возглавляет лично Джотто.

— Я связался с «Энтерпрайз», когда они готовились отправлять поисковую группу, — ответил Первый на невысказанный вопрос Миллера, — и выразил желание присоединиться к поискам. А так как цель у нас теперь одна — победить пиратов и освободить возможных пленников…

Он пожал плечами. В этот момент у МакКоя наконец, хоть и несколько запоздало, прорезался голос:

— Какое, к черту, «можете быть свободны»?! Там мои друзья, которым может понадобиться медицинская помощь!

Буран непонятно посмотрел на него, будто что-то вспоминая, кивнул своим мыслям и поднял с земли фазеры, ранее выброшенные десантниками.

— Вы пойдете впереди, — распорядился он, протягивая один фазер Миллеру. — А вы — в середине группы, — второй фазер достался МакКою.

* * *
Еще раз посмотрев на дислокацию пиратов, Второй только зубами скрипнул. У трех пленников — ладно, у двух; истекающий кровью безопасник был совершенно недееспособен — не было ни малейшего шанса освободиться даже тогда, когда завяжется перестрелка, и пираты рассредоточатся.

Стимулятор напополам с адреналином бродил в крови, обостряя все чувства и замедляя окружающий мир. Глубоко вздохнув, Ким выключил внешнюю камеру, отцепил с пояса фазер и надавил кнопку открытия люка, впуская в «Чайку» затхлый воздух подземелья.

…Каменный пол ощутимо ударил по ногам. Разогнувшись, Второй несколько раз выстрелил. Пираты разбежались в стороны и, прячась друг за другом, начали окружать корабль, не обращая внимания на своих оглушенных товарищей. Они понимали, что, пока стоят щиты, способные выдержать несколько выстрелов из корабельных фазеров на полной мощности, стрелять бесполезно — оставалось только прятаться самим, чтобы не быть выведенными из строя.

Но щиты вряд ли продержатся долго, так же как и единственный дилитиевый кристалл в недрах «Синей чайки», изрядно измочалившийся за четыре года даже при минимальном допустимом потреблении энергии — и это одинаково хорошо понимали и пираты, и Ким.

Так и произошло — воздух вокруг корабля вдруг перестал «колыхаться» и «плыть», как над костром; щиты упали.

Выстрелив в последний раз, Второй метнулся под защиту широкого амортизатора корабля. Что ж, теперь он стал легкой добычей — ничто не помешает ни оглушить его, ни попросту скрутить… навыки рукопашного боя бесполезны, когда противников целый десяток.

Выглянув из-за амортизатора, он краем глаза увидел, как рванулся в сторону капитан Кирк, сбивая одного из пиратов с ног, и как в нокаут ударом в висок отправили вулканца, попытавшегося осуществить нервный захват со скованными за спиной руками. Кирк неосторожно обернулся в его сторону — и поплатился за это, растянувшись на каменном полу, скорчился, получив пинок сапогом под ребра…

Когда же он высунулся для следующего выстрела, расстановка сил уже изменилась.

Из туннеля, в который ранее улетел говорун и убежали два члена экипажа «Энтерпрайз», вышло около пятнадцати безопасников. Среди потока красной формы мелькнули два синих пятна — незнакомые лица, одно желтое — Первый капитан, и одно совершенно неуместное среди форменного триколора бело-синее — доктор Верховцев, причем почему-то в скафандре.

А потом мир вокруг резко померк — то ли это кончилось действие стимулятора, и измотанный организм просто отключил сознание, то ли в него все же попали.

«Видимо, фазеры у безопасников были установлены на максимально широкий угол поражения…», — вяло подумал Второй, оседая на каменный пол.

* * *
— Ну что, начнем переноску? — Первый кивнул на скованных пиратов во главе с Крысом в своем естественном обличье и Весельчаком, которых сторожили несколько СБ-шников.

…Когда все более-менее устаканилось, безопасники повязали бессознательных пиратов (помогающий им доктор Верховцев связывал своего двойника, на деле оказавшимся весьма неприглядным разумным скорпионом, со зримым удовлетворением) и унесли в сторонку мертвого Ли, а МакКой залечил Кирку трещину в ребре, — видимо, пинали его пираты со всей основательностью, — очнулся капитан Янсон и тут же возжелал переговорить с Бураном.

Начмед, занятый вкатыванием пиратам лошадиных доз успокоительного, за которое ему пришлось полчаса воевать с глючащим репликатором на «Синей чайке», не слышал, о чем они говорили. Лишь видел краем глаза, как однажды резко и сильно побледнел и сжал кулаки Первый, и видел, как через некоторое время, сказав друг другу все, что надо было сказать, капитаны минуты две просто молча стояли у трапа «Чайки» плечом к плечу.

Потом к ним подошел Кирк, и завязалось совещание о том, куда поместить пленных пиратов. В итоге было решено использовать для этой цели «Энтерпрайз» — все равно гауптвахта «Синей чайки», если верить Второму, не вместила бы их всех.

— Можно начинать, — пожал плечами Янсон, — если никому больше медицинская помощь не требуется. Не требуется ведь?

МакКой уже хотел ответить утвердительно, как его словно ладонью по затылку огрели — вроде и не больно, а все равно ощутимо; вспомнился малый колодец с неизвестным кораблем и странная решетка, за которой кто-то стонал…

— Подождите! Здесь остались еще пленники. Когда мы с Миллером пробирались к выходу, то слышали стон.

Капитаны переглянулись, затем дружно посмотрели на идущего вдоль стены в поисках замаскированной панели управления плитой Спока. Кирк обнаружился с другой стороны колодца, занимающийся ровно тем же, что и его старпом. МакКой только глаза закатил — интересно, зачем он тогда говорил Кирку сидеть на месте и не тревожить едва залеченное ребро?..

С другой стороны, надо же отсюда как-то самим выбираться нормально, не через узенький лаз — вот смеху-то было, когда в него протискивались некоторые бугаи из СБ! — и «Чайку» вытаскивать…

— Капитан Кирк, — сухо и даже несколько официально обратился к Кирку Первый. — Мы можем оставить пиратов на безопасников и вас с мистером Споком?

Тот бросил короткий взгляд на пиратов и кивнул, мол, конечно, можете. Буран, будто ему только это подтверждение и нужно было, повернулся к МакКою:

— Ведите.

Говорун, пристроившийся на гондоле двигателя «Коперника», хрипло, по-вороньи что-то каркнул и остался сидеть. Ему хватило приключений, и снова лезть в тесные туннели, пусть даже вслед за хозяевами, он не хотел.

…К нужному туннелю они шли в бешеном темпе, собирая все неровности на полу и резкие повороты. Точнее, большая их часть доставалась идущему впереди по причине наличия фонарика только у него начмеду.

На неизвестный корабль в малом колодце Первый взглянул без особого интереса — и то взглянул лишь потому, что туда посмотрел и, как следствие, посветил фонариком МакКой. А вот Второй глянул цепко-заинтересованно, словно еще собирался изучить этот корабль подробнее.

Туннель совершенно не изменился за прошедший час — все так же чернели в свете фонарика влажные, выложенные камнем стены, все так же холодно-равнодушно блеснула решетка. При виде ее капитаны дружно схватились за фазеры, но их лучи словно увязли в непонятном материале, не причинив ему вреда. Тогда МакКой мрачно объяснил:

— Фазером ее пилить бесполезно. Миллер сказал, что она поглощает всю направленную на ее разрушение энергию.

Первый чуть пожал плечами, посмотрел на него совершенно нечитаемым взглядом, неожиданно напомнив этим Спока в ситуациях, серьезно угрожающих жизни Кирка, и произнес:

— Значит, будем разрушать ее силой. Отойдите.

Затем подошел сам, ухватился за издевательски поблескивающие прутья и внезапно рванул их столь сильно, что решетка согнулась и вылетела из пазов. И пока МакКой круглыми глазами смотрел на него, пытаясь понять, откуда у обычного землянина такая истинно вулканская сила, он отшвырнул путаницу металлических штырей в сторону и шагнул в открывшийся проход. Опомнившись, начмед протиснулся между ним и стеной и опять занял позицию ведущего. Второй, уважительно поглядывающий на друга, замкнул цепочку.

В конце туннеля оказалась вырубленная в скале винтовая лестница, тоже темная от влаги. МакКой, увидев это воплощение мечты травматолога, только глаза закатил и, придерживаясь рукой за стену, начал спуск. Капитаны без колебаний двинулись следом.

На удивление, никто не поскользнулся.

Лестница вела прямиком к еще одной решетке. Та, к счастью, не обладала свойствами предыдущей, послушно замерцала в луче фазера и исчезла, не оставив и следа. Затем луч начмедовского фонарика упал на единственного обитателя этого каменного мешка.

Каземат даже на первый, самый поверхностный взгляд выглядел жутко, и существо, полулежа скорчившееся на куче ветхих тряпок у стены и прикованное к ней за ногу толстой металлической цепью, уж точно не добавляло ему очарования.

За спиной начмеда раздался сдавленный вздох Второго капитана и его тихий-тихий шепот:

— Всеволод, ты не узнаешь…

— Я убью эту мразь! — прорычал Первый, и было не совсем понятно, кого он имеет в виду — но уж точно не пленника. Оказавшегося, кстати, фиксианцем — три ноги и шесть рук, по меньшей мере две из которых сейчас были неестественно изогнуты, не дали бы ошибиться. Но в каком он был состоянии!

Поспешно выхватив медицинский сканер, МакКой перенастроил его и направил на бессознательного фиксианца. Буквально тут же устройство часто запищало, сигнализируя о критическом состоянии пациента. Впрочем, оно было видно невооруженным глазом — множественные раны на теле, коросты запекшейся крови и гноя, под неправильными углами вывернутые конечности, много раз неверно сросшиеся переломы, следы ожогов второй и третьей степени, неровное тяжелое дыхание, чудовищная худоба, видимая даже в слабом свете фонаря… а еще совершенно белые волосы и кожа. И если последнее могло быть следствием затяжной болезни, то такой набор травм фиксианец никак не мог получить самостоятельно.

МакКой неожиданно для самого себя подавился воздухом при виде остатков желтой форменной туники на фиксианце и трех выцветших, но все еще сохранивших золотистый оттенок полосок на обшлагах изорванных, истрепанных рукавов.

Норн Иильс, Третий капитан, был единственным фиксианцем в Звездном Флоте, сумевшим получить капитанское звание.

Пытаясь справиться со слепым бешенством, как недавно пытался Первый, МакКой опустил взгляд на показания сканера. Те лишь добавили новых штрихов ужасной картине, вызвав вместо острого желания прибить кого-нибудь из пиратов еще более острое желание схватиться за голову или лучше за реанимационные аппараты. Фиксианец буквально двумя ногами из трех уже стоял на том свете, но еще каким-то чудом держался…

…И вдруг он открыл глаза.

Этого не могло случиться — при таком состоянии он никак не мог бы прийти в сознание; и все же он смотрел на них, чуть сощурившись в тщетной попытке сфокусировать взгляд. И радужка его глаз была не сиреневой, как у большинства представителей фиксианской расы, а молочно-белой; лишь черными точками виднелись сузившиеся зрачки. Визуально же разграничить радужку и белок было невозможно.

«Глаза фиксианцев — индикатор их психического и физического состояния. Полностью белая радужка означает кому или смерть», — всплыли в голове слова из учебника по ксенобиологии.

Третий перевел взгляд с МакКоя на капитанов и шевельнул губами, пытаясь что-то сказать. Начмед напряг слух, разбирая его судорожный, задыхающийся шепот:

— Все хорошо. Я ничего не сказал. Спасибо, друзья, что пришли, — и он тяжело, надрывно закашлялся, вновь прикрыв глаза. Мазнув по его лицу лучом фонарика, начмед отметил выступившую на губах пену и мысленно выматерился, рывком расстегивая медицинскую сумку и начиная перетряхивать ее содержимое.

Судя по симптоматике и показаниям медсканера, у Третьего на фоне острой сердечной недостаточности развивался молниеносный отек легких, и им ничего не оставалось, кроме как тащить его до медблока «Синей чайки», потому что позарез необходим был аппарат ИВЛ, а его у начмеда с собой не было.

Как со стороны он слышал частый писк медсканера, готовый в любую секунду перейти в непрерывный высокий звук, оповещающий об остановке сердца у пациента. Чужим показался собственный приказ перерезать цепь, приковывающую фиксианца к стене, и короткий выкрик капитанам: «На «Чайку» его!».

Первый капитан понял все моментально. Нагнулся, подхватил Третьего на руки и сорвался вверх по лестнице. МакКой, наспех побросав в сумку использованные гипошприцы, со всех ног бросился следом за ним. Последним с места сорвался Второй.

* * *
Когда через всю шахту на десятом варпе пронесся капитан Буран с многоруким и многоногим инопланетянином на руках, безопасники, стоявшие на страже возле бессознательных пиратов, удивленно переглянулись, а Спок, выйдя ненадолго из роли хакера, поднял обе брови сразу.

Вслед за Бураном шахту по направлению к «Синей чайке» столь же стремительно пересекли их дорогой начмед и Второй капитан. Возле люка корабля у всех троих произошла короткая — очень короткая — перепалка, по окончании которой бессознательного фиксианца сгрузили на руки МакКою, и начмед вместе со Вторым исчез внутри корабля. Первый капитан медленно уселся на трап, неожиданно напомнив этим Кирку сторожевого пса.

Оставив Спока дальше методично взламывать запароленное управление плитой, Кирк поднялся на ноги и пошагал к «Чайке» с целью выяснить, что случилось и кто этот инопланетянин.

— Капитан, — ссутулившийся Первый на это обращение аж вздрогнул и поспешно выпрямился, — что произошло?

Буран отвел потемневший взгляд от неведомой точки на полу и коротко, безэмоционально ответил:

— Мы нашли Третьего. Он умирает.

* * *
Последующие часы слились для Первого капитана в вязкую муть непрерывного ожидания.

Вскоре после отлета энтерпрайзовцев, забравших с собой пиратов, снаружи пошел дождь, вынудив его спрятаться в «Синюю чайку». Теперь он сидел на палубе возле люка, прихлебывая безвкусный реплицированный кофе — некоторое время назад усталость и напряжение последних дней вдруг навалились и подмяли под себя, мало что не заставляя растянуться на полу и заснуть, и пришлось дойти до ближайшего репликатора, к счастью, рабочего.

Сейчас «Синяя чайка» выглядела жутковато-покинутой; виной тому было в первую очередь не везде работающее освещение — Второй явно всеми силами экономил энергию, щадя последний дилитиевый кристалл. И, хоть теперь беспокоиться было не о чем — с «Энтерпрайз» им любезно прислали небольшой запас дилития — окончательно оживить «Чайку», банально включив свет, никто не догадался.

Но, невзирая на это, на корабле царила образцовая чистота. Всеволод хмыкнул, представив себе Кима, со шваброй наперевес надраивающего палубу назло всем пиратам Медузы-3 — но кратковременное веселье от нарисовавшейся картины не уняло настырной тревоги за Третьего. Точнее, не тревоги даже, а незамутненного страха, сидящего где-то под ребрами — страха потерять, едва найдя.

Дождь за люком закончился, но выходить наружу Первый не спешил. Отставив недопитый кофе в сторону, он смотрел, как цветет после короткой ночи в небе такой же короткий рассвет и как хаотично пляшет по камню тень корабля, подгоняемая аж тремя солнцами. Говорун возле него дремал, притворяясь элементом интерьера.

Три солнца над третьей планетой… а совсем рядом, за дверями медотсека, лежит умирающий Третий… или уже не умирающий, а умерший?..

Из странной полудремы его выдернуло появление МакКоя. Буквально вывалившись из дверей медотсека, доктор на ходу содрал с рук перчатки, сунул их в карман халата. Затем решительно направился к репликатору, получил стакан с каким-то напитком, моментально осушил его и поглядел вокруг уже чуть осмысленнее.

— Как он? — спросил Всеволод.

— Жив. Но все хреново, — честно сказал МакКой, стягивая с себя халат и практически падая на палубу рядом с говоруном. — Сердце, легкие и еще парочку особо крупных проблем я ему подлатал, но там еще столько травм… — он с силой провел по лицу руками. — Сколько они над ним измывались?

— Четыре года, — бесцветно отозвался Первый.

МакКой длинно, витиевато и от души выругался. Первый опознал в ругательствах старый добрый петровский загиб (и где только доктор ему научился?) и криво, уголком губ, усмехнулся.

Тем временем доктор сделал паузу, чтобы перевести дух и, видимо, продолжить чихвостить пиратов на все лады, но передышка обернулась для него внезапным зевком. Всеволод понятливо махнул рукой в сторону нужного коридора:

— Каюты там. Свободны все, начиная с тр… четвертой, — поспешно поправился он.

…Помнится, они с Кимом долго привыкали к тому факту, что Третьего с ними больше нет — запинались, регулярно оговаривались… и вот все же, черт возьми, привыкли!

— Идите в медотсек, — пробормотал МакКой, поднимаясь на ноги и подхватывая с палубы халат. — Если что-то пойдет не так, сразу бегите за мной, ваш Второй ни ч-черта не смыслит в медицине…

Провожая взглядом обтянутую грязно-синей форменной туникой спину, — переодеться по вполне понятным причинам доктор так и не успел, — он ощутил, как разъедающий нутро страх начал медленно отступать. Ведь, раз МакКой оставил Норна на «ни ч-черта не смыслящего в медицине Второго», а не вызвал сменщика с «Энтерпрайз», значит, все не так уж и плохо. Значит, шанс на благополучный исход еще есть.


Примечания:
*Отсылка на серию ТОС 2.25 «Хлеба и зрелищ».

@темы: СтарТрек, мои фики, Алисиана, тайна Медузы-3

---

Холодные Звезды — 1

Обломанные крылья

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: мини (2245 слов)
Герои: ОЖП, самолет
Метки: AU, ангст, антигерои, антиутопия, живые машины, нечеловеческая мораль, телепатия, смерть основных персонажей
Саммари: Иногда высоко в небе неспешно проплывают странные создания, оставляющие за собой белый облачный след. Они похожи на птиц – но птиц с жесткими, вечно расправленными крыльями, которыми они никогда не машут.
Племя не видит, не замечает их – и оттого никак не называет. Оно относится к ним как к легендам о старой территории, о Месте-где-тонет-солнце, о Лунном камне, о Львином и Тигрином племени; они не нужны им, а значит – не важны.
Щука про себя зовет их просто – Птицы.
Примечания: Фанфик имеет прямое отношение к работе «Созданный для полета» (оттуда взят концепт живых самолетов).
Обложка от чудесной Jas Tina:

тык

*****
Примечания:
Aliana — физическое «тело» самолета.
Iliana — «душа» самолета плюс вся его энергия, «жизненная сила».

* * *
Иногда высоко в небе неспешно проплывают странные создания, оставляющие за собой белый облачный след. Они похожи на птиц — но птиц с жесткими, вечно расправленными крыльями, которыми они никогда не машут.

Племя не видит, не замечает их — и оттого никак не называет. Оно относится к ним как к легендам о старой территории, о Месте-где-тонет-солнце, о Лунном камне, о Львином и Тигрином племени; они не нужны им, а значит — не важны.

Щука про себя зовет их просто — Птицы.

Она знает о них совсем немного, но гордится даже этой толикой знания, недоступной ее соплеменникам.

Она знает, что у Птиц тоже есть дом, гнездо — и знает, что это гнездо располагается где-то далеко за лесом, и именно из него временами доносятся рокочущие крики, тревожащие ее соплеменников. Она знает, что Птицы тоже бывают разными по окрасу, как и коты, хоть снизу обычно они и кажутся одинаковыми бело-серебристыми. Она знает, что Птицы бывают разных размеров и немного разных очертаний — в самом деле, не могут же все эти изумительные создания быть одинаковыми!

Она любит следить за Птицами, любит смотреть, как они уходят в небеса и возвращаются, приземляясь где-то далеко за лесом. Ей тесно в крохотном мирке, ограниченном Воинским законом в целом и конкретно Сумрачным племенем, ее душит тоска. Она с неистовой силой рвется в небо, прочь от опостылевшей рутины и вечно подозрительных взглядов своих-чужих. Она охотно целыми днями, пока ее не одергивает какой-нибудь соплеменник, сидит на полюбившейся поляне, выискивая в небе острокрылые силуэты и мечтая однажды стать такой же Птицей, вольной и никому не подчиняющейся.

В очередное утро сезона Голых Деревьев, такое холодное, что даже воздух, кажется, промерз до льдистой звонкости, одна такая Птица — странная, хищная и непривычно маленькая — проносится совсем-совсем низко над лесом. Именно проносится — миг, и ее нет, лишь серебристый силуэт исчезает вдали, а в голову все еще ввинчивается ее оглушительный рокочущий крик.

Не успевает этот звук утихнуть окончательно — а Птица полетела именно туда, где, как считает Щука, находится их гнездо, — как из разных концов лагеря доносятся панические вскрики. Некоторые Сумрачные коты почему-то уверены, что появление Птицы предвещает как минимум новую войну или нападение Сумрачного леса — хотя Птицы много-много раз уже пролетали над лесом, эта конкретная разве что прошла куда ниже.

Щука молчит, хотя отчетливо слышит, как на паникеров рычат их же соплеменники, умело затыкая и заставляя успокоиться. Птица своим появлением порушила рутину, а это нравится не всем.

Но она все молчит и, даже не пытаясь задавить скребущуюся в груди тоску, смотрит в бледное небо, где скрылась Птица.

* * *
Посадка проходит в абсолютно штатном режиме, оставляя время на то, чтобы привычно исследовать окружающий мир.

Свистящий по фюзеляжу холодный воздух неподвижен сам по себе; нет и коварного бокового ветра, который способен заставить приземлиться абы как, наискосок, и потом рыскать туда-сюда, всеми силами прижимаясь к полосе и поспешно сбрасывая скорость.

Когда заснеженное поле под ним сменяется таким же заснеженным лесом, он выпускает шасси. Воздух, до этого плавно обтекавший его со всех сторон, словно спотыкается на этом новом препятствии, тормозит его с неприятным свистом.

Но не только из-за этого возникает ощущение внезапного изменения скорости. Внизу, с земли, его кто-то зовет — отчаянно, тоскливо, не по-человечески, не по-самолетному.

«Птица!» — воет, плачет этот некто, умудряясь в одно мысленное слово вкладывать множество эмоций и оттенков.

В нем просыпается научный интерес, его буквально тянет вниз, в лес — исследовать, узнать от и до новый, несомненно новый разумный вид, влезть в его разум, изучить до последнего мыслеобраза!

Останавливает его лишь привычное, в фюзеляж, во все системы вбитое слово «нельзя». Нельзя отвлекаться, пока еще нельзя всецело передавать свою aliana пилоту — не раньше, чем он приземлится; потом и до нового взлета он будет практически свободен и волен в своих действиях — лишь бы «люди» не заметили.

* * *
Едва коснувшись полосы, он позволяет себе отрешиться от реальности, полностью передает управление «человеку» и начинает методично копаться в недавних событиях. Он словно бы заново выпускает шасси и заново еле заметно содрогается от внезапно возросшего сопротивления воздуха — и оттого, что уловил мощный ментальный посыл, идущий снизу.

Цепляясь за этот тоскливый зов, как за ориентир, он осторожно создает непрочную ментальную связь между собой и «зовущим». Не щадя мысленных сил, хоть и зная, что потом это аукнется ему длительным «оцепенением» на грани «спячки», он выстраивает себе ментальный образ, в котором появится перед «зовущим». Гибкое тело, покрытое множеством волосков, четыре полноценные конечности и одна дополнительная, четко выраженная голова, на которой размещены основные органы чувств — он творит искомое по своим-чужим воспоминаниям, не слишком заботясь о том, как будет выглядеть результат; все равно при благоприятном стечении обстоятельств то существо даже не вспомнит, как выглядел его «собеседник».

Когда «аватар» готов, он тщательно изучает его, вертит-крутит во все стороны, исследуя возможности нового импровизированного тела и с интересом отмечая, что его настоящая сущность все-таки проявилась в высоком содержании металла в волосяном покрове да в привычных негнущихся крыльях, что растут из его спины в стороны. Они все так же функциональны, но двигателей или даже намека на них у него нет, что заставляет задаваться вполне логичным вопросом — как же он полетит?

Впрочем, едва ли он сможет позволить себе полет — кажется, «зовущий», как и его сородичи, крыльев не имеет вовсе. А на примере «людей» он уже давно уяснил, что они не любят тех, кто не похож на них. Это правило вполне может распространяться и на новый разумный вид…

…Когда он возвращается в реальность, чтобы оценить свое состояние перед началом мысленного контакта, солнце уже садится, выглядывая из-под темного снежного облака. За день его крылья и фюзеляж успели покрыться снегом, и он привычно запрещает себе резко поднять и опустить закрылки, чтобы хоть немного отряхнуться.

Изнутри ощущается холод, причем совсем не такой, как на высоте. В полете выстужаются поверхности крыльев, хвоста, холодным становится и стекло фонаря — но все равно в кабине относительно тепло, а двигатели вовсю работают и потому тоже не остывают. Оставаясь же на земле в морозы, он промерзает насквозь, до последней гайки, до последней частицы стылого воздуха в кабине.

«А потом опять экстренно прогревать будут», — позволяет он себе мрачную мысль перед тем, как скользнуть на другую грань реальности, насильно вернуть откуда его сможет лишь ментальное истощение.

Мир перед ним становится зыбким и непрочным — недаром именно сюда, в «сны», регулярно уходят многие разумные и даже малоразумные существа.

Он с легкостью оставляет позади свое «тело», перемещаясь в «аватар», и срывается на бег с максимальной возможной скоростью. И, пока его конечности дробно перестукивают по покрытию летного поля, он невольно удивляется, до чего твердым и бугристым оно кажется ему теперь.

Ниточку связи он осязает на уровне, близком к физическому. Еще раньше, до перехода в «реальность снов», он, не щадя связь и разум существа напротив, разузнал частоту мозговых волн своего будущего «собеседника». Теперь же он настраивается на нее, отсекая другие сознания, могущие плавать поблизости, окончательно сосредотачивается на упругом натяжении связи и на собственных ритмичных движениях.

Он мог бы изучить «зовущего» издалека, вскрыв, выпотрошив его разум. Но его куда больше интересует не конкретный индивид, а неизвестные разумные существа как таковые. И ради успеха ему придется ментально поприсутствовать в разуме «зовущего» — а, поскольку времени у него не так уж много, придется идти напролом, ломая и круша чужое сознание.

* * *
Засыпает Щука с трудом, невзирая на то, что сегодня ее пустили в середину палатки, где теплее всего. Урчит пустой живот, раздражает сопение кого-то из воителей над ухом — и все же она проваливается в черную пустоту, в которой надоедливо позвякивает что-то твердое, да слышится чужое дыхание.

…Темнота перед глазами медленно рассеивается, позволяя ей увидеть поросшую травой, будто в сезон Зеленых Листьев, поляну. Ей чудится чье-то присутствие в кустах напротив, но она не торопится узнавать, что такого ей подкинуло уставшее от непрекращающейся рутины сознание, лишь прижимается к земле, вдыхая запахи травы, влажной почвы, цветов… и крови.

Этот отчетливый привкус на задней стенке нёба аж подбрасывает ее, заставляя понестись к кустам со всей возможной скоростью, сбивая дыхание — и одновременно удивляясь реалистичности сна.

В озаренной луной зелени мелькает серебристо блестящая шерсть — Звездные предки?

— Не беги, — слышится тихий приказ из кустов. Щука визжит, не заботясь о том, что у нее наверняка дыбом встала каждая шерстинка:

— Кто ты, падаль?!

— Падаль? — в голосе нет угрозы, только искреннее, как у котенка, непонимание пополам с раздражением.

Кусты шелестят вновь, словно чужак поворачивается; Щука, определив источник звука, с коротким рыком выпускает когти и отталкивается для прыжка. Ей кажется, что тот странный кот, прячущийся в зарослях, даже меньше ее, а значит, его легко загнать в угол и узнать, кто он и что забыл в ее сне…

…Внезапный удар выбивает у нее из легких весь воздух, перед глазами мелькает нечто ровное и такое же серебристо-блестящее, похожее на странной формы птичье крыло, о которое она и ударилась. Щука безвольно сползает в мягкую траву, пережидая звон в голове и слабость во всем теле. А над ней нависает странное существо с телом кота и негнущимися, как у настоящей Птицы, крыльями, смотрит янтарными глазами и, кажется, спрашивает настырно-резко:

— Повреждения есть?

— Ч-что? — хрипит часто моргающая в отчаянной попытке проснуться воительница.

От кота-Птицы плескает почти ощутимой волной раздражения:

— Ты повреждена? — о, Звезды, она просто тонет в этих янтарных глазах, будто и не на их обладателя только что кидалась, намереваясь впиться клыками в горло.

— Нет, — грубовато отвечает она, поднимаясь кое-как на лапы и отмечая все новые и новые странности своего собеседника: некоторая неуклюжесть движений, как у еще не научившегося владеть своим телом котенка, жесткая короткая шерсть, отливающая серебром — и, конечно же, странные крылья, растущие прямо из спины, длинные и острые.

В ней борются подозрительность и отчаянное желание просто вот так, без обиняков, узнать правду, потому что слишком уж где-то под сердцем скребется давнее желание свободы пополам с неудержимой любовью к Птицам. В результате вопрос получается с уступками обеим сторонам:

— Откуда они у тебя? — она кивает на его крылья, которые продолжает бесцеремонно разглядывать — и словно от этого нескромного взгляда их передние кромки бесшумно загибаются вперед и вниз. Кот морщится, прижимает усы, в его желтых глазах закипает что-то опасное, и он буквально выплевывает, уже напрягаясь всем телом для прыжка:

— Просто я таким проснулся*.

Щука не успевает среагировать, когда в один прыжок кот-Птица оказывается рядом, наваливается всем костлявым телом, опрокидывая ее в траву, и нависает сверху, закрывая крыльями лунный свет. Дернувшись на пробу в сторону, кошка натыкается взглядом на острейшие когти нового знакомого, теперь выпущенные, и несколько нервно сглатывает. В голове прокручиваются десятки вариантов развития событий, однако же кот-Птица с треском ломает их все, внезапно впиваясь зубами ей в плечо.

Щука невольно вскрикивает — хоть это и сон, место укуса прошивает болью, а шерсть начинает пропитывать кровь.

— Скажи мне! — рычит кот-Птица повелительно, и Щука тонет, тонет, тонет в его невероятных глазах, ощущая, как нарастает боль в плече и во всем теле.

— Что я должна сказать?! — вырывается у нее панический возглас. Мир вокруг меркнет и словно бы вращается. Кажется, что ее голову зажали в тиски чужой воли — а впрочем, так и есть; и вот она, уже не в силах сдержать крик, бьется в судороге, не ведая, что именно в этот миг кот-Птица, он же в реальности МиГ-29, скрупулезно исследует ее мозг, перерывает воспоминания, извлекая из них лишь то, что ему нужно, и отбрасывая в пропасть забвения все остальное. Им движет исключительно научный интерес — он готов на многое лишь ради того, чтобы узнать о них, «котах», все — потом уже, если сочтет нужным, он распространит эту информацию среди таких же, как он, «неспящих».

Все же есть свои плюсы в том, чтобы быть военным самолетом, а не каким-нибудь гражданским с хрупкой и нежной iliana; любой аэробус на его месте преспокойно пролетел бы мимо, не заметив зова. А если бы и заметил, никогда не решился бы на такое радикальное исследование «зовущего» — и упустил бы из виду тот факт, что разумных рас на Земле уже как минимум три!

* * *
Наутро он возвращается в привычную реальность, оставляя «аватар» где-то там, на залитой чужой кровью поляне. Ментально он истощил себя до предела, до последней капли, и сейчас может только анализировать полученную информацию. О том, чтобы обратить внимание на свое состояние или на внешний мир, можно только мечтать — «оцепенение» все же догнало его. Остается надеяться, что он успеет восстановиться до вылета — негоже свой фюзеляж в полете оставлять под полный контроль пилота.

Ладно хоть его затея не была бесполезной; он выяснил, что «коты» еще очень примитивны и не освоили даже письменность — то есть ближайшие несколько тысяч лет беспокоиться будет не о чем, серьезного соперника у «людей» не будет.

…О том, что случилось с Щукой, он запрещает себе думать, будто она — еще один вражеский самолет, которому он на боевом вылете методично и основательно сокрушил разум, заставив «уснуть» навсегда.

* * *
Следующим утром наконец пришедшая в сознание Щука не помнит, что происходило с ней ночью. Голову разрывает чудовищная боль, и воительница скулит от непонятной обиды и этой боли, словно малый котенок. Ее пихают в бок — мол, спать не мешай — и она, не осознавая ни себя, ни своих действий, вываливается из палатки в лагерь. Падает, трясет головой, будто в попытке заглушить бешеное биение крови в ушах, снова поднимается на дрожащие лапы и идет к выходу, провожаемая подозрительными взглядами соплеменников-«ранних пташек».

Несмотря на то, что от ее разума остались одни ошметки, несмотря на то, что она не узнает никого из своих соплеменников, ее тянет все туда же — в сторону гнезда Птиц.

И она дойдет туда любой ценой. Непонятно только, зачем — чтобы найти ту самую Птицу, изломавшую ей сознание, или чтобы перед скорой и неизбежной смертью — кот-Птица в своем немилосердном исследовании порушил и многие важные функции мозга — увидеть объекты своего давнего обожания вблизи.

…Через несколько суток на взлетно-посадочной полосе аэропорта города N находят мертвую, истощенную кошку, лежащую на спине и даже после смерти будто глядящую на взлетающие самолеты.


Примечания:
*У самолетов «проснуться» означает «родиться». Аналогично «спящий» — «мертвый», «заснуть» — умереть.

Главгер, как уже говорилось — МиГ-29, военный самолет, и поэтому у него куда более развита телепатия. А также отсутствует жалость как таковая и всем заправляет холодный рационализм.

@темы: мои фики, Коты-Воители, металлические птицы, холодные Звезды