Спецагентские будни

Свой-чужой

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (1115 слов)
Герои: ОМП (Виктор), ОЖП (Бренна), ОМП (Ио)
Метки: artfic, вымышленные существа, живые машины, как ориджинал, мистика, спецагенты, тайные организации, телепатия, фантастика, галлюцинации / иллюзии
Саммари:
— Что ты такое?! — выплевывает он твари прямо в лицо и почти досадует, когда выражение оного не меняется ни на йоту.
— Помощь. Которую ты старательно сводишь на нет.
Ее глаза — тоже очевидно нечеловеческие, без радужки и с залитым резким серебром белком.
— Это иллюзия. И ты, убегая, забираешься в нее все глубже.
Примечания:
Фанарт, по которому был написан фанфик, можно глянуть здесь.
P.S. Работа в прямом смысле писалась как ориджинал, поэтому все специфично-демаскирующие термины пришлось опустить... и заменить другими, самопальными))
P.P.S.

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
Сложнее всего — не позволять себе срываться на бег. Не давать тому, что позади, повода для атаки, как его стараются не давать угрожающе рычащей псине.
Но для псины эта тварь слишком терпелива, — по прикидкам Виктора, она гонит его примерно с середины дня, — и слишком гуманоидна.

Под ногами — плотный пружинящий ковер из мха, травы и опавших игл. Шагать удобно, не то что по болоту, но нынешний темп он сможет поддерживать еще максимум час. Мышцы уже ноют — едва выносимо.

Недурно было бы найти что-нибудь получше сосняка, в котором даже на дерево не влезешь — чересчур гладкие стволы… Но в этом лесу и в этих горах, похоже, его мечта несбыточна. А потому остается отступать, невольно жалея об отсутствии под рукой привычного оружия.

Выбрался в отпуск на природу, называется.

Надвигается закат, и с каждой минутой небо все сильнее светлеет, а на рыжую кору сосен ложатся оранжевые же лучи. Тени удлиняются, и по временам тварь, с ног до головы серая, совсем пропадает в них.

…Каменистая тропа попадается ему так же внезапно, как исчезла утром. Ее присутствие издалека выдает тонкий аромат полевых цветов; покрывающие обочину заросли — густые, по щиколотку и все в сиреневом пуху соцветий.

— Стой! — окликает его резкий голос. Виктор от неожиданности едва не оступается прямо в мелкоцветочный куст и спешно оборачивается. Так и есть: серая тварь сократила дистанцию с полусотни метров до десяти.

Вблизи она кажется почти неотличимой от женщины лет тридцати, однако неладное выдают пепельно-серые короткие волосы и серый же комбинезон, на шее сливающийся с кожей.

— Пошла к черту, — огрызается он и тут же одергивает себя. Докатился, спецагент — с аномальными тварями разговаривает.

Впереди лес — и тропа вместе с ним, — уходит вниз со склоном. А дальше — горы, горы и еще раз горы, и солнце клонится к изрезанной пиками линии горизонта, и немалая часть долин уже скрыта синими тенями.

Плохо.

— Агент Виктор, стоять! — рявкают сзади командирским тоном, но все тем же нечеловеческим голосом с металлическими нотками, отчего он лишь прибавляет шагу.

Вдвойне плохо. Тварь разумная и, по-видимому, с зачатками телепатии. Группе зачистки придется спалить здесь все с воздуха, чтобы избежать контакта. Если, конечно, он вообще сможет сообщить в штаб об аномалии…

В его плечо стальной хваткой вцепляется тонкая рука. Как он успевает заметить, прежде чем инстинктивно рвануться вперед — в прямом смысле стальной: кожа твари на солнечном свету отливает металлом.

Попытка бегства позорно проваливается. Попытка ударить — тоже. А тварь делает что-то совсем странное: не разжимая намертво стиснутых пальцев, она принимается монотонно озвучивать подробности его личного дела. И до брыкающегося Виктора даже в боевом угаре смутно доходит, что половину из услышанного он сам о себе не знал.

Значит, не телепатия.

— Что ты такое?! — выплевывает он твари прямо в лицо и почти досадует, когда выражение оного не меняется ни на йоту.

— Помощь. Которую ты старательно сводишь на нет.

Ее глаза — тоже очевидно нечеловеческие, без радужки и с залитым резким серебром белком.

— Это иллюзия. И ты, убегая, забираешься в нее все глубже.

Не разрывая зрительного контакта, Виктор впивается ногтями в ладони — до боли и, кажется, крови. Самый простой способ проверить происходящее на иллюзорность — только вот ему ли не знать, что это работает далеко не всегда?

— Смотри же! — тварь скалит зубы, для человека слишком острые. — И наблюдай! В этой картине десятки изъянов!

И одним стремительным движением она разворачивает его, как манекен, ставя лицом к склону и закату.

И Виктор поневоле смотрит, выцепляя странности боковым зрением — иначе никак, ведь при прямом взгляде, как он понимает в первые же секунды, все вновь кажется единственно правильным.

И пейзаж действительно рассыпается, а из прорех реальности скалится чертовщина: неестественно искривленные кроны сосен, растущие прямо на камне яркие цветы и блеск в лесу чего-то, чего там определенно не должно быть.

— Теперь-то ты мне веришь? — рокочет ему на ухо тварь. — Не можешь помочь тебя вытащить — хотя бы не мешай.

И мир искривляется, течет, как промокшая акварель, а под ним оказывается лишь непроницаемая чернота.

* * *
Приходить в сознание — больно, кожу жжет будто огнем. Еще не разлепив до конца глаза и не сфокусировав зрение, Виктор рвется прочь от этой боли, и что-то трещит, отпуская его. Шею, лицо снова обжигает; с внезапным чувством гадливости он отряхивается руками в плотных перчатках — и на землю спадают тонкие нити наподобие грибных гиф.

Отшатнувшись, Виктор озирается. Сосновый лес перед ним, несмотря на утреннее солнце, полускрыт тенью: бесцветная не-грибная паутина — подлежащий устранению аномальный объект, вспоминает он, — укрывает деревья и землю плотным рваным пологом, и полог этот кончается как раз там, где лежал Виктор, сохранилось даже пятно по форме его тела.

Чуть дальше над зараженной землей выступает несколько продолговатых холмиков. Судя по расстоянию до них… это бывшие члены разведотряда три-три-один-Дельта. Его разведотряда.

Виктор не успевает даже в полной мере почувствовать омерзение и горечь, как непрекращающийся шум в ушах, ранее ошибочно принимаемый им за последствия контакта с аномалией, меняет тональность, и сквозь него пробивается знакомый по галлюцинации низкий женский голос не-твари:

«Двигайся оттуда, быстро. Примерно в двух тысячах метров строго на север есть большая поляна, Ио подберет тебя с нее».

Одновременно где-то на фоне речитативом-докладом звучит множество чисел, отбивающихся мгновениями почти полной тишины.

Виктор машинально протягивает руку к несуществующему наушнику — и запоздало вспоминает, что их в этот раз снабдили лишь стандартными переговорными устройствами.

«Кратчайшая связь?» — второй голос — у него в голове? — звучит до того жестко и холодно, что Виктора пробивает приступ дрожи, как перед высочайшим начальством организации.

«Аномальный объект неразумен, но имеет очень мощный ментальный заслон. Другого способа пробиться с агентом назад, кроме кратчайшей связи, не существовало, — с пулеметной скоростью отзывается первая и вдруг снова замедляет речь до приемлемой: — Агент, шагай. Ты — единственный выживший, а у меня приказ — при любом исходе через двадцать три минуты зачистить тут все».

— Кто вы?! — Виктор запрокидывает голову, будто надеясь разглядеть источник громоподобного рокота.

И — действительно видит в небе промельк острокрылого силуэта Су-35, совпавший с телепатически отрапортованным:

«Спецотряд Бета, звено шесть, я Бренна, он Ио — а теперь шагом марш отсюда!» — и с этим приказом невозможно спорить.

Виктор определенно рад оказаться подальше от не-грибной аномалии, но стоит ему в полной мере осознать услышанное, как у него, бывалого спецагента, лишь чудом не подгибаются ноги, и марш-бросок через лес прерывается, едва начавшись.

Спецотряд Бета — без номера, потому как он был, есть и будет слишком мал, — целиком состоит из разнообразных аномальных существ. «Бетовцев» обыкновенно бросают в бой при уровне опасности не ниже седьмого; «бетовцев» из первых звеньев — при уровне опасности не ниже девятки, потенциального и весьма вероятного конца света.

А он теперь ментально на самом глубинном уровне связан, похоже, сразу с двумя из них.

«Связь будет расторгнута по завершении миссии. Или прямо сейчас — если ты, человек, немедленно не продолжишь движение», — и в стремительной речи Ио на самом деле нет ни капли спешки, только холод и легчайшая угроза — которая бесследно исчезает, как только он снова переключается на… сбор данных и обмен ими со вторым самолетом?

Виктор наполовину всерьез задумывается о том, чтобы согласиться на второй вариант и отправиться выбираться из зоны бомбардировки на своих двоих.

@темы: мои фики, Люди в черном, металлические птицы

---

Жизненно-летний драббл

О долгих стоянках на жаре

Автор: Fire Wing
Фандом: ориджинал
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (295 слов)
Герои: самолет и человек
Метки: живые машины, научная фантастика, современность
Саммари: Жарко.
Это субъективное понятие, почерпнутое им из разума какого-то пассажира еще при первом прилете сюда, до странности точно описывает ситуацию.
Примечание: Дополнительный ключ — «Ночь долгожданная, как порыв солёного ветра за тысячу километров от любого моря».
Вдохновившее фото-воспоминание можно глянуть здесь.

*****
Жарко.

Это субъективное понятие, почерпнутое им из разума какого-то пассажира еще при первом прилете сюда, до странности точно описывает ситуацию.

Прочное покрытие перрона, кажется, нагрето настолько, что чуть-чуть размягчается и проминается под шасси; солнце безжалостно облучает аэропорт, прочие припаркованные самолеты и конкретно его во всем диапазоне длин волн. Он приспособлен к температурным перепадам, но стоять неподвижно в таких условиях — неприятно.

От нагрева не спасает даже серебристый цвет фюзеляжа, а темно-синий хвост так и вовсе припекает.

Поймав себя на желании включить ВСУ* и хоть немного охладить застоявшийся раскаленный воздух в салоне, он ощущает короткий всплеск досады. Совсем расплавился, уже был готов действовать при людях по собственной воле…

На эшелоне солнце излучает кратно сильнее, но там и холоднее. Гораздо.

Он решительно отсекает досаждающие ощущения, полностью абстрагируясь от aliana, и, за неимением другого занятия, — в аэропорту не ощущается ни одного «неспящего», с которым можно было бы пообщаться, — всецело погружается в наблюдение за перроном и за белоснежным А330 с арабской вязью надписей на фюзеляже, которого готовят к вылету.

Все-таки удивительно, как люди умудряются действовать настолько слаженно, используя исключительно вербальные способы коммуникации.

…Он нечаянно «ловит» ментальный посыл почему-то очень знакомой «окраски» — а, расшифровав, немало веселится. «Жарко», — устало думает загоревший до бронзового оттенка техник-европеец, прячась в тень металлического крыла. Он ждет ночи даже сильнее того, кому это крыло принадлежит — так ждут взлета «неспящие» после тысячи часов, проведенных на земле. Так ждал когда-то он сам.

Он не удерживается от небольшой вольности — посылает технику воспоминание о морозе высот, хоть и не уверен, что тот правильно его воспримет.

Человек вздрагивает всем телом, забавно крутит головой, ища источник… но, разумеется, не видит рядом ни одного своего сородича — и «излучает» чистейшее недоумение.

Но о жаре он больше не думает — а значит, шалость удалась.


Примечания:
*Вспомогательная силовая установка. Обеспечивает самолет энергией, когда двигатели выключены или работают на малых оборотах.

@темы: мои фики, Оридж, металлические птицы

---

Спецагентские будни

Аналогичная аномалия

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (2135 слов)
Герои: Невер, ОМП (Майк)
Метки: авиация, вымышленные существа, живые машины, мистика, преканон, согласование с каноном, спецагенты, тайные организации, телепатия, фантастика, хронофантастика
Саммари: Невер, закаменев в кресле и напряженно вслушиваясь в ровный гул двигателей, смотрит в темноту и ждет уже четвертый час. Ждет, когда затаившаяся сущность сбросит человеческую маску и выйдет на охоту, ведь только тогда ее можно будет обнаружить.
Примечания: — А ты, Невер? Чем ты тогда занимался?
— Я вернулся с задания по устранению монстра на одном из рейсов. Представь: двести девяносто девять пассажиров в самолете на высоте десять тысяч метров и один монстр в обличье человека.
(С) «Монстр: битва за Землю»
Задумалась — а как это было?
P.S. Забавно, что идея этого фика пришла мне именно на высоте десяти километров)

*****
За иллюминатором — кромешная тьма; наземные огни скрывает толстый облачный слой, а собственных огней самолета с такого ракурса не видно. Только если задрать голову и приглядеться, можно увидеть до странного яркие звезды.

В салоне — такая же темнота, разгоняемая лишь светом табло и изредка лампочек. Дань ночному рейсу и жест уважения в сторону сонных пассажиров.

Невер, закаменев в кресле и напряженно вслушиваясь в ровный гул двигателей, смотрит в эту темноту и ждет уже четвертый час. Ждет, когда затаившаяся сущность сбросит человеческую маску и выйдет на охоту, ведь только тогда ее можно будет обнаружить.

Главное — не выдать себя, не стать еще одной целью ее охоты.

* * *
Первую авиакатастрофу агенты «Эпсилона» сначала разбирали постфактум… и почти ничего не поняли. Перекореженные обломки авиалайнера, часть из которых почему-то была аномально холодной, могли рассказать совсем немного.

Прошлое и «черный ящик» оказались информативнее. Воздушное судно просто некому было сажать — экипаж был незаметно для пассажиров убит неизвестным существом. И тем непонятнее было, как неуправляемый самолет с полуиздохшей электроникой — само присутствие сущности вызывало помехи и сбои, — прошел большую часть траектории снижения.

Тогда же выяснилось, что трупов в обломках было на один меньше, чем живых людей прямо перед крушением. Как будто кто-то ушел с места катастрофы на своих двоих, возможно, продолжая притворяться человеком.

В группе агентов, которая работала на месте крушения, то и дело возникали оживленные дискуссии о том, будут ли они осторожно копать это происшествие дальше или сразу получат приказ «переписать» случившееся… А потом произошла вторая катастрофа, по всем признакам идентичная первой.

Руководство «Эпсилона» приняло решение сначала повлиять на второй «обреченный рейс», а потом уже вмешиваться в первый. Но обнаружилась проблема: Майк, один из немногих опытных пилотов организации, еще за несколько дней до катастрофы отправился на миссию куда-то в Азию, и сейчас его местоположение нельзя было отследить даже по чипу.

Найти еще одного пилота можно было, только завербовав… или выучив летному делу с нуля, покуда Майк еще никуда не делся из штаба.

Так и получилось, что Невера с грузом собранных на местах данных забросили на три месяца назад в прошлое.

* * *
— Почему нельзя было сделать это там, в настоящем? — не открывая глаз, вопрошает Невер, растекшийся в кресле симулятора совершенно без сил. Время работает против успеха миссии — выкладываться приходится на полную. Довольно продвинутый по сравнению со стандартным симулятор сменяют полулегальные полеты в самых разных погодных условиях, а им на смену вновь приходит симулятор.

Сложнее всего привыкнуть к объемам необходимой теории и к различным приборным панелям — в сжатые сроки его гоняют по самым разным самолетам, от «кукурузника» до неизвестно кому принадлежащего дальнемагистральника.

— Должен появиться навык. И автоматизм. При перемещении в прошлое мышечная память, приобретенная позднее, не сохраняется, ты же знаешь, — качает головой Майк, вырывая Невера из размышлений.

— Почему я, в конце концов? — спрашивает он у переключателей на потолочной панели.

— Это секретная информация, — Майк поднимается из правого кресла, проходит в заднюю часть «кабины» и по всем правилам открывает массивную дверь с небольшим иллюминатором. — Встречаемся завтра в семь. Или нет, лучше в шесть. Времени осталось шиш да маленько, а ты с самолетом все обращаешься как со своим колесным драндулетом.

— За «драндулет» ответишь, — Невер слишком устал для того, чтобы говорить угрожающе.

— Не раньше, чем ты успешно выполнишь миссию.

* * *
— Вот что, Невер, после миссии обязательно свяжись со мной, в прошлом ли, в настоящем ли. Долетаешь нужное количество часов, а я поспрашиваю Алису насчет пилотской лицензии, — к концу фразы Майк, ухватившись за нить рассуждений, уже почти тараторит.

— Что, теперь все настолько небезнадежно? — усмехается Невер.

— Если ты ждешь пафосных фраз типа «Я научил тебя всему, что знал сам», то их не будет, — отмахивается он, едва не роняя с плеча увесистую сумку. Он в форме — но это не форма «Эпсилона»; фуражка и нашивки на рукавах пиджака намекают. — Мягкой посадки нам обоим, в общем.

* * *
Они знают о сущности не так много. Известны лишь косвенные признаки ее присутствия, негативное влияние почти на любую электронику… и, почему-то, стремление держать пассажиров в неведении как можно дольше. В первом рейсе никто не понимал, что что-то не в порядке, пока под крылом не проплыл единственный в городе назначения аэропорт; подозрений не возникнет и в этот раз, если он не вмешается.

А он вмешается. Непонятно только, как он должен совместить ликвидацию сущности и управление самолетом — с самого начала было непонятно; Алиса отказывалась давать какие бы то ни было разъяснения.

Он поводит плечами, давая короткий отдых напряженным мышцам. Ладонь он по-прежнему удерживает на внутренней обшивке салона — от постоянной вибрации уже кажется, что скоро его начнет бить такая же мелкая дрожь…

Но только благодаря этому он ловит тот самый момент, когда самолет вздрагивает.

Вздрагивает не как от несильной турбулентности.

Вздрагивает, как вздрогнуло бы живое существо, у которого сердце на всем ходу вдруг пропустило удар.

Вокруг не меняется ничего. Но для него это — сигнал к действию.

Он тянется было к стандартно-неприметному пиджаку — и отдергивает руку, вспомнив о том, что вместо такой же стандартной рубашки на нем сейчас — форменная. Конечно, она не числится в списке выданных работникам этой авиакомпании — в «Эпсилоне» мастерски умеют подделывать униформу.

Но светить погонами в любом случае рановато. На земле бегущий пилот вызывает смех, а в небе — панику. Панику, которая ему сейчас нужна меньше всего.

С рукой на расстегнутой кобуре реверса Невер тенью проскальзывает вперед, за шторку, отделяющую царство бортпроводников от первого салона… и почти сразу же натыкается на труп, упавший у стенки. Бортпроводник. Без головы — она лежит отдельно и чуть в стороне. Рядом еще три тела в таком же виде. И нигде ни капли крови.

Неожиданно думается — хоть бы никому не пришло в голову, отправившись «в хвост», заглянуть на кухню, там должно быть еще четыре трупа… Если в исходном варианте событий никто ничего не обнаружил, то как все будет происходить сейчас и куда события вывернет эффект бабочки, неизвестно.

Наконец обнаружив возле двери в кабину небольшую клавиатуру, он набирает на ней выученный назубок код, всеми силами заставляя себя не спешить — не хватало еще опечататься.

Дверь, хоть и бронированная, звук пропускает, и из кабины слышится сигнал. Код верен.

Сложнее всего не отсчитывать убегающие секунды.

Он толкает дверь, и та поддается.

Открывшаяся картина, пусть и ожидаемая, несколько… удручает: оба пилота — также мертвы, автопилот — не подает признаков жизни; все-таки сдох от нахождения рядом хтонической сущности. Наверняка не только он, наверняка пострадали еще какие-то системы… Но на дисплее — ни одного сообщения о действительно критической неполадке. Если вспомнить, что на первом рейсе у самолета были серьезные проблемы с гидравликой и с управляющими плоскостями, можно смело сказать — сущность учится ювелирной работе.

Отстегнув ремни безопасности, Невер перетаскивает тело КВСа за кресло, чтобы не мешалось, и на вбитых в сознание рефлексах окидывает взглядом приборную панель, сразу выцепляя самые важные шкалы и переключатели. Скорость, высота, курс — все в порядке. Осталось сделать самую малость — разобраться с сущностью и с самолетом.

Он на пробу кладет руку на ручку сайдстика(1), и последняя ощущается ледяной — похоже, ее в момент смерти касался КВС. Черт бы побрал этого монстра и следы его присутствия!

Самолет хоть и привычно-тяжел, но отзывчив.

Невер, самую каплю успокоенный, еще раз оглядывает приборную панель — и чувствует, как в дальних закоулках мозга взвывает тревожная сирена. Он еще даже не понимает, почему, но привычно считывает показатели снова.

И видит — 132 фута высоты вместо положенных 33000. Видит всего долю секунды, прежде чем цифры мигают, становясь куда более близкими к реальности — 32921 фут.

Показания стрелочного высотомера(2) — точно такие же. 32923 фута.

Он поспешно моргает сухими от напряжения глазами — и в промежутке между двумя опусканиями век снова видит то же самое. 132 фута — и ни одна система не бьет тревогу из-за отклонения от заданного эшелона.

А потом — 32920 футов.

Нужно вернуться на прежнюю высоту, и он плавно тянет сайдстик на себя. Пальцы мерзнут — то ли от волнения, то ли от того, что ручка так и не нагрелась.

Эти фокусы альтиметра — что угодно, но не признак присутствия монстра. Он может начисто отключить технику, но и только.

И только?

Или монстров на борту больше одного?

Такой вариант развития событий в штабе вообще не рассматривали.

132 фута.

32940 футов.

Почему именно эта высота?

«Непонятливый», — раздраженно говорят-рыкают ему на ухо, и он, вздрогнув всем телом от неожиданности, оборачивается, не отпуская ручку, но сзади — никого. Голову словно сжимает невидимый железный обруч — это не мгновенный перепад давления, нет…

У людей не бывает таких интонаций. Не бывает такого голоса — низкого и в то же время звонкого, от которого, как при падении в полынью, до боли морозит.

Что, черт побери, здесь происходит?

«Ряд-место. Там найдешь, что ищешь. Я удержу высоту», — четко, внятно. А сразу после — тишина, нарушаемая только гулом двигателей.

Сто тридцать два… тринадцатый ряд, второе — значит, В, — место.

32990 футов — уже без его участия, управление будто живет собственной жизнью, хотя автопилот умер окончательно и бесповоротно. Времени задумываться, что за существо вышло с ним на связь, попросту нет. Но факт остается фактом: самолет возвращается на эшелон.

33000 футов — он все-таки сдергивает с плеч пиджак, бестрепетно закидывая его куда-то на мертвого КВСа, сует инвертор в задний карман брюк и выскакивает обратно в салон, прикрыв за собой на всякий случай обесточенную дверь.

Тринадцатый ряд, левый борт, среднее кресло. Только бы информация была верной.

И в очередной раз интуиция спасает его. Холод чувствуется снова, но не такой, как в кабине. Там он был чист и безжалостен, здесь же заползает под кожу навеянным страхом.

Три человека на ряду, освещенные одной на троих лампочкой. Тот, что с краю, удивленно поднимает голову, средний приоткрывает лениво глаз и тут же пытается вернуться в царство сновидений, дальний даже не отрывается от иллюминатора — как будто там есть что разглядывать, кроме невидимого сейчас крыла.

— Позвольте, уважаемый, — цедит Невер сквозь зубы, тормоша среднего за плечо. Из-под руки круглыми глазами на него таращится крайний.

— Что?.. — наигранно-полусонно бормочет средний, хотя еще несколько секунд назад вполне осознавал реальность.

— Пройдите со мной. Приказ командира.

Он лжет, а загадочный пассажир знает, что он лжет.

— А кто вы, собственно, такой? — с ленцой интересуется пассажир. — Среди бортпроводников во время кормежки я вас не видел.

— Запасной пилот, — он ведет плечом, как бы невзначай демонстрируя погон с тремя полосками.

— Не верю. Экипаж в рейсе не разгуливает по салону, — кажется, они оба играют на минном поле неразглашения остальным пассажирам информации.

— Возникла внештатная ситуация, — и это — первая правда.

Он должен убедиться, что перед ним — действительно монстр.

— Что значит внештатная? — неестественно высоким голосом спрашивает крайний пассажир и тут же переходит на испуганный шепот: — Вы хотите сказать, что эта летающая консервная банка сейчас упадет?

О, черт. Черт, черт, черт.

Если он сейчас примется переубеждать этого человека, почти наверняка все кончится уже массовой паникой.

Выход только один — и то неясно, не останется ли свидетелей, не вовремя отвернувшихся и потому не попавших под воздействие инвертора.

Он вскидывает руку с прибором вверх и нажимает кнопку активации.

Крайний пассажир и пассажир у иллюминатора неподвижно застывают; средний жутко, нечеловечески скалится, и в свете лампочки видно, как расширяются его зрачки, занимая сначала радужку, а затем и весь глаз; его окутывает тончайшей, едва заметной дымкой.

Невер снимает реверс, заранее выставленный на режим ликвидации — стандартный режим в движении бесполезен, — с предохранителя, отчаянно надеясь, что сущность после смерти не сбросит человеческую личину и что реверс вообще подействует на нее как надо.

* * *
От облегчения хочется, едва добравшись до кабины, сползти на пол. Все сложилось настолько удачно, насколько вообще могло: свидетелей выстрела не оказалось, а монстра развеяло в ничто, в пыль — даже не понадобилось придумывать, куда спрятать труп.

Невер не столько садится, сколько падает в кресло КВСа и машинально нашаривает пряжку ремня безопасности.

«Благодарю, что помог, — от бесплотного голоса, раздающегося из ниоткуда и со всех сторон сразу, голова вновь взрывается болью. — Следующая цель у него была — я».

Он невольно вспоминает данные по первому рейсу, согласно которым воздушное судно начало двигаться как неуправляемое всего-то в пятистах метрах над землей, и спрашивает вслух:

— Ты — самолет, так ведь? — язык еле слушается, словно прилипая к небу. Ледяным кажется уже не только сайдстик, но и кресло — спину морозит через рубашку.

«Конечно», — всего одно слово, а в кабине становится еще холоднее.

Следующая «реплика» окончательно выбивает Невера из колеи:

«Человек… ты ведь исправишь событие? Вернешь мой экипаж?»

— Откуда ты знаешь? — севшим голосом спрашивает Невер. Ему холодно, просто невозможно холодно, будто отключилась система жизнеобеспечения, и внутрь кабины проник эшелонный мороз…

«Прочитал тебя», — скупо поясняет леденящий голос.

— Да, мы изменим историю. Но ты этого не запомнишь. Сущность нужно устранить еще при первом появлении, — он отделывается рублеными фразами, все отчетливее понимая, что не чувствует рук. — Отпусти меня, я ж в ледышку сейчас превращусь!

Вместо голоса до него доносится что-то похожее на эхо, — он чувствует секундную вспышку вины, которая ему не принадлежит, просто не может принадлежать, — и холод отступает.

— Ты же понимаешь, что я буду обязан отчитаться о тебе организации? — осторожно спрашивает Невер, не уверенный, что его сейчас не прикончат на месте.

Самолет какое-то время молчит. А после — издает короткий скрипучий смешок, никак не поясняя свое веселье, и снова умолкает.

И больше не пытается выходить на контакт.

Впрочем, Неверу так или иначе уже не до него. Нужно готовиться к снижению, делать объявление, связываться с диспетчерской — и прокручивать в голове порядок действий в аэропорту, который они с Майком прорабатывали больше месяца…

А разрозненные кусочки информационного пазла, недоговорки начальства и самолета где-то на подсознании постепенно складываются в единую картину.

Руководство заранее знало, что еще один пилот не потребуется.


Примечания:
(1) Сайдстик — ручка управления (в пассажирском самолете — боковая), аналог штурвала.
(2) На «аэробусах» основная информация выводится на дисплеи. Однако также имеются следующие запасные (механические) приборы: указатель воздушной скорости, высотомер, авиагоризонт, указатель направлений на радиомаяки.

У этого фика на самом деле двойное дно. Невера экстренно научили летать не только и не столько потому, что все опытные пилоты организации были заняты на местах. Сущность искала и убивала тех, кто был связан с авиацией уже довольно долгое время. Поэтому тот же Майк на месте Невера погиб бы при первой же вылазке сущности «из тела».
И еще одна деталь: у самолета не было цели как-либо вредить Неверу. Однако телепатическое общение без установки предварительной связи, когда «передающий» буквально вламывается в сознание «принимающего», зачастую довольно неприятно как минимум для «принимающего» (а иногда и для обеих сторон).

@темы: мои фики, Люди в черном, металлические птицы

---

И снова самолетное

Неевклидова геометрия

Автор: Fire Wing
Фандом: Экипаж (2016)
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: драббл (545 слов)
Герои: Леонид Зинченко, Алексей Гущин
Метки: живые машины, сновидения, фантастика
Саммари: Ситуация была до неприличия похожа на ту, в которую они попали две недели назад. Опять — аэропорт, — на сей раз для разнообразия Гумрак, — разошедшаяся нелетная погода, отмененные рейсы и рукотворный «Тетрис» в виде экипажей и пассажиров, который руководству требовалось собрать с наименьшими потерями. Опять — шум и гам чистой зоны, гроза за окнами и тщетные попытки бороться со сном.
Примечания: Продолжение драббла "Сон о транспорте" (тема номер 27) из сборника.
Источником вдохновения послужило вот это.
К тексту есть милейшая иллюстрация от Aru Kotsuno.

*****
Ситуация была до неприличия похожа на ту, в которую они попали две недели назад. Опять — аэропорт, — на сей раз для разнообразия Гумрак*, — разошедшаяся нелетная погода, отмененные рейсы и рукотворный «Тетрис» в виде экипажей и пассажиров, который руководству требовалось собрать с наименьшими потерями. Опять — шум и гам чистой зоны, гроза за окнами и тщетные попытки бороться со сном.

И само сновидение было слишком похоже на то, двухнедельной давности. Аэропорт, рутина, снующие туда-сюда пилоты и бортпроводники, заполняющий документацию Гущин… и единственным мазком сюрреализма в привычной картине мира — крохотный Ту-204-СМ, разомлевший у него на ботинке. Тот самый, который тогда все никак не желал отставать от Гущина, только пропорциями уже куда больше похожий на «сто семнадцатый».

— Стажер, как это понимать? — Зинченко показал вниз. Гущин поднял голову от бумаг, глянул туда же:

— Да он опять со мной из дома увязался, — судя по его тону, подобное уже стало обыденностью.

КВС на секунду прикрыл глаза. Кажется, линия поведения «просто наблюдать за творящимся вокруг безумием, чтобы самому не свихнуться» снова становилась актуальной.

Он покосился в окно — снаружи медленно падал снег. Зима. Либо ноябрь или март. От двух до шести месяцев прошло. Что там в прошлый раз говорил Гущину его загадочный отец, птенец вырастает за два года?

Его размышления прервала выроненная кем-то ручка, неожиданно громко звякнувшая об пол. Никто из людей не отреагировал, — должно быть, уронивший как раз перебирал документацию и потому ничего не заметил, — зато отреагировал птенец. Он насторожился, как охотничий пес, поднял все плоскости, замер так секунды на две, после чего брякнулся на пол.

Зинченко, как завороженный, уставился на хорошо заметные царапины на ботинке стажера — словно от когтей. Которых у самолета по определению быть не должно. Невозможная картина.

Птенец подкатился к ручке, аккуратно объехав КВСа. «Точно, она же с металлическим корпусом», — запоздало осознал последний, вспомнив покушения только что вылупившихся птенцов на все хоть отдаленно металлическое.

А самолетик тем временем невозмутимо раззявил… пасть? люк?, словно какой-нибудь «Руслан»… и ручка стала примерно на четверть короче. Края «укуса» были срезаны начисто и очень гладко. Торчал почему-то не тронутый стержень…

На высоких тонах заверещав двигателями, птенец вроде бы двинулся обратно к Гущину, собиравшему бумаги в стопку, но на полпути передумал и припарковался у ноги Зинченко.

— Что ты такое? — одними губами прошептал КВС. Убирать ногу почему-то не хотелось — и совершенно точно не из опасения. На подкорке скреблось неясно откуда взявшееся чувство защищенности родом из детства — такое, когда ощущаешь за спиной кого-то гораздо более сильного…

— Идемте, Леонид Саввич! — не к ночи помянутый стажер подхватил птенца с пола свободной рукой. Тот чуть подался вперед, словно ласкаясь к ладони. Гущин усмехнулся — и повторил почему-то незнакомым голосом:

— Идемте!

…Снаружи грохнуло так, словно у какого-то самолета разом подломились все стойки шасси. Зинченко распахнул глаза, осознавая себя сидящим на жестком металлическом стуле в крайне неудобной позе. За окнами продолжало лить как из ведра, слева маячил заспанный стажер, поминутно клюющий носом.

В нескольких метрах от них препиралась весьма раздраженная чем-то семья — был слышен бас отца семейства:

— Ни хрена от них не дождешься… идемте отсюда, говорю!

«Тетрис не сложился», — машинально подумал Зинченко. Перспектива провести остаток ночи все на тех же стульях продолжала стоять перед его экипажем в полный рост.

Ни намека на птенца-«тушку» возле Гущина не было, и КВС позволил себе короткий облегченный выдох, тут же устыдившись собственного поступка.

Черт его знает, что вытворяет уставшее сознание…


Примечания:
*Основной и на данный момент единственный аэропорт Волгограда.

@темы: мои фики, Экипаж, металлические птицы

---

Самолетное

Нулевая высота

Автор: Fire Wing
Фандом: ориджинал
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (830 слов)
Герои: самолеты, хорошие и разные
Метки: авиация, живые машины, фантастика
Саммари: — Нам необходима как можно более подробная информация о нем, — палец утыкается в экран с трехмерным изображением самолета. Сверхзвуковой, пассажирский — таких было создано совсем немного. — Вы проведете его инициацию.
Примечания: Присутствует хуманизация, которая вовсе не хуманизация.
P.S. Работа не имеет отношения к концепту aliana/iliana.
P.P.S. Две части одного кустарного концепта-иллюстрации: номер раз, номер два. Незнание анатомии и неумение рисовать одежду тогда были не в силах меня остановить))
Благодарность: Работа посвящается прекрасному сообществу, публикации которого и послужили источником моего вдохновения.

*****
— Нам необходима как можно более подробная информация о нем, — палец утыкается в экран с трехмерным изображением самолета. Сверхзвуковой, пассажирский — таких было создано совсем немного. — Вы проведете его инициацию. Координаты здесь.

На чип-носитель, чтобы напрямую считать данные, ложится еще одна рука — длинная, с тонкими изящными пальцами, в ярком искусственном свете отливающая металлом.

— Принято. Разрешите выбрать помощников?

— Разрешаю. Но не более двух — аэродром на этих координатах довольно маленький.

— Принято.

По-уставному чеканя шаг, высокая фигура покидает кабинет, и оба находящихся в нем человека выдыхают с облегчением.

Ученые в свое время долго трудились над тем, чтобы аватары — материальные голограммы живых существ, управляемые на расстоянии, — одновременно напоминали и не напоминали людей, но не вызывали эффект «зловещей долины»… и все равно чего-то не учли. Возможно, дело было просто в несогласии второй стороны и в мелких поправках, которые они рано или поздно вносили в свои аватары.

Механоиды, как их назвали, были могучей силой, и оставалось неясным, почему они до сих пор подчиняются людям.

За стенами взрыкивают двигатели. Аватары хороши тем, что им не требуется время на подготовку — только на то, чтобы добраться до себя-настоящих.

* * *
Три военных самолета на гражданском аэродроме ожидаемо производят фурор, поэтому приготовления производятся в максимально быстром темпе: припарковаться на дальней стоянке, попросить о дозаправке, «перекинуть» часть сознания в аватар, взять необходимое оборудование — и на крейсерской скорости втроем выдвинуться в сторону авиационного музея.

— Зачем? — лаконично спрашивает на ходу Су-57 направленным радиоимпульсом — на слышимых частотах аватары общаются только с людьми.

— Им нужна информация — вероятно, хотят вернуться к проекту Ту-144, — не разжимая губ, ответствует Ту-160.

— Но это же совершенно нерентабельно! — Су-34 в их странной слаженной-слетанной тройке многословнее всех. — В прошлый раз проект отчасти поэтому и прикрыли!

Ту-160 очень по-человечески пожимает плечами, отчего жесткий «китель»* немного топорщится:

— Это не наше дело.

«Быть может, — с неожиданной горечью думает он, — люди вложили в нас слишком большую частицу себя».

Одной из наиболее примечательных черт инициированных механоидов было и оставалось поистине неутолимое любопытство.

* * *
— …С вероятностью около девяноста процентов инициация невозможна, — мрачно-скептически сообщает Су-57, едва взглянув на самолет на постаменте.

Ту-160 тоже сканирует его взглядом широко расставленных глаз и соглашается. Но оборудование разворачивает — приказ есть приказ.

— Ну, здравствуй, — задорно здоровается Су-34, хлопая рукой по длинной стойке шасси еще не начавшего «оживать» самолета. Раздается характерный звук удара металла о металл, длиннопалая ладонь неподвижно замирает, и «Сушка» поджимает губы, становясь комично похожим на «старшего брата»: — Небо, да он почти совсем мертвый. Как будто в гибернацию ушел. Тут не десять процентов на успех, тут еще меньше.

— Неудивительно, — присесть из-за жесткого длинного «плаща» — отличительной черты всех сверхзвуковых, — не представляется возможным, и Ту-160 привычно нагибается над генератором. В сознании копится злость, обостряя все чувства. — Он стоит тут много лет с почти полностью снятой аппаратурой.

В переводе на человеческие понятия — слепой, глухой и немой одновременно.

Им троим доводилось инициировать списанные самолеты. Но еще никогда — раритеты из музеев.

* * *
— Гляди-ка, — беззлобно усмехается Су-34, рассматривая медленно проявляющуюся голограмму, — он на тебя похож, не отличить.

— Ложно, — обрубает Ту-160, напряженно считывая показатели всей системы — на их глазах свершается весьма маловероятное событие, и малейшая ошибка может привести к локальной катастрофе. Су-57 стоит у него за плечом, положив руки на панель управления. — Он — гражданский.

Инициация завершается. Ту-144, отголосок ушедшей эпохи, фокусирует взгляд на трех аватарах — и замирает, закостеневает в одной позе, не решаясь сделать первый шаг.

Ту-160 застывает тоже, с ненормальным даже для самолета, каким-то ледяным спокойствием отмечая сходства и различия между ними.

У Ту-144, созданного силами не существующей ныне страны, и «аватар» под стать тем временам: ярко-красный флаг возле того места, где у людей сердце, множество лет уже неактуальная ливрея авиакомпании и совершенно седые волосы короткой жесткой прически — аналогичной. Но в острых чертах худого лица нет ни намека на старость, хотя обратное было более чем ожидаемо.

Он такой весь, от пяток до концов волос — скроен, составлен из острых углов; острые локти тонких рук, острые наплечники, даже концы «плаща», и те — по-особенному острые. Но «китель» не застегнут под горлом, а разлетается воротником — тоже острым; тонкие пальцы зримо подрагивают, а на всем облике аватара лежит отпечаток усталости и какой-то безнадежности.

У Ту-144 вид существа, давно забывшего, как это — летать.

В переводе на человеческий — забывшего самую очевидную и естественную вещь, какую только можно себе представить.

В эфир срывается маломощный набор сигналов, — три точки, три тире, три точки, — и именно это окончательно сбивает Ту-160 с курса. Отстраненность смывает, как снег с крыльев перед вылетом; он делает к платформе материализации шаг, второй, обхватывает руками жесткие плечи «младшего брата» и радирует прямо в лицо, дублируя сообщение и голосом тоже:

— Безопасность**. Твое сознание перемещено в управляемую проекцию.

Ту-144 молчит и даже не пытается сканировать пространство — только хватается за его руки, будто и впрямь ища опоры. Су-34 растерянно изрекает за себя и за Су-57:

— Внештатная ситуация.

В переводе на человеческий — «Я без понятия, что делать».

Ту-160 чуть более чем полностью согласен с обоими «Сушками». С такой ситуацией — или хотя бы с отдаленно похожей на нее, — они еще не сталкивались.


Примечания:
*Понятия, связанные с одеждой, написаны в кавычках, потому что для аватаров это все — условности.
**Радиоразговоры — не тот случай, где важна красота формулировок. К тому же у военных радио-лаконичность зачастую проявляется на уровне рефлекса.

@темы: мои фики, Оридж, металлические птицы

---

Самолетное

О ментальных разговорах

Автор: Fire Wing
Фандом: ориджинал
Категория: джен
Рейтинг: G
Размер: драббл (540 слов)
Герои: самолеты, хорошие и разные
Метки: живые машины, научная фантастика, современность
Саммари: Нам разум дал стальные руки-крылья, А вместо сердца — пламенный мотор (с)
Примечания: Самодельная

обложка.

обложка:


*****
С наступлением тихого солнечного утра на Островах начинается обычная ежедневная рутина. Десятки птенцов, с самого вечера стоящих пришвартованными, привычно подставляются под умелые руки пришедших людей, позволяя проверить все системы, залить топливо в баки, загрузить коробки и другие емкости с чем-то… Все это — подготовка к полету, а сам он начнется позже. Но и тогда можно будет спокойно, не боясь, вести разговоры — люди их услышать не могут. Странные существа…

Утро быстро вступает в свои права. Теплеет. Некоторые птенцы уже стрекочут винтами возле рифа, готовясь к вылету, некоторые все так же стоят, недвижные и нетронутые, а некоторые, ни свет ни заря прилетев с других островов, покачиваются на волнах, терпеливо ожидая возможности встать к причалу. Мерно текут мысленные беседы…

…которые тотчас, как по команде, обрываются, когда в ментальном поле становится на один разум больше.

— Говорящий! Это Говорящий! — радостно «выкрикивает» кто-то, и эти слова пожаром разносятся по Островам, проникая в каждое сознание. Все птенцы любопытны, как положено детенышам абсолютно любой формы жизни, они отчаянно хотят узнать как можно больше о мире за Океаном, и Говорящие, что время от времени прилетают оттуда, охотно им в этом помогают.

«Он здесь явно впервые», — наконец решают птенцы, покопавшись в коллективной памяти и не найдя там уникального номера, обладатель которого сейчас снижается по глиссаде, храня молчание. К нему не спешат обращаться напрямую, опасаясь отвлечь — дует порывистый боковой ветер…

Но сразу же после приземления на Говорящего обрушивается ментальный мини-циклон, состоящий преимущественно из вопросов:

— Откуда ты? Как летел сюда? Где еще ты побывал? Покажи!

— Потерпите немного, — к чести Говорящего, в первый миг он не только не пытается «закрыться», инстинктивно спасая свое сознание, но и начинает отвечать сразу на максимальной «громкости», чтобы его «услышали» все Острова. — У нас целых три часа.

…Немного позднее птенцы с неизменным любопытством изучают переданные Говорящим образы: ледяное звездное небо, легчайшие полупрозрачные облака… зелень лесов, многоцветные кляксы островов на морской лазури, ровные многоугольники и сети городов, сложные сплетения огоньков, которые на самом деле — те же города… пыльные ветра центральной Африки и едко-соленые — побережий… грохот волн Атлантического океана и сонная почти-тишина засыпанного снегом аэропорта Шереметьево… здешнее, характерное для Мале палящее солнце и привычный, как работа двигателей, мороз на высоте…

Никто не замечает, в какой момент Говорящий переходит от своей памяти к тому, что сам узнал от сородичей. Птенцы не остаются в долгу — ментальное поле заполняют тысячи вариаций похожих событий: синева океана… белые высоченные громады облаков и россыпь сине-зелено-желтых атоллов внизу… барабанящий по фюзеляжу косой дождь, мерная качка на волнах… поплавки, с плеском рассекающие упругую воду в разводах пены…

Наконец обе стороны уверяются, что сохраненных в памяти новых образов хватит надолго, и завершают обмен. Птенцы готовы поспорить на собственные винты, что их собеседник тоже получал удовольствие от процесса и ничуть не скрывал этого. А другие Говорящие еще утверждали, что никто из них не испытывает эмоций!..

Сам объект так и не разгоревшихся споров обрывает контакт, не прощаясь.

Издалека до причалов доносятся характерные грохот и гул — Говорящий начинает разгон, чтобы, подчиняясь приказу людей, взлететь. Чтобы вернуться за Океан, на большую неподвижную землю, где лучше, чем здесь, на крохотном ее клочке. Но птенцы теперь знают, что неясная тоска все равно будет мешать ему до тех пор, пока он снова не поднимется ввысь…

Ведь, в отличие от птенцов, одинаково хорошо чувствующих себя в небе и на воде, Говорящие принадлежат только небу.

@темы: мои фики, Оридж, металлические птицы

---

Сборник драбблов

Калейдоскоп снов

Автор: Fire Wing
Фандомы: Звездный путь (СтарТрек), Хантер Эрин «Коты-Воители», Булычев Кир «Приключения Алисы», Shadow Fight 2, Экипаж (2016), Рувольти: эксперимент ценой жизни, Рейнольдс Аластер «Пропасть Искупления»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: (16200 слов)
Метки: сновидения, сборник драбблов
Саммари: Сборник зарисовок на челлендж.
Примечания: Темы можно посмотреть тут.
В сборнике присутствуют как фанфики, так и ориджиналы.
Фандомы, жанры, предупреждения и тэги выставлены для каждой зарисовки отдельно (сборник был скопирован с Фанфикуса, поэтому оформление шапок приблизительно соответствует тамошнему).
Некоторые зарисовки выложены как отдельные фики. Они вместе с этим сборником помечены темой, что логично, «Калейдоскоп снов».
Зарисовки, возможно, впоследствии будут дополнительно редактироваться.
P.S. Мне лень пересчитывать количество слов в каждой главе без учета самодельных шапок, поэтому, если вам это принципиально, просто вычитайте из указанного количества слов по тридцать

1. Сон о прошлом (Коты-Воители)

1. Сон о прошлом (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанры: мистика, трагедия
Предупреждения: ОЖП, ОМП, смерть персонажа
Тэги: АУ, ангст, антиутопия, религия/вера, смерть основных персонажей
Слов: 1201
Примечания: зарисовка является косвенным продолжением фика "Ввысь".

*****
Нечем дышать.

Стриж, не в силах подняться на лапы, лежит, часто-судорожно наполняя легкие разреженным морозным воздухом, не приносящим облегчения.

Нужно бороться, нужно держаться... нужно хотя бы выяснить, что происходит и где он...

В глазах темно. Вырывающийся из пасти на каждом выдохе пар щекочет морду.

Крикнуть бы, подать знак, что он здесь — может, помогут...

Вместо крика удается издать только отчаянный хрип.

Хрустит снег под чьими-то легкими шагами. По спине проходится пушистый хвост, и воздух вокруг снова становится живительным, пригодным для дыхания. И Стриж дышит-дышит-дышит, обжигаясь холодом, дышит, но все равно не может надышаться.

Темнота перед глазами рассеивается.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает белая в рыжих пятнах кошка, и Стрижу кажется, что она прямо в душу ему, никчемному, смотрит.

Он уже разглядел в ее шерсти крохотные мягко светящиеся огоньки. Сомнений нет — она из Звездного племени, и ему остается только отчаянно молиться, чтобы Звезды не нашли в нем тех изъянов, за которые принято карать.

Кому молиться, Звездам в присутствии Звезд же?

Он панически отшвыривает эту крамольную мысль прочь. Предки же всемогущи, наверняка эта кошка видит его разум, как кристально чистый пруд... в таком случае осознавать реальность ему осталось всего ничего.

— Эй! — у него перед носом взмахивают лапой, и воитель, как малый котенок, отшатывается в ужасе, сжимается в комок. — Да что с тобой такое?!

— Вот вечно у тебя, Черемуха, все из лап валится... — с добродушной усмешкой к ним подходит еще один Звездный предок, темно-серый, как дождевая туча. — Просил же — не пугать, они и так запуганы нашими соплеменниками до облысения.

Стрижу, и так уже порядочно замерзшему на снегу, от тона, которым серый кот произнес слово "соплеменники", становится еще холоднее. Обугленно-черные деревья вокруг словно сдвигаются, готовясь схватить его в переплетение корней, ярко выделяющихся на белом снегу...

— Я ничего не делала! — возмущается названная Черемухой. — Помогла привыкнуть к здешнему воздуху, и только, а дальше он от меня шарахаться начал!

В ее голосе звучит совершенно детская обида.

Серый кот закатывает глаза и бормочет отчетливое проклятие в адрес Звездного племени. У Стрижа от этого зрелища глаза, как две Луны, уши прижаты к голове в запоздалом стремлении не слышать хулу...

— Да не бойся ты так, — фыркает Звездный кот. — Мы — не Звездное племя. Вернее, не совсем.

— Т-то есть вы — из Сумрачного Леса?! — нервная дрожь пронзает Стрижа с такой силой, что клацают зубы. Теперь понятно, куда он попал, понятен чернильный цвет деревьев, понятен колышущийся в их ветвях темный туман... Сумрачный Лес!

От паники перед глазами снова начинают мелькать черные точки, и снова появляется тянущее чувство в груди.

— Нет, — обрубает серый кот. — Мы — отступники. Черемуха, покажи ему... то, что надо. Ты это лучше меня умеешь.

Черемуха стремительным бело-рыжим росчерком оказывается рядом, и не успевает Стриж в очередной раз отдернуться, как она кладет свою голову на его, и монохромный мир вокруг осыпается осколками.

* * *
— Звездный Рассвет, я пришел, чтобы стать воином! — горделиво распушает грудку Кленохвост, оруженосец племени Теней. Бывший предводитель пристально-оценивающе смотрит на него, и под этим взглядом котик тушуется, утыкается взглядом в собственные лапы.

— Открой мне свой разум, — тихо приказывает Звездный Рассвет, подходя к ученику.

В какой-то момент все идет не так, и мордочка Кленохвоста перекашивается от боли. Он кричит-кричит-кричит на одном выдохе, и страшнее всего то, что он не может даже усом шевельнуть — только кричать, срывая голос.

Звездный Рассвет делает шаг назад, обретший способность двигаться оруженосец валится в блеклую траву.

* * *
— Снова! — утробный рык Звездного Инея заставляет Черемуху вздрогнуть. Она поспешно смотрит в прозрачное озеро, пытаясь понять, что же так взбесило бывшего Речного предводителя.

Сквозь толщу воды, причудливо искажающей происходящее в мире живых, Черемуха видит иссушенный жарой лагерь Речного племени. Прислушивается, и озеро доносит до нее отчаянный выкрик какого-то оруженосца:

— Если Звездное племя такое милосердное и могущественное, то почему не прекратит эту засуху?!

— Потому что уже давно не в силах, — одними губами шепчет звездная воительница. Поднимает взгляд на белоснежного кота.

— Я буду ждать, пока он заснет, — хищно усмехается Звездный Иней. — И тогда я наглядно объясню ему, почему лучше не сомневаться в нас.

* * *
— Это бесполезно, — качает головой Черемуха, глядя на Стрижа, постепенно растворяющегося в стылом воздухе. — Он слишком сильно верит.

Двое других, что были до него, на демонстрацию прошлого реагировали по-другому. Первый — плакал, долго и надрывно, задыхаясь в редком воздухе, роняя в снег льдинки-слезы, плакал за всех убитых, с разрушенным разумом, за всех живых, оплетенных паутиной лжи, замурованных в непробиваемый камень законов — только его отчаянной верой это место между территориями Света и Тьмы еще было пригодно для жизни. Второй — впился когтями в смерзшийся наст и сидел так долго-долго, отступники уже думали, что его разум не вынес увиденного, и потому отправили его назад. Но на следующую ночь он необъяснимым образом явился к ним сам и спросил только одно: "Как я могу помочь?".

Помочь он почти не успел — Звездное племя узнало о происходящем, и храбреца по их указке растерзало его собственное племя.

Со Стрижом они ошиблись. Возможно, непоправимо. Он слепо верил Звездам и попросту отказывался признавать, что все из воспоминаний Черемухи — было. Что был Кленохвост, в котором углядели непозволительно сильное стремление к власти, что был неподвластный им Град, которого испугались, что была Пестрокрылая, влюбившаяся в кота из другого племени, что было еще много-много котов и кошек... Звезды считали, что они не справляются с поддержанием порядка в племенах, они помнили еще Кровавый Совет и делали, по их мнению, все, чтобы это не повторилось. Все, кто пытался сопротивляться, были для них угрозой, и с такими расправлялись — лапами живущих. И после каждой маленькой неудачи Воинский Закон ужесточался и дополнялся. Даже если очередной новый пункт был абсурден и приводил к чудовищным последствиям, Звезды не отменяли его, а дополняли-дополняли-дополняли, еще больше запутывая, создавая множество вопросов и добиваясь того, чтобы никто не смел даже подумать об этих вопросах.

Находились отступники, постоянно находились. Не могли не найтись с такой жесткой тиранией. Но их всегда было слишком мало, чтобы что-то изменить, и их ссылали сюда — на границу с Сумрачным Лесом, в жуткое место, где едва ли могли бы существовать живущие. Отступники же, чуть измененные смертью, чуть более выносливые, выживали, задыхаясь в разреженном воздухе, каменея на чудовищном холоде. И время от времени от отчания зазывали к себе живых, совершенно им неизвестных — они не имели силы выбрать, чье сознание ухватить. Но слишком велика была вероятность рано или поздно наткнуться на фанатика.

Три попытки было, и третья оказалась роковой. Ведь у них не было прежней силы, и они не могли стереть Стрижу память об увиденном. А это значит, что очень скоро о том, что они сделали, узнает Звездное племя.

В крохотном пространстве будто становится еще холоднее и еще тяжелее дышать.

— Вдруг не узнают? — в голосе Черемухи — отчаянная надежда на невозможное.

— Узнают, — качает головой серый кот, садится, обвив лапы хвостом и взъерошив короткую шерсть в попытке хоть немного согреться.

— Тогда... тогда давай найдем других живущих! Все равно ведь погибать! Дождь, ну что ты молчишь?!

— Мы не имеем права, — медленно и очень устало говорит Дождь. — Любого, кто контактировал с нами, Звезды сочтут опасным. А ты очень хорошо знаешь, как они поступают с опасными.

За полупрозрачным барьером, отделяющим территорию отступников от территорий Сумрачного Леса и Звездного племени, мелькают усыпанные светящимися огоньками кошачьи шкуры. Холод наваливается, оглушая, и меж черных деревьев не остается ни крупицы воздуха.

"Не мы первые, не мы последние. Когда-нибудь этот кошмар закончится", — хочет сказать Черемуха, но уже не может.

2. Сон о будущем (Коты-Воители)

2. Сон о будущем (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанр: мистика
Предупреждение: ОМП
Тэги: АУ, ангст, антиутопия, несчастливый финал, хронофантастика
Слов: 374
Примечания: зарисовка имеет косвенное отношение к первой теме, "Сон о прошлом".
P.S. Кажется, я, прописывая Снежнолапа, случайно скрестила Гусохвоста с Фелкой из "Пространства Откровения"...

*****
Снежнолап никогда не любил коллективный разум Звездного племени. Долгое время после смерти он его боялся. Потом, с первыми признаками объединения, пришло понимание — явно не его собственное, а наведенное — что от становления его частью никуда не деться. Но он еще сопротивлялся, каждый раз при пробуждении заново вспоминая, кто он такой — всю свою жизнь, от котячества и до смерти под обвалом.

Общность... пугала. Каждая мысль многократным эхом расходилась во все стороны и могла вернуться обратно искаженной в самой своей сути. Иногда из коллективного сознания можно было выхватить иллюзорные картинки-воспоминания, жутковато-четкие. На такие обратишь внимание — и без остатка погрузишься в свое-чужое прошлое.

Не такой уж и плохой способ скоротать вечность.

Но больше всего Снежнолапа страшило даже не это, а постоянный, едва уловимый шепот на краю сознания — неразборчивый, если не вслушиваться.

Голоса каждый день и каждый час шептали о будущем. Сбивались, перебивали друг друга, противоречили сами себе и иногда даже ссорились между собой. Называли имена, обладатели которых еще не родились, рассказывали о войнах и бедствиях, которые еще не прогремели.

Снежнолап не верил, слышал, но не слушал. Пока не посмотрел на живущих и не убедился, что голоса всегда говорили правду.

* * *
Он слушал голоса, потому что не мог не слушать. Прокручивал в голове постоянно меняющиеся варианты будущего, искал причины, могущие повернуть историю в другое русло. И все чаще ему казалось, что он держит в лапах переплетение тончайших нитей, дрожащих в своем собственном ритме. Тронь одну такую в нужный момент — зазвенят, зарезонируют все остальные.

Он вмешивался в дела Звездного племени и в жизнь наземных племен, хоть раньше предпочитал держаться от всего этого подальше. Помогал, как мог, направлял племена прочь от горнила войны.

Но только голоса говорили все тише.

Снежнолап гордился результатами своих усилий — вот уже много сезонов племена не устраивали серьезных битв, даже мелкие пограничные стычки происходили все реже. Стали чем-то невероятным нарушения Воинского закона, многократно усложнившегося за последние годы. Но численность всех четырех племен по неизвестным причинам падала, и голоса не объясняли, отчего это происходило.

В какой-то момент голоса замолкли окончательно. Будущего больше не было, как и котов-воителей.

6. Кошмар, который заканчивается, когда ты засыпаешь (СтарТрек)

6. Кошмар, который заканчивается, когда ты засыпаешь (СтарТрек)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Рила, Рэй, Сивир
Жанры: фантастика, приключения
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: диалоги, #кастрианские_истории, эксперимент
Слов: 549
Примечания: зарисовка является продолжением третьей темы, "Сон о несбывшемся" (фик на третью тему, "Тишина на подводной лодке", опубликован отдельно), и написана в экспериментальном формате.

*****
— То есть ты серьезно предлагаешь пролететь дохрена...

— Две тысячи.

— ...Дохрена и еще две тысячи километров на своих крыльях с весьма слабенькой надеждой на то, что маяк Федерации еще работает? Мы окочуримся на полпути, не от жары, так от магнитного поля. И так уже все поминутно психуем.

— Полетим достаточно высоко, чтобы сказалось понижение температуры. Так мы уменьшим вероятность попасться на глаза местным, разумным или нет. Там по пути еще горный хребет должен быть, отдохнем за снеговой линией.

— И ты туда же, командир?

— А у нас есть другой выход? Сама же видела, как эффектно импульсные двигатели рванули. А уходить в варп прямо с поверхности планеты, тем более с такой мощной гравитацией... да еще на полуразрушенном корабле...

— Можешь не продолжать, нам в ИК читали лекции про эффект рогатки. Рэй, картограф ты наш, сколько до этих тарговых гор?

— Если прикинуть по масштабу карты... тысяча двести километров примерно.

— Не дотянем. Придется искать место для ночевки. Воду, кстати, берем с таким расчетом, чтобы хватило до гор и обратно, поняли, птенчики? А то рухнете еще.

* * *
— Сколько мы налетали?

— Пятьсот тридцать два километра. Все же удачно я падд с функцией геолокации прихватил... передай воду, пожалуйста, а то у меня в крови, кажется, все еще один сплошной антифриз.

— Костер будем разводить?

— Жить надоело или по походной романтике соскучилась?

— ...Извини, командир.

— Спи уже. Снимаемся с места с рассветом.

* * *
— Цедианцы называют это "марш-бросок". А у нас, кажется, был марш-полет. Я семьсот километров за пять часов в последний раз на Сании наматывал.

— Мне глубочайше без разницы, зачем ты так далеко летал.

— Птенчики, подъем. Я кого-то чувствую, и этот кто-то крупный... а теперь и вижу... он двуногий. И предположительно разумный.

— Ложись!!

— ...Все живы?

— Рэй, слезь с меня.

— Живы. Сам как?

— В порядке.

— Значит, наш загадочный двуногий точно разумен, неразумные бы не стреляли... из чего?

— Я не археолог и не историк.

— Перебираемся вон на тот уступ. Быстро. Там нас не достанут.

* * *
— Кто тут по холоду соскучился? Признавайтесь.

— Да уж, не ожидала, что... аыхх... буду мерзнуть в пустыне. Термоэлементы никто с собой не взял?.. Ай!

— Это я, не вопи.

— Тут темнее, чем на ночной стороне Кастрии. А ты мне локтем под ребра врезал.

— Прости. Но поодиночке мы к утру превратимся в ледышки.

— Ладно хоть двуногий ушел...

* * *
— Да тут не маяк, а полноценный передатчик, да еще на солнечных батареях! Неужели прошлая экспедиция оставила? И сигнал... О. О... у меня галлюцинации?

— Нет. Кажется, мы столкнулись с колонистами. На начальном этапе колонизации причем.

— Не сомневаюсь, они будут рады узнать, что здесь есть разумные перводирективные аборигены и что им надо улетать обратно.

— У меня всего один вопрос — кто нас тогда подбил?

* * *
— Не верю. Так везет только раз в жизни. А мы сегодня, похоже, израсходовали пожизненный запас везения.

— Не каркай. Что со "Светочем", Сивир?

— Возьмут на борт и помогут с ремонтом. Наши "Синусоиды" не намного больше их шаттлов. А нам временно выделили три каюты, вон там, в конце коридора.

— Ну и хорошо, а то я сейчас засну прямо тут. К таргу на шипы эту планету, забыть бы ее поскорее...  это не совсем та история, которую можно рассказывать в качестве байки.

8. Сон о месте, куда вряд ли захотелось бы вернуться (СтарТрек, Приключения Алисы)

8. Сон о месте, куда вряд ли захотелось бы вернуться (СтарТрек, Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Райан, Вур, mirror!Райан, фоном mirror!Всеволод Буран и mirror!Ким Янсон
Жанр: фантастика
Предупреждения: ОМП, смерть персонажа
Тэги: mirror!verse, АУ, антиутопия, ангст, #кастрианские_истории, постапокалиптика
Слов: 1085
Примечания: Еще один кусочек миррорверса в Булычевских реалиях. Имеются отсылки на фик "Подарок".

*****
Райан медленно-медленно выпускает штурвал из судорожно стиснутых пальцев. Так медленно и осторожно, словно каждая косточка превратилась в тончайшее стекло, готовое рассыпаться от неосторожного вздоха. Касается приборной панели, выводя на экран отчет о состоянии корабля. С точки зрения бортового компьютера оно более чем приемлемое, после жесткой посадки пострадали только амортизаторы в тяжелой центральной части корабля, носовые и кормовые уцелели. И маскировочная система не выдержала — теперь придется искать другой способ проскочить мимо Имперского флагмана на орбите и не быть сбитым.

Он бросает взгляд на полученные по составу атмосферы данные. Ничтожно малое количество кислорода, водяной пар, азот, самые разнообразные продукты горения — терраформация сделала Кастрию непригодной для жизни на ближайшие несколько сотен лет. Нелогично, нерационально, но очень по-имперски показательно. Весьма красноречивые последствия отказа идти на контакт.

С Нулевого контакта прошло уже около тысячи восьмисот циклов*, а цедианцы ничуть не изменились.

Райан отстегивает фиксирующие ремни и рывком вскакивает на ноги, едва ли отдавая себе отчет в том, что делает. Шагает в заднюю часть корабля, к шлюзу, снимает с магнитных креплений потрепанный после недавнего инцидента на Гамме-14 скафандр. 

Снаружи всего около пятисот градусов**, это он должен выдержать.

...За бортом его встречает сбивающий с ног ветер, вздымающий с земли облака пыли и пепла. Видимость близится к нулевой, и разглядеть хоть что-то можно только в моменты затишья. Свет Саара почти не пробивается сквозь низко нависшие темные тучи.

На спекшейся земле что-то блестит. Райан сощуривается, приседает, смахивает перчаткой скафандра пепел с потерянной кем-то драгоценности... драгоценности ли? Под ладонью оказывается саара — крохотная, неподвижная, спрятавшаяся в кокон собственных крыльев. Странное существо, одно из тех, что способно летать в космосе, пережить вспышку Саара и перетерпеть ад, разверзшийся на планете совсем недавно...

Мучительно медленно, словно преодолевая чудовищное сопротивление вязкой среды, кастрианец кладет закаменевшее тельце обратно на землю, выпрямляется, отряхивая с перчаток пепел, оглядывается через плечо и замирает, "увидев" за бугром две гуманоидные фигуры.

Инстинкты срабатывают быстрее логики — пригнувшись, он бросается под защиту ближайшего крупного валуна. Ветер тут же жадно слизывает его следы с запыленной земли.

Райан ни на миг не сомневается, что биосигналы — терранские. Быстро выглядывает из-за валуна и находит этому еще одно подтверждение: ярко-оранжевые скафандры двух нежданных гостей — определенно Имперского образца. Такие он узнает где угодно, особенно после событий нескольких последних недель. И появление этих двоих — а ведь они наверняка не одни, двое разумных физически не справятся с тем, чтобы проверить на наличие выживших всю Кастрию — здесь, на планете уже-не-М-класса, может значить только одно — вторичную зачистку, добивание тех, кто зачем-то, как он, вернулся или же чудом пережил пекло терраформации.

А ему не повезло посадить корабль на зачищаемый в данный конкретный момент участок.

Отчаянно хочется сбежать прочь, в космос, туда, где не достанут эти двое и Терранская Империя в целом. Подальше от ее цепких когтей и от того, во что превратилась его родная планета... на которую он уже никогда не вернется. Не сможет заставить себя вернуться.

А потом страх уходит, и его место занимает отчетливая холодная злость, такая, что, кроме нее, ничего не остается. Губы искажает хищная усмешка, рука сама тянется к ножу, по чудовищному наитию прихваченному с корабля.

Будто заранее знал, что оружие понадобится и что в некоторый момент добыча и охотник поменяются местами.

Он опускает тяжелый и громоздкий трикодер в пыль рядом с собой, прикрывает глаза, "всматриваясь" в окружающее пространство уже внимательнее. За камнем "светятся" два мощных биополя терранцев и множество мерцающих точек, хаотично рассыпанных по земле — саары, такие же, как та, которую он нашел.

В дыму, пыли и пепле не разглядеть котловину Озера Саар, в которой теперь нет ни капли воды, но это и не нужно. Он машинально поглаживает пальцами нож, однако ощущает только гладкое внутреннее покрытие перчатки. Перехватывает оружие поудобнее, насколько это возможно — в швы и крохотные складки перчаток набился пепел, сделав их очень скользкими — и все с той же улыбкой-оскалом дикого зверя поднимается на ноги, чувствуя, как по крови растекается знакомый холод, который теперь если и уйдет, то только вместе со всеми силами.

Нападать снизу, а не сверху — не самый лучший выход, учитывая то, что в скафандре он не может взлететь, но он не намерен тратить время на то, чтобы взобраться на скалы.

Он подбирается к имперцам короткими перебежками, прячась в сумраке и в пыли, замирает на мгновение, собираясь с силами, и бросается наперерез. Успевает еще заметить, как у них изумленно расширяются глаза и как тот, что пониже, вскидывает лучевое оружие — и позволяет ножу практически самому сорваться с ладони в нужном направлении, зная, что не промахнется.

Результат своих действий Райану не видно — он врезается в высокого терранца, со всей силы хватает его за предплечье и на остатках инерции увлекает к обрывистому берегу, песок на котором сплавился в острые стекла и стеклышки, могущие прорезать даже ткань скафандра...

Терранец вырывается из захвата с неожиданной силой. Райан, отпустив его, отпрыгивает назад, уходя от удара. Теперь между ними лежит тот, второй, с торчащим из шлема ножом.

Память совершенно не вовремя подкидывает прочностные характеристики остекления шлема, которое не пробить и огнестрельным оружием...

Времени на ненужные действия нет, и все же с языка срывается причудливой смесью космолингвы и родного кастрианского:

— Скончайся в Saar'ana***, тварь!

И, уже видя, как терранец точно таким же жестом, как ранее его напарник, вскидывает лучевое оружие, Райан прыгает на него, рассчитывая сбросить в котловину озера. Но случается совершенно невозможное — лежащий, который должен быть уже мертв, вдруг вскидывается, и кастрианец самым глупым образом спотыкается об его плечо.

Дальше все видится как в замедленной съемке — неровный, неудачный "полет" уже не совсем в нужную сторону, удар о хрупкий край обрыва, треск, вспышка...

Хруста ломающегося под его весом стекла на дне озера Райан уже не слышит.

* * *
— Райанкиртан? Все в порядке?

Райан вздрагивает всем телом, просыпаясь. Невесомость, от которой он успел поотвыкнуть, вновь напоминает о себе, и он рефлекторно пытается расправить крылья, чтобы прекратить "свободное падение". Перья сминаются под натянувшимися ременными фиксаторами, и только тогда до кастрианца наконец доходит, кто он и где он.

— Да... да, все нормально. Это мне та злополучная спасательная миссия отзывается, — улыбка выходит натянутой, если не сказать кривой.

Вур отзеркаливает его неровный мимический жест, кладет на плечо в жесте поддержки крыло — вернувшись на борт корабля, он так и не надел фиксаторы. Он ничего не говорит, но Райану как наяву слышится незаданный вопрос — "Что, и тебе тоже?"


Примечания:
*Цикл — время, за которое Кастрия совершает один оборот вокруг своей звезды. Один цикл приблизительно равен десяти земным дням. Тысяча восемьсот циклов — примерно пятьдесят земных лет.
**По Кельвину. Примерно +223 по Цельсию.
***Озеро Саар (кастрианский).

9. Сон о невозможности действий (Пропасть Искупления)

9. Сон о невозможности действий (Пропасть Искупления)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонаж: Куэйхи Хоррис
Жанр: научная фантастика
Слов: 274
Огрызочек текста по мотивам сцены в книге. Попытка немного увеличить время пребывания персонажа между сном и явью и посмотреть, что из этого выйдет.

*****
— Я закончила с ним, — сказала королева.
— И что вы решили? — спросил Грилье.
Жасмина покусала ноготь.
— Я осталась при прежнем мнении. Положите его в резной скафандр.


Ощущения — как после пробуждения в перегрузочной капсуле. Тишина и полная невозможность двинуться, привкус чего-то стерильного на языке. Отсутствие свободного простанства как понятия.

Мысленное обращение к компьютеру уходит в пустоту. Импланты молчат. Или же их просто нет?

— Эй!.. — слабый возглас, последняя попытка получить отклик — или убедиться в полном его отсутствии.

Он открывает глаза.

Перед лицом — перечеркнутая решеткой непонятного происхождения звездная пропасть. Открытый космос.

Очень правдоподобная иллюзия? Ложная проекция изображения на сетчатку? Разум бьется в панике, изобретая все более абсурдные варианты, не желая признавать очевидного.

Его, Куэйхи, положили в резной скафандр и на несколько ближайших лет вмуровали в лед обшивки "Гностического восхождения". Как королева и обещала.

Он считал это орудие пытки жутковатой легендой, одной из тех, что неизбежно ходят в больших социумах и в ограниченном пространстве. Пока не увидел его своими глазами в тронном зале, не вгляделся в гипнотизирующие узоры на нем.

Он имел неосторожность ошибиться. Дважды. Первый раз — когда был уверен, что о его лжи не узнает королева Жасмина. Второй раз — когда поверил, что спасен и избежал наказания.

И теперь он платит за эту ошибку.

— Торможение закончено, жду распоряжений для запуска системы.

Решетка перед глазами резко сменяется темнотой. Проходит еще несколько мучительных секунд абсолютной неизвестности, пока он не узнает в голосе корабельную субличность "Доминатрикс".

Облегчение пополам с шоком обрушивается на него приливной волной. Померещилось.

13. Очень короткий сон (ориджинал)

13. Очень короткий сон (ориджинал)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Жанр: быт
Тэги: повествование от первого лица
Слов: 206
Примечания: Небольшая автобиографическая зарисовка.

*****
Держаться. Держаться-держаться-держаться, не засыпать. Первая пара, лекция, всегда самая сложная и малопонятная, дальше, на семинаре и на практикуме, будет легче. Ну... должно быть.

Отчаянный зевок во все тридцать два зуба... точнее, в моем случае двадцать восемь. Руки продолжают машинально конспектировать слова преподавателя и записи на доске.

Вот так всегда и бывает после того, как до часу ночи пишешь отчет по лабораторной работе и встаешь в шесть утра, чтобы досчитать погрешности и "нарисовать кладбище", нанеся на построенный еще вчера график кресты погрешностей. Воистину — выживаем как можем. Впрочем, а кто сказал, что смены в "Сириусе" легкие хоть для какого-то направления? Если это даже и так, физики к их числу точно не относятся.

Короткий взгляд через левое плечо. Конечно же, мой бессменный коллега по пракам опять мирно дрыхнет, используя собственную тетрадку в качестве подушки. Интересно, его хоть сообразят разбудить в конце лекции?

Вновь смотрю на доску, списываю оттуда строку интегралов. Несколько раз моргаю, встряхиваю головой, чтобы не заснуть. С легким ощущением "подтормаживания" замечаю, как прямо по столу преподавателя идет кошка... кошка?!

Вскидываюсь в полнейшем ступоре, озираюсь вокруг. Кошки, что и логично, нигде нет. Приснилась... зато адреналиново-бодрый заряд на оставшуюся часть лекции обеспечен.

14. Сон, который не заканчивается (Рувольти: эксперимент ценой жизни)

14. Сон, который не заканчивается (Рувольти: эксперимент ценой жизни)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен, гет
Персонажи: Монертон, Шайто, ОЖП
Пейринг: Монертон/Эмилисса
Жанры: драма, мистика
Предупреждения: ООС, ОЖП
Тэги artfic, АУ, ангст, сумасшествие
Слов: 791
Примечания: зарисовка была написана вот по этому арту.
P.S. Возможен ООС Монертона и Шайто, поскольку в каноне эти двое показаны либо еще птенцами, либо импульсивными подростками.

*****
— Oh, I can't wait to see you again...


Ломкая колючая трава шуршала под лапами. Ветра не было, но окружающий серый туман все равно колыхался, наплывая неровными волнами. И было необъяснимо прохладно, если не сказать морозно, однако вода из воздуха не спешила выпадать инеем на красные цветы, покрывающие землю. 

А в спину Монертону упорно смотрело нечто. Он помнил, как в первые свои визиты сюда постоянно крутил головой в тщетных поисках того безумца, который, очевидно, забрел сюда раньше него. А потом это место позволило ему встретить Эмили, и все стало неважно.

Туман, несомненно ядовитый, казалось, все сильнее пропитывал его. Холод, поселившийся сначала в кончиках крыльев, добрался уже и до тела, и теперь он не мог согреться даже под жаркими лучами Кайона.

И с каждым разом нежелание улетать из Края Вечной Мглы все росло. Туман успокаивал, дарил избавление от вины, в котором Монертон нуждался больше всего, а вне тумана вина наваливалась с утроенной силой. "Не смог, не спас, бросил".

Эмилисса вновь соткалась из теней совсем рядом, в каких-то двух шагах. При взгляде на нее от нежности защемило сердце.

— Прости, я не могу остаться, — вздохнул он. — Иначе мой непутевый брат там такое наворотит...

Не наворотит, услужливо подсказала рациональная часть разума. Шайто — уже не тот птенчик, действующий по принципу "Наломаю дров во имя благой цели". Нынешнего Шайто отец уже спокойно оставлял управлять алькассаром, отлучаясь по делам.

Когда-то Монертона неимоверно, до искр по всему телу бесило, что его старшему брату Ирлумплай доверяет, а ему самому — нет. Но после первого прилета в Край и это стало неважно.

— Прости, — повторил он. Любимая молча смотрела ему в глаза — порождения Края не умели говорить. Потом ласково коснулась своим клювом его, и Монертона обдало потусторонним холодом.

— Я вернусь, обязательно, — прошептал он. — Через два дня.

* * *
У самого выхода из дворца Монертон столкнулся с братом. Столкнулся в прямом смысле — так спешил, что врезался в него, и они оба грудой красных и черных перьев рухнули на пол.

— Куда ты собрался? — Шайто смерил его пристальным взглядом разноцветных глаз. Оперся на крылья, вставая.

— Не твое кириунье дело, — огрызнулся Монертон. В нем зудело нетерпение — скорее, скорее сорваться в небо, снова оказаться в Краю Вечной Мглы, снова увидеть Эмили...

И неважно, что она — не настоящая.

Шайто обеспокоенно посмотрел вслед брату, но ничего не сказал. Прибыла делегация от Западного клана, и ее необходимо было встретить. Прав был отец, когда говорил, что война не может длиться вечно...

* * *
Маара уже давно потеряла счет дням. Край Вечной Мглы, раз захватив в свои туманные щупальца жертву, уже не отпускал ее до самой смерти. Заманивал хитроумными иллюзиями якобы к своей границе, а на самом деле направлял в центр. И ощущение сверлящего затылок взгляда неизвестного существа лишь усиливалось, а сил для очередной попытки побега — на крыльях ли или на лапах — становилось все меньше.

Поэтому, когда из тумана перед ней возник красно-зеленый мерловик ростом выше нее раза в два, Маара даже не удивилась. Что теперь хотело от нее это место? Панического бегства в нужном направлении? Ну так вот, оно просчиталось. Не ей, прошедшей тренировки на Арене Тагомата, бояться мерловиков.

Потом до нее дошло, что что-то не так. Враг смотрел внимательно, но нападать явно не собирался. Да и не выглядел он способным напасть — с поблекшим, поредевшим оперением, отощавший до предела, он едва стоял — что было неудивительно, ведь ничего съедобного в Краю не росло. И он очень сильно кого-то напоминал...

— Чего уставился? — неуловимая не выдержала первой и кое-как вспомнила ризентарс. Голос после долгого молчания был чудовищно хриплым.

— Я тебя не помню, — последовал такой же хриплый ответ.

Ее сочли очередной иллюзией, не иначе. Ведь Край всегда показывал только знакомые или хотя бы полузнакомые образы.

— Значит, я твой собрат по... — перевод слова "несчастье", как назло, вылетел из головы, и пришлось заменить искомое крепким ругательством. Мерловик возмущенно выпрямился во весь рост, и только тогда Маара с изумлением признала в нем принца Монертона.

Она махнула хвостом, порадовавшись, что ее эмоции нельзя прочесть по цвету элеронов по одной простой причине: у нее, как и у всех каметей, элеронов нет.

— Пытался сбежать? Сколько раз? — может, вдвоем они выработают более-менее действенный план побега?

— Зачем? — прозвучало с безграничным удивлением. — Я пообещал Эмили остаться. Разве я мог бросить ее здесь?

Принц повернул голову вбок, словно соприкасаясь клювом с кем-то, кого Маара не видела.

Закрыв лицо лапами, она без сил осела в ломкую траву. Удушливый туман вокруг них колыхнулся, напомнив почуявшего слабость добычи хищника.

Этому бедолаге-мерлу было куда хуже, чем ей — Край уже сломал его, но он сам этого даже не осознавал.

Но в любом случае им двоим осталось жить совсем немного.

19. Сон-лабиринт (Коты-Воители)

19. Сон-лабиринт (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанр: фантасмагория/сюр
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: ангст, вымышленные существа, смертельные заболевания, смерть основных персонажей
Слов: 529

*****
Туннели молчали.

Они молчали почти всегда, даже если заблудившиеся в них коты истошно кричали, срывая голос и тщетно надеясь дозваться хоть кого-нибудь. Камень глушил все звуки, будь то неприятный скрежет когтей или едва слышное дыхание, сырость скрадывала запахи, и уже через пять минут нельзя было определить, прошел ли кто-то по этому участку или же здесь никого не было уже несколько столетий.

Но Змеелапка все равно чувствовала. Иначе, чем в жизни до туннелей, но чувствовала — здесь она не одна. Туннели ветвились-ветвились-ветвились, образуя бесконечное множество маршрутов, по которым могло ходить, не пересекаясь, бесконечное множество котов. И не только котов.

Зрение было бесполезно в абсолютной подземной темноте, но Змеелапка была готова поклясться, что последнее встреченное ей существо котом точно не являлось. Они тогда долго обнюхивали друг друга, ощупывали усами и лапами, убеждаясь в том, что оба реальны. Существо было высоким и четвероногим, но покрытым перьями вместо шерсти и с узкими длинными крыльями. На одном крыле, кажется, в перьях была незарастающая прореха...

Существо не умело говорить. Змеелапка — не видела смысла. Так они и разошлись, лишь в знак прощания она ласково ткнулась носом куда-то существу в плечо, а оно погладило ее по спине уже начавшим каменеть хвостом.

Туннели вытягивали жизненную силу, выпивали ее по капле, и с каждым отрезком времени стремление двигаться все угасало. Но Змеелапка знала — нельзя останавливаться. Иначе вплавишься в камень, навеки станешь его частью.

Она продолжала движение по туннелям. Каждый шаг отдавался глухой болью — хоть подушечки лап с въевшейся в них каменной крошкой уже ничего не чувствовали, от давления крохотные осколки прокладывали себе путь все глубже в тело. Пыль, витавшая в воздухе с сыростью, оседала в груди — по пылинке-другой за вздох. И легкие каменели, твердели, лишая возможности дышать.

* * *
— Я не знаю, что с ней такое, просто не знаю, — растерянно произнес Макоцвет. Под испепеляющим взглядом Грозового предводителя хотелось зарыться в землю и не показываться оттуда ближайшие несколько лун. — Она не умирает, она просто... спит.

— И не просыпается уже пятый день! — прошипел Ледозвезд, прижав уши к голове. — И ни на что не реагирует!

От его громкого голоса желание исчезнуть только возросло. Целитель ненавидел признаваться в подобном, но он не знал, как помочь ученице, и понятия не имел, что сказать ее отцу, испуганному и разъяренному одновременно.

А Змеелапка дышала все тише и медленней, с каждой минутой тише и медленней...

7. Сон о настоящем доме (СтарТрек)

7. Сон о настоящем доме (СтарТрек)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Рэй
Жанры: быт, фантастика
Предупреждения: ОМП
Тэги: другие планеты, #кастрианские_истории
Слов: 529

*****
Время на огромном пустыре будто вовсе не двигалось. Желтая звезда, куда менее яркая, чем Солнце, неподвижно висела у самого горизонта, окрашивая небо в охру с красным оттенком. Над пустырем дул вечный, непрекращающийся ветер, почти никогда не менявший направление. Землю покрывала низкая трава, вьющиеся стебли которой переплетались так причудливо, что напоминали сеть, сделанную руками разумного. В ней постоянно запутывались пальцы ног, а, как-то раз рухнув в особо густые заросли на большой скорости, Рэй открыл для себя неприятный факт — по прочности стебли не уступали кевлару, были гибкими, но совершенно не тянулись. Выпутываться из такой "сети" было сущим мучением.

У пустыря — явно инопланетного, плотность воздуха и гравитация здесь заметно отличались от земных — были свои причуды. Раскрывать крылья всегда приходилось осторожно, иначе под напором ветра легко можно было, едва прыгнув, кувыркнуться в траву вверх хвостом. Ветер мог стать как союзником, помогая взлететь, так и врагом — когда он был особенно силен, любая попытка лететь против него была обречена на провал.

Это место снилось Рэю все детство, и за несколько земных лет он изучил его от края до края. Запомнил до последней составляющей его непривычный, неземной запах. Запомнил, каковы на ощупь "кевларовые" растения. Несколько раз повстречал неизвестных мелких животных, напоминающих ящериц. Рассмотрел издалека незнакомый город с изящными, обтекаемыми зданиями, явно спроектированными так, чтобы выдерживать ветер любой силы, но так и не смог подобраться к нему — едва он пересекал незримую границу пустыря, как просыпался.

Почти не имея возможности и времени полетать в реальности, во сне он отдавался любимому делу со всей страстью. Он ночь за ночью тренировался в плотном влажном воздухе, приноровляясь летать все дальше и все быстрее, выделывал трюки, на которые никогда не решился бы на Земле. Был уверен, что сложные маневры из снов там же и останутся, но в реальности с удивлением обнаруживал, что тело "помнит" все действия. Давно уже не удивлялся полной реалистичности снов, принимая ее как данность. И думал-думал-думал, со всех сторон рассматривая перспективы, плюсы и минусы самого большого решения в своей пока еще короткой жизни.

Сны прекратились на пороге зрелости, и примерно тогда же Рэй поставил родителей перед тем фактом, что он намерен поступать не в земное подразделение Звездного Флота, а в кастрианское.

Скандал был поистине грандиозный, однако помнился смутно, без подробностей, будто сам был одной непрерывной длинной иллюзией. Привычное четкое восприятие реальности вернулось только в "чистой зоне" земного космопорта.

* * *
Воздух снаружи космопорта, не прогнанный через десятки фильтров, очень отличался от воздуха внутри. Порыв теплого влажного ветра принес до боли знакомую смесь запахов, и Рэй даже не удивился вновь всколыхнувшемуся чувству узнавания, не отпускавшему его еще с того момента, когда он увидел охристое небо с неподвижным желтым пятном Саара.

— Догоняй! — пискнул кто-то рядом. Хлопнули крылья, мелькнул, ныряя в небо, белоснежный силуэт.

— И догоню! — возмутился на общекастрианском еще один едва оперившийся птенец, раскинул крылья и взлетел, чудом не рухнув с воздушного потока.

Рэй потуже затянул ремень поясной сумки с немногими своими вещами. С лица никак не сходила шалая, отчаянная улыбка, и где-то внутри росла уверенность, которую пока не получалось оформить в слова. Он сотни раз отработанным движением сделал взмах, позволяя ветру поднять себя, и только тогда пришло отчетливое осознание: он вернулся домой.

27. Сон о транспорте (Экипаж)

27. Сон о транспорте (Экипаж)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Леонид Зинченко, Алексей Гущин
Жанры: фантастика, юмор
Тэги: вымышленная анатомия самолетов
Слов: 1066
Примечания: Таймлайн зарисовки — примерно посередине между приходом Гущина в "Пегас Эйр" и Канву.
P.S. Вдохновилась дописать по этой довольно старой идее, наткнувшись на этот пост.

*****
Осеннее воронежское утро выдалось сырым и промозглым, и целью Зинченко с самого начала была передислокация в относительно теплую и сухую кабину. Но еще на подходе к "сто семнадцатому" КВС заметил мелькающую под крылом долговязую тень в форме. Носясь туда-сюда, тень хорошо знакомым гущинским голосом восклицала что-то и взмахивала руками, словно отмахивалась от воробьев или весьма крупных комаров.

Нахмурившись, Зинченко ускорил шаг. Если это и впрямь были птицы, следовало прогнать их как можно скорее, пока они все не оказались в турбине, а то и в двух.

— Здрасте, Леонид Саввич! — издалека поприветствовал его Лешка, не прерывая своей загадочной беготни, и тут же, практически без перехода, взвыл: — Нет, только не пополнение!

Зинченко присмотрелся, и его взгляду предстала крайне занимательная картина: Гущин носился кругами под крылом их "сто семнадцатого", а за ним целой стайкой гонялись странные, аляповатые авиамодели, какого-то черта вдруг ожившие, с короткими фюзеляжами и неестественно большими хвостами. То и дело, громко вереща, — иначе назвать эти писклявые звуки язык не поворачивался, — некоторые из них с разгона поднимались в воздух, своей целью почему-то избирая, кажется, пряжку форменного ремня стажера. Все пять самолетиков, как один, были небольшие, в десяток сантиметров длиной, в заводской окраске — и все они были моделями Ту-204-СМ, пусть и очень нелепыми, что наводило на определенные размышления.

Еще на большие размышления наводили два белоснежных яйца, сиротливо лежащих у правого заднего шасси, и такая же белая скорлупа рядом с ними. Если бы не цвет скорлупы, Зинченко счел бы, что у них тут за ночь свил гнездо какой-нибудь страус — по размерам яйца вполне подходили, только отливали металлом. Гнезда, однако, не было и в помине — только шасси с тормозными "башмаками" на нем.

— Стажер, что здесь происходит? — настолько спокойно, насколько мог, спросил КВС, в целях сохранения рассудка прекратив попытки самостоятельно обмозговать ситуацию.

— Докладываю, Леонид Саввич: наш самолет размножился! — бодро отрапортовал Гущин, отмахиваясь от одного особенно настырного самолетика, который попытался сесть ему на плечо. — От кого, правда, птенцы, я пока не знаю... но они очень голодные!

Справа от Зинченко что-то хрустнуло. Он синхронно с Гущиным повернулся к источнику звука и увидел, как трескается одно из двух оставшихся яиц, проткнутое не в меру острым кончиком жесткого хвоста.

КВС замер, судорожно пытаясь собрать по кусочкам рушащуюся картину мира и наблюдая, как из яйца выбирается на свет еще один самолетик — только на этот раз уже аэробус А320, визгливо подвывающий двигателями и чуть мельче "тушек".

— Теперь мы знаем, кто был отцом, — философски изрек ненадолго остановившийся Лешка и тут же снова сорвался с места, стряхивая прицепившийся-таки к пряжке ремня самолетик — тот с обиженным писком кувыркнулся на асфальт. — А еще они, кажется, питаются металлом.

— Их надо прогнать, Гущин, у нас же здесь целый самолет!.. — аж задохнувшись от открывшихся перспектив, далеко не самых приятных, начал Зинченко.

— Они его не трогают, Леонид Саввич! — отозвался Лешка. Будто в ответ на его слова, откуда-то из глубин "сто семнадцатого" донесся глухой звук, похожий на раскат грома. И, пока Зинченко тщетно пытался понять, сбой какой системы мог его вызвать, все самолетики, кроме одного, сгрудились у правого шасси самолета, разом присмирев и словно ища защиты. В это время как раз начало проклевываться последнее оставшееся яйцо — судя по проломившему скорлупу крылу, вылуплялся еще один "триста двадцатый".

— Снимаем борт с рейса, — не терпящим возражений голосом произнес Зинченко, не обращая внимания на подозрительно льнущий к гущинской ноге самолетик и на выражение лица, с которым на это смотрел обладатель ноги. — И на полный техосмотр.

…К удивлению КВСа, прибывшие на место техники отнеслись к происходящему вполне спокойно и даже с юмором — по их мнению, ситуация внештатной вообще не была, будто у них каждый день тут в нарушение всех правил и банальной логики размножались самолеты.

Трудности начались, когда Гущин попытался уйти — "тушка", ранее пристававший к нему активнее всех, отчаянно заверещал двигателями и покатился следом. Остальные самолетики, напротив, оробели от такого количества людей вокруг и поэтому старались вообще не отъезжать от шасси "сто семнадцатого", только изредка пытаясь покуситься на содержащие металл инструменты.

Все попытки удержать приставучего птенца на месте провалились — когда его брали в руки, он пищал, вырывался и обжигал выхлопами двигателей. Пристраиваясь же рядом с Лешкой или, еще лучше, у него на ботинке, он замирал и, кажется, был готов размурлыкаться, словно кот.

— Ну и что мне с ним делать? — энтузиазм, который стажер ранее направлял на беготню от настырных самолетиков, сейчас бесследно испарился, и вопрос прозвучал даже жалобно.

За время наблюдения за попытками Гущина сбежать от птенца, которому он так внезапно приглянулся, КВС успел частично восстановить столь бесцеремонно порушенную картину мира — именно поэтому его хватило даже на легкое ехидство:

— Взять домой, кормить и выхаживать — или что там полагается делать с бездомными животными? — и он развернулся, собираясь уходить.

Лешка растерянно пробормотал ему в спину:

— Но он же потом вырастет...

* * *
— Ну что там с вашим питомцем? — совершенно буднично поинтересовался Зинченко, когда они вместе шагали к выходу на летное поле. Случившееся два дня назад уже не казалось чем-то неординарным, не слишком удивлял даже тот факт, что весь самолетный выводок терпеливо дожидаться в Воронеже возвращения "материнского" самолета отказывался наотрез; но, поскольку у птенцов не хватало сил для длительных перелетов — говоря начистоту, летали они вообще еле-еле — они путешествовали преимущественно в нише для шасси "сто семнадцатого". Воистину, ко всему человек привыкает...

— Не напоминайте, Леонид Саввич! — вздохнул Гущин. — Ну чисто кот, всю ночь по квартире ездил, пищал, двигателями коптил, потом затих. Наутро прихожу завтрак готовить — а он алюминиевую ложку доедает…

— Как это доедает? — развернулся к нему КВС, даже не пытаясь сдержать изумление.

— Вот так. Не знаю уж, где у него рот, но от ложки только кусочек остался. А он сам слегка подрос, удлинился, в смысле. А отец даже не удивился. Сказал, что, если нормально кормить, выводок вырастет до нормальных размеров где-то года за два.

* * *
Проснулся Зинченко от раската грома, пробившегося сквозь двойные стекла в зале ожидания. Но он хотя бы просто проснулся, а вот сидевший рядом Гущин вздрогнул так сильно, что едва не упал со стула.

Ситуация была стандартной — нелетная погода, возмущенные и уставшие пассажиры, переполненный аэропорт и экипажи, по причине недостатка места пристроившиеся кто где. Вон, буквально через два ряда от них в полном составе расположился экипаж "Люфтганзы", а на другом конце помещения он вроде бы недавно видел русских коллег из "Аэрофлота"...

Недавний сон всплыл в памяти с поразительной четкостью, и Зинченко чуть усмехнулся. Яйцекладущие самолеты — ну и приснится же такое!

21. Сон в безопасном месте (Экипаж)

21. Сон в безопасном месте (Экипаж)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Алексей Гущин, Леонид Зинченко, борт 117
Жанр: фантастика
Тэги: вымышленные существа, живые машины
Слов: 1115
Примечания: Еще одна довольно старая идея. На момент создания была первой попыткой в концепт iliana/aliana (именно поэтому здесь его понимание сильно отличается от привычного).

*****
Выныривая из очередного за последние две недели кошмара, Гущин почувствовал, как кто-то, стоявший рядом, отшатнулся в сторону. Именно почувствовал, а не увидел, потому что сон упорно не желал рассеиваться — перед глазами все еще стоял туго натянутый трос, дрожащий в такт неуправляемым рывкам небольшого Ан-26, в ушах звучало бесстрастное пиканье приборов, а пальцы словно бы сжимали штурвал.

Справа послышался шорох, повеяло холодом, и летчик быстро сел, почти вскинулся на кровати. Мысль о том, что это так странно решила пошутить одна из стюардесс, мелькнула и пропала, как только он заметил у балконной двери непонятный темный силуэт, похожий на человеческий лишь отдаленно. Длинный плащ, едва прикрывавший плечи ночного гостя, свисал до пола, совершенно не скрывая чудовищной худобы своего обладателя и как-то неправильно выпирающих ребер, профиль выглядел нечеловечески хищным и удлиненным, а руки, напротив, были слишком короткими.

Алексей тряхнул головой, потрогал лоб, убеждаясь, что температуры под сорок у него нет. "Галлюцинация" от этого действия не исчезла и даже не пошевелилась.

Он вскочил на ноги и, оставляя между собой и внезапным "глюком" кровать, шагнул к столу, включил настольную лампу. Вспыхнувший свет заставил сощуриться и заморгать обоих, но, как только глаза привыкли, Гущин обалдело уставился на "посетителя", который теперь еще меньше напоминал человека.

Застигнутый врасплох, он стоял вполоборота к Алексею, белая в красно-синих полосах кожа отливала металлом. Короткие четырехпалые руки, поднятые к широкой груди в защитном жесте, не скрывали нечто похожее на птичий киль, выпирающий из нее, белоснежный и словно бы отполированный череп отражал свет лампы. Сзади под "плащом" виднелось нечто вроде птичьего хвоста. Огромными глазами, в которых было не различить зрачок и радужку, эта непонятная хрень молча таращилась на Гущина, нерешительно переступая тонкими журавлиными ногами, разукрашенными странными бурыми пятнами — такие же пятна были и на изнанке "плаща".

— Ты кто? — стереотипный вопрос вырвался сам собой. Мысли скакали испуганными зайцами, отказываясь складываться в единое целое.

Хрень попыталась отозваться, дернулся под белоснежной кожей кадык, дрогнул "плащ", в котором Алексей чуть ли не с ужасом опознал самые настоящие крылья — длинные, жесткие, словно у стрекоз, сейчас сложенные. Звука не получилось, тонкие губы лишь шевельнулись. Понапрягав голосовые связки еще немного, существо наконец смогло издать хрипло-скрежещущее:

— Я сто семнадцатый.

Гущин против воли часто заморгал — услышанное больше всего походило на глупую шутку. Известия о катастрофе на Канву и об их последующем приземлении в Петропавловске-Камчатском до сих пор гремели по всему миру, однако кто стал бы шутить подобным?

— В смысле сто семнадцатый? — настороженно переспросил он. Провел рукой по лицу, чтобы прогнать остатки сонливости, которые, впрочем, сами улетучивались со сверхзвуковой скоростью.

В этот раз слова дались ночному пришельцу легче — он негромко просипел, словно бы пародируя одного из персонажей "Джентльменов удачи":

— Сто семнадцатый я. Ту-204-СМ, RA64151… был им. Пока ты меня не разбил.

Гущин на несколько секунд всерьез задумался о собственном сумасшествии. Уточнил недоверчиво-непонимающе:

— Так ты — тот борт?

— Об этом я тебе и говорю! — вспылил тот, его голос из сипения превратился в неприятный скрежет.

— Но сто семнадцатый же… того, — неопределенно махнул рукой Алексей, старательно отгоняя от себя мысль о том, что сине-красные полосы на белой коже ночного гостя очень напоминают ливрею "Пегас Эйр".

— Все очень просто, — зашептал "сто семнадцатый", виновато глядя куда-то мимо Гущина. — У каждого самолета есть материальная оболочка, которую дали нам вы, люди, и энергетическая оболочка. При сильном повреждении aliana… материальной оболочки iliana… то есть энергетическая оболочка отделяется от нее и ищет себе "якорь", человека, за разум которого может зацепиться. Чаще всего им становится один из пилотов, если же оба пилота погибают вместе с материальной оболочкой, найти подходящего человека практически невозможно, и энергетическая оболочка спустя некоторое время просто рассеивается без следа.

Первым порывом Алексея было сбежать в коридор, подальше от этого чокнутого. Вторым — швырнуть в него что-нибудь тяжелое и опять же сбежать в коридор. Третьим — позвонить в психиатрическую больницу, предварительно сбежав в коридор.

Но сделал он совершенно не то, что намеревался. Спросил:

— Леонид Саввич ведь тоже самолет угробил. Что, и к нему?..

— Скорее всего. Невзирая даже на то, что до этого он летал со мной, — слабо кивнул "сто семнадцатый". Зачем-то по-птичьи поджал левую ногу, но сделал это так неуклюже, что пошатнулся. Гущин, рискнувший за время их разговора подойти на метр, машинально дернулся в сторону "духа", чтобы удержать его от падения, но был остановлен вскинутой ладонью и окачен такой волной холода, что невольно сделал шаг назад. "Сто семнадцатый", восстановив равновесие, оперся о стену спиной, чтобы не шататься, и уже чуть менее сипло объяснил:

— Это холод высот. Я им весь пропитан, только тут, внутри, — он ткнул пальцем куда-то в область собственного подреберья, где, вероятно, находилось сердце, — тепло. Но это ненадолго, связь с моим aliana… с материальной оболочкой все слабее, а скоро и вовсе оборвется.

— И что же тогда? — Гущин не обратил внимания на незнакомое слово и на то, что "сто семнадцатый" оговорился уже в третий раз.

— "И они изнутри остыли"*, — ночной гость жутковато усмехнулся, показав два ряда похожих на человеческие зубов. — Один из представителей твоей расы очень метко о нас выразился. Вы, люди, дали нам материальные оболочки и эмоции. Со смертью мы теряем и то, и другое — правда, эмоции позднее и постепенно при условии наличия "якоря"...

...Реальность вокруг Алексея "поплыла", в нее пробился затихающий гул двигателей и голос Зинченко:

— Подъем... второй пилот Гущин.

Он распахнул глаза и несколько секунд смотрел в потолочное табло со стандартным знаком "не курить", прежде чем до него дошло, кто он и где он. Взгляд в иллюминатор окончательно расставил все по местам — так и есть, Москва, Шереметьево. Они наконец-то дома после двух недель "выяснения обстоятельств" в Петропавловске-Камчатском.

Зинченко так и стоял в проходе, придерживая одной рукой загипсованную другую. Заметив удивленный взгляд Алексея, кивнул в сторону передней части самолета — на выход, мол.

Гущин поднялся и на одну бесконечно жуткую секунду замер, краем глаза заметив возле командира невысокий темный силуэт. Развернулся к Зинченко всем корпусом, чувствуя, как сердце суматошно колотится где-то в горле — и облегчение накатило с такой силой, что едва не подогнулись ноги. "Силуэт" оказался лишь тенью КВСа на противоположной стене — в иллюминатор ярко светило заходящее солнце.

— Все в порядке? — Зинченко внимательно посмотрел на него.

— Д-да, — он рвано кивнул. — Просто сон приснился... странный.


Примечания:
*Прямая цитата из вот этого замечательного стихотворения (взято с просторов интернета. Автор, к сожалению, неизвестен):

Самолеты имеют душу
И стальные тугие крылья
Холод ждет их всегда снаружи
И они изнутри остыли.
Самолеты имеют память
И стальные живые нервы
Хоть им легче уже не станет
Их легко поднимает небо.
Самолеты не любят встречи
Расставаться не любят больше
Самолетов стальные плечи
Пробирает холодной дрожью.
Самолетам хватает силы
Самолеты всегда на взводе
Самолетов следы на синем
Города воедино сводят.
Самолеты хотят согреться
Самолеты не любят слякоть
Самолеты имеют сердце
Но они не умеют плакать.

20. Сон-поле (Коты-Воители)

20. Сон-поле (Коты-Воители)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Жанры: быт, мистика
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: стихийные бедствия
Слов: 716
Примечания: первая половина драббла написалась под вдохновением от этой картинки, вторая — под вдохновением от этой картинки.

*****
Тенелап любил такие моменты, как сейчас — на границе тишины и ненастья, на границе света и тьмы. Когда небо закрыто темными дождевыми облаками, но на горизонте еще пробиваются лучи заходящего солнца, когда ветер стих, но готов в любой момент вернуться — уже будучи настоящим шквалом и принеся с собой ливень.

Еще будучи оруженосцами, они с друзьями иногда убегали далеко в вересковые пустоши просто для того, чтобы там, на бескрайнем просторе, встретить дождь и наперегонки, вымокая до костей, с хохотом и визгом мчаться к лагерю, наслаждаясь свободой. И сейчас он был готов сделать точно так же.

...Порыв холодного ветра принесся неожиданно и резко, заставив вздрогнуть и вздыбить шерсть. Зашелестел вереск, и Тенелапу этот тихий, привычный звук впервые за много-много лун показался зловещим.

Он посмотрел вверх. Тяжелые облака нависали над зарослями, будто готовые упасть и раздавить собой все живое. Впрочем, пока они никуда не падали, а медленно-величественно плыли в неизвестном направлении, влекомые ветром. А Тенелап наблюдал за их движением и чувствовал, как снова встает дыбом шерсть, но уже не от холода.

В лесу ветер мог вихриться, налетая на деревья, а иногда даже дуть в обратную сторону. На пустошах же он не изменял направления даже в грозу — ничто не мешало ему. Однако прямо сейчас на глазах у кота тучи, меняя форму, закручивались в спираль, похожую на раковину улитки.

Лапы примерзли к земле, разум метался в панике, не имея возможности интерпретировать происходящее. А в небе происходило невероятное, но от этого не менее страшное — из центра спирали потянулась, извиваясь, темно-серая облачная "змея". Спускаясь все ниже, она в то же время вместе с тучей летела по ветру.

Где-то далеко она коснулась земли, и в воздух поднялась пыль, которая тут же завращалась вокруг нее с бешеной скоростью. Только тогда стало понятно, что "змея" вращается тоже. Она еще больше потемнела и уже не была гладкой, от нее летели в стороны маленькие клочья облаков, но она продолжала расти и расширяться.

До Тенелапа донесся как будто рев огромного зверя, слишком продолжительный для грома. Сомнений не было — он исходил от "змеи", которая металась туда-сюда, причудливо изгибаясь и временами складываясь едва ли не пополам. Но чем дальше, тем устойчивее она становилась, из змеи превращаясь в ствол дерева, соединяющий землю с облаками. И этот ствол двигался прямо на беспомощного кота.

* * *
— Ты переполошил весь лагерь, — тоном констатации факта произнесла Серебряная Звезда. Тенелап опустил голову, уши у него уже не просто теплели от стыда, а полыхали — странно было, что еще никто не видел зарева. Он, давно уже воин, размяукался на весь лагерь — смерть идет, спасайся кто может! — из-за какого-то дурацкого сна!

— Что тебе приснилось? — внезапно спросила предводительница. В ее голосе не было гнева — только желание понять. Однако Тенелап все еще не решался посмотреть ей в глаза или хотя бы оторвать взгляд от пятна солнечного света на полу пещеры. Но рассказывать начал, запинаясь и буквально за хвосты вытаскивая из памяти стремительно забывающиеся кусочки сна.

...Пока он говорил, пятно потускнело, а потом исчезло вовсе — солнце скрылось за облаками. Прекратился и ветер, ранее задувавший через вход. Стало так тихо, что Тенелап отчетливо разобрал, как на другом конце лагеря целитель отчитывает свою ученицу, перепутавшую травы.

— Это ужасно, — наконец нарушила молчание предводительница. — В том числе потому, что это могло быть знамение.

У воина от страха задрожал хвост, и он поспешно придавил его лапой, чтобы это не было заметно. Что же такого случилось или должно случиться, что Звездное племя послало видение ему, а не Дроздолапу или Серебряной Звезде?

Предводительница вдруг вся напряглась, обратившись в слух. Тенелап уже раскрыл было рот, чтобы задать вопрос, как расслышал тот же звук, что и Серебряная Звезда несколькими мгновениями ранее — похожий не то на рев, не то на рокот водопада и постепенно усиливающийся.

Глаза предводительницы расширились в паническом осознании, и она бросилась наружу. Тенелап последовал за ней, на Скалу, с которой обычно обращались к племени. Остановился, вытянувшись в струнку и прикипев взглядом к происходящему уже не на горизонте, а в нескольких минутах бега от лагеря.

Там бушевал, сметая все на своем пути, огромный темный вихрь, протянувшийся из облаков. Он был гораздо шире "змеи" из сна Тенелапа и, казалось, состоял из множества таких "змей".

Звездное племя, очевидно, даже предположить не могло, что грозное порождение природы будет столь велико.

23. Сон о времени года или погоде (Приключения Алисы)

23. Сон о времени года или погоде (Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Третий капитан (Норн Иильс), Второй капитан (Ким Янсон)
Жанр: фантастика
Тэги: AU, другие планеты
Слов: 640
Примечания: Зарисовка была написана по черновому АУ, суть которого заключалась в том, что при памятной встрече на Медузе-3 Второй успел перетащить Третьего на "Чайку", и все четыре года плена капитаны просидели в ней вдвоем.
Мини-саммари из текста исходника: А сам Второй в это время очень старательно не вспоминал про то, как Третьего "накрыло" в первый раз...

*****
Планета была безымянной, не особенно теплой и не нанесенной ни на какие карты. Ее вместе со звездой и остальными пятью планетами системы отгораживала от освоенной части космоса темная туманность, глушившая лучи сканеров и любые сигналы.

"Странно, что песка так мало", — невольно подумал Третий, когда под подошвой в очередной раз захрустели обломки кораллов — впрочем, на своих земных тезок местные рифостроители, также обитавшие у экватора, походили очень отдаленно. Но они в идентичной манере образовывали на незамерзающих участках океана постепенно разрастающиеся острова. На самых крупных из них можно было обнаружить примитивную растительность, мелкие же островки вроде того, на который они посадили "Чайку", были безжизненно-голыми.

За его спиной Второй оторвался от осмотра амортизатора корабля и спросил, будто продолжая мысль друга:

— Неужели штормами все смывает?

— Возможно... — рассеянно откликнулся Норн. Где-то в глубине памяти царапался правильный ответ к этой загадке, но вытащить его на поверхность не получалось, как он ни старался. Причудливая логика сна — а то, что это сон, было бы очевидно любому эмпату на его месте — искажала события прошлого, акцентировала внимание на ненужных деталях.

С тихим шорохом перекатились под волной белоснежные обломки кораллов, пена лизнула берег совсем рядом с ногами фиксианца, и он поспешно сделал шаг назад. Поднял взгляд в небо — там меняющим цвет и форму горным хребтом плыли темно-серые дождевые облака. Вот одно из них закрыло звезду, и сразу стало холоднее.

Норн развернулся и зашагал обратно к "Чайке". Оглянулся через плечо — горизонт начало заволакивать пеленой дождя.

Небольшое белое существо, сидевшее на особенно крупном обломке, шуганулось, пронеслось к воде, будто вовсе не касаясь песка, и юркнуло в волны.

Кима возле "Чайки" уже не было — видимо, ушел внутрь. Третий хотел последовать его примеру, но не успел. Едва он ступил на трап, как из тучи внезапно рухнула стена оглушающе холодной воды, претворяя в реальность земное выражение "разверзлись хляби небесные".

Он совершенно точно знал, что все происходящее — сон, но жуткое чувство беспомощности и полнейшей дезориентации от этого никуда не делось.

* * *
— Ким!.. — голос сорвался. Воздуха не хватало, как и много лет назад под тем ливнем. А еще было очень холодно — хотелось или вскочить и начать двигаться, или окончательно сжаться в комок.

Темнота вокруг и тошнотворный эмофон медузианских подземелий, заглушавший даже привычный эмофон "Чайки", только подстегнули панику. Ища хоть какую-то опору, Норн всеми ладонями вцепился в руку Второго, закоченевшие пальцы обожгло соприкосновением. Ким отчетливо вздрогнул от неожиданности — хватка на плече фиксианца немного усилилась, будто удерживая его в реальности — и встревоженно спросил:

— Что случилось?

— Кошмар приснился. Видимо, эмофон влияет, — Норн медленно выдохнул и не без труда убрал все руки, кроме той, которой держался за не закрытое перчаткой запястье Кима. Адреналин выветривался из крови, и приходилось прилагать все большие усилия, чтобы не начать стучать зубами. — Но сейчас уже все в порядке. Что с пиратами?

Он неохотно разжал пальцы, тут же снова начавшие замерзать. Сел, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и мысленно попенял себе в ближайшем будущем разыскать уже наконец перчатки. Внутрикорабельная температура из-за необходимости экономить энергию продолжала держаться на отметке в минус двадцать — не самый плохой вариант, если вспомнить, что пираты залили ловушку жидким азотом, но и не самый приятный.

— Пока не высовывались. Извини, что разбудил, — Второй попытался взъерошить себе волосы, наткнулся на шапку и опустил руку, — но мне нужна твоя помощь. В системе жизнеобеспечения фильтры держатся на последнем издыхании. Подежуришь у сканеров, пока я с этим разберусь?

Третий кивнул, потом запоздало сообразил, что Ким не фиксианец и вряд ли видел это его движение в темноте.

— Идем, — он поднялся на ноги.

22. Сон во время опасности (ориджинал)

22. Сон во время опасности (ориджинал)
Рейтинг: PG-13
Взаимоотношения: джен
Жанр: фантастика
Тэги: artfic, другие планеты, живые машины, космос, повествование от первого лица
Слов: 540
Примечания: зарисовка была написана по вот этому арту.

*****
Когда ты на надежном корабле, способном выдержать любую атмосферную трепку, позади вооруженная до зубов погоня, а впереди газовый гигант, изрытый чудовищными бурями, решение нырнуть к ядру, куда эта самая погоня не сунется, кажется очевидным. Но когда корабль еле ковыляет в межпланетном пространстве, а его ИИ то и дело заикающейся цветовой морзянкой выдает отчет о плачевном состоянии систем, эта затея выглядит не столько очевидной, сколько самоубийственной.

"Множественные сбои в работе навигационной системы. Невозможно рассчитать курс", — универсальным цветовым кодом передает ИИ.

Итак, корабль, и без того ничего не соображающий, еще и наполовину ослеп.

Я стискиваю штурвал в пальцах, забыв о том, что он сенсорный, и не рассчитанная на такое давление панель заходится истошно-сердитым писком.

Попадание, и корабль снова вздрагивает до самого нутра, как раненое животное. Еще одного попадания он не выдержит — только что упали щиты, этот момент за годы и годы в бегах я научился отслеживать более чем хорошо.

"Мощность энергетических щитов — ноль процентов. Невозможно рассчитать курс".

Теперь нырять придется без малейшей защиты, и любой случайно попавшийся на пути каменный или ледяной осколок с учетом скорости корабля легко пробьет обшивку насквозь. Корабль — на окраине галактики не принято давать имена или названия — не справится, это очевидно даже без расчета вероятностей.

Значит, придется справляться самому. Стать единым целым с этой чертовой планетой, чтобы не быть перемолотым в обломки. Вспомнить, каково это — летать, полжизни проведя прикованным к земле.

— Передавай управление! — ИИ понял бы и мысленную команду, но я зачем-то использую речь.

"Нейронное подключение не рекомендуется".

Вот ведь... искусственный интеллект!

— Передавай управление, это приказ!

"Введите код доступа".

— Дай мне свои крылья, — и одновременно я вкладываю пальцы в специальные углубления на панели управления. Те места, где у нормальных представителей моей расы должны быть когти, продирает холодом синхронизации, и сознание накрывает непроницаемая темная пелена.

* * *
Всю информацию о собственном состоянии удается систематизировать лишь через несколько десятых долей секунды — непозволительно долго по компьютерным меркам. Корабль — я сам — знатно измочален бегством от звезды, но атмосферные закрылки в полном порядке, и я выпускаю их, почти падая в верхние слои атмосферы.

Преследователи не останаливаются.

Я врезаюсь в воздушный поток и почти "встаю на крыло". Судорожно продумываю план действий и, решив свести сопротивление к минимуму, все так же боком иду вниз.

Датчики фиксируют нарастание температуры и давления, и то же самое я чувствую каждым квадратным сантиметром обшивки. Лететь обратно придется наугад — в беснующейся атмосфере бесполезно прокладывать четкий маршрут.

Скрипят переборки. Нехорошо скрипят. Первый признак того, что пора замедлить спуск, а в идеале — убраться прочь.

"Смотрю" сканерами назад и вверх. Погони уже нет. Конечно, они поняли, что ныряние к ядру, требующее прорвы энергии, несовместимо с эффективной поимкой очередного нарушителя спокойствия. Уж такова суть граорцев — если они не будут уверены в успехе, то даже за дело не возьмутся. Стало быть, меня с самого начала рассчитывали поймать? Интересно.

Снова толчок-турбулентность, на этот раз уже слабее, но все равно "уставшая" обшивка издает длинный и мучительный скрип. Надо же, я сам не заметил, как добрался до жидкого водорода. Теперь дело за малым — подождать немного и снова ползти вверх, молясь всем богам космоса о том, чтобы не случилось разгерметизации. Ее мое органическое тело не переживет.

25. Сон о хорошо знакомом месте (Shadow Fight 2)

25. Сон о хорошо знакомом месте (Shadow Fight 2)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Тень, Вдова
Жанры: мистика
Тэги: АУ, fix-it
Слов: 607
Примечания Пятый акт игры гордо именуется "Величайшим искушением", и в нем Вдова вовсю пытается соблазнить главного героя (Тень). Однако он, оставив побежденную Вдову, уходит в следующую провинцию. И получается нелогично — ведь если Тень в романтическом плане до поры до времени совершенно безразличен, то какое же это искушение?
Но в самом начале игры говорится, что Тень был великим воином, который искал настоящей битвы и достойного противника (и именно поэтому открыл Врата Теней). А что если искушение состояло как раз в том, что Вдова была готова дать ему и то, и другое?
P.S. А еще в седьмом акте, когда Титан по сюжету показывает Тени его двойников, в определенный момент свернувших с пути, двойников этих только пять — по одному за каждый акт, кроме пятого.

*****
Раньше Тень был уверен, что давно уже потерял способность ощущать холод. Но первый же подъем сюда, в горы, доказал ему обратное.

Ледяной ветер жжет не прикрытые доспехом участки кожи. Сабли в ножнах, в начале подъема почти ничего не весившие, оттягивают плечи. Мороз проникает внутрь с каждым вздохом и все прочнее обосновывается где-то в груди. От необъятного горного простора кружится голова. Куда ни посмотри, нигде нет ничего, кроме снега, камня и пронизывающего холода.

Уже один путь по горам к жилищу Вдовы — тяжелое испытание. Пока он нашел короткую дорогу, успел несколько раз пожалеть, что вообще взялся ее искать.

Слежавшийся снег почти не скрипит под босыми ногами, но беззвучно подойти к фигуре в красном, замершей на пороге промороженного дома, все равно не удается. Еще один шаг — и Тень чувствует на себе внимательный взгляд.

Вдова терпеливо ждет его. Ровно на том же месте, что и три дня назад, будто и не уходила. Стоит, полуприкрыв лицо веером, бумажным только на первый, невнимательный взгляд, и совершенно не обращает внимания на жгучий холод.

Ничего не поменялось. Все то же красное шелковое платье, все те же смертоносные боевые веера в руках, все те же тонкие губы, изогнутые в чарующей полуулыбке. Все те же глаза, полностью белые, без зрачка, без радужки, как у всех демонов. И как у него.

Они не произносят ни слова. Вдова дает ему ровно столько времени, чтобы подготовиться — снять плащ и опустевшие ножны, положить их на каменный выступ и взяться за парные сабли — после чего кроваво-красным мазком срывается с места, утягивая в боевой танец.

Она — воплощенный хаос, непредсказуемость. Тень не может точно сказать, в какой момент закончится бой, в какой момент неуловимо быстрым движением она окажется рядом и приставит острый край веера к горлу, вынуждая остановиться.

А пока они кружатся по утоптанному снегу, ни на секунду не теряя друг друга из виду, и холод из тела уходит, вытесненный азартом.

Выпад с саблей в вытянутой руке и с падением на одно колено. Медленное, наигранное как будто, а на деле донельзя стремительное уклонение Вдовы. Свист веера, брошенного умелой рукой, перекат по снегу. Разворот-пируэт с раскинутыми руками, болевой захват. И все та же опьяняющая едва ли не сильнее битвы, сводящая с ума улыбка.

Он уже давно потерял счет своим поражениям. Но с каждым следующим все четче понимает: Вдова — та единственная, кто способен дать ему азарт настоящей битвы. Она — по-настоящему достойный противник, тот самый, которого он много лет назад искал за Вратами.

Взмах обоими веерами сразу, знакомое зеленоватое сияние. Чужое дыхание за спиной, режущее давление на уязвимый участок шеи. Надави она чуть сильнее — и рассечет ему сонную артерию. Неприятная даже с учетом его бессмертия травма.

— Сдаешься? — и даже теперь Вдова не перестает загадочно улыбаться.

— Сдаюсь, — почти беззвучный выдох.

— Приходи снова, когда будешь готов, — и отворачивается.

"Приду".

Раз от раза происходящее все больше напоминает сон или непозволительно затянувшееся наваждение. Но даже если все это — сон, Тень не хочет просыпаться.

12. Сон о человеке, которого не хочется знать (СтарТрек)

12. Сон о человеке, которого не хочется знать (СтарТрек)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Рила, Рэй, фоном Сивир
Жанры: быт, фантастика
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: #кастрианские_истории, другие планеты
Слов: 1365
Примечания: кусочек чернового мини "Полярная ночь". Когда-нибудь я допишу его, а пока — вот.

*****
О том, что разумные обитатели I-931-C могут счесть его очередным мародером и попросту пристрелить, Рэй до поры до времени не думает. Монотонные поиски пропитания в давно покинутых многоэтажках вводят в некое подобие транса, выталкивая из головы все посторонние мысли.

Им просто нужна еда — кобальтовых капсул, которые у них есть, даже при самом экономном употреблении хватит всего на две недели. А спасательная экспедиция прилетит не раньше чем через полтора месяца — разве что Кир почует что-то неладное и примчится с другого конца галактики; отправить подпространственную передачу Сивир не сможет, спасибо нетипичному магнитному полю планеты.

О том, что будет, если помощь не прилетит, он запрещает себе думать. Но в памяти то и дело всплывает информация о степенях гипотермии, длительном кислородном голодании и малокровии — все это ожидает их, если они застрянут на I-931-C надолго. И особенно быстро проявится анемия — для здешних разумных кобальт ядовит и, как следствие, в пище практически отсутствует. Поэтому им как-то придется растянуть имеющиеся у них капсулы как можно на большее время.

…Он резко, неаккуратно, не заботясь о тишине, вытаскивает примерзшие ящики стола один за другим и нечуткими, закоченевшими пальцами перерывает их содержимое; обитатели этих квартир в большинстве своем покинули их так быстро, что в укромных уголках осталась сохранившаяся на холоде еда.

Иногда попадаются трупы тех, кто не успел уйти. В паре метров от Рэя лежит один такой — скорчившийся, поджавший ноги и руки в инстинктивной попытке сохранить тепло. Должно быть, перед смертью успел еще понять, что происходит — вряд ли оконное стекло сразу треснуло, впуская в квартиру чудовищный холод...

Ледниковый период накрыл I-931-C по геологическим меркам мгновенно, словно измученная, истерзанная планета мстила своим обитателям. Конечно же, такой феномен не мог остаться без внимания ученых Флота — и вскоре Сивира с двумя подчиненными откомандировали на перводирективную "Белоснежку", как после катастрофы неофициально звалась I-931-C.

Задание довольно быстро пошло не по плану. "Интегрироваться в среду аборигенов" не получилось, их с Рилой обокрали на вторые же сутки, оставив почти без оборудования и без возможности собрать нужные данные. А еще через несколько дней выживания в покинутом городе с ними связался Сивир и коротко сообщил: "Корабль поврежден метеоритом, отказала навигационная система. Забрать вас теперь не смогу. Как и улететь отсюда".

В ящиках, как и в остальной части квартиры, нет ничего, кроме вездесущей воды в твердом агрегатном состоянии.

Рэй позволяет себе короткое ругательство, — снова куча времени и сил потрачена зря, хотя можно было бы уже привыкнуть к постоянным неудачам, — подхватывает практически невесомый рюкзак, привычно вешая его на грудь, и направляется к небрежно распахнутой двери.

Диких животных в этих промороженных высотках нет и быть не может; но вот того, что здесь могут быть животные разумные, он не учел.

— Тихо-тихо, — победно скалится возникший в дверях местный, оттесняя его внутрь. За его спиной притопывают еще несколько таких же, как он — оборванных, грязных, диковатых. Раз, два, три... восемь. И тот вошедший первым — он стоит в иерархии этой шайки чуть выше остальных; он главарь, вожак.

Драться с такой толпой бесполезно — умением его, может, и не превзойдут, но количеством задавят точно.

— Не пищи, птенчик, и мы, быть может, тебя не тронем, — ухмылка снова искажает губы главаря. Местные за его спиной разражаются гоготом — оставит он потенциального соперника в живых, как же!

Рэй отшатывается назад, в комнату, быстро озираясь и запоздало понимая, что кричать нет смысла, а бежать некуда. Вот разве что в окно — но насколько больше нуля шанс сначала выбить стекло одним толчком, а затем еще и сорвать ременные фиксаторы с крыльев до удара о землю?

...Местные диковинной жидкостью просачиваются из коридора в квартиру, от них буквально шибает угрозой, как от клубка ядовитых змей. Рэй инстинктивно делает еще один шаг назад — губы расползаются в оскале — и тянет руку за спину, к застежке фиксаторов. Тихий щелчок настораживает аборигенов, и главарь вытаскивает нож. Рэй не торопится убирать руку — лучше не показывать, что он совершенно безоружен.

— Давай шмотки и баул. Быстро! — рявкает главарь. Он весь — хищник, но хищник, прекративший играть с добычей и готовый одним ударом переломить ей хребет.

— А жареных гвоздей не хочешь? — обмирая от собственной наглости и судорожно пытаясь потянуть время, выдает Рэй, мозг которого буквально вскипает от отчаянных усилий по поиску выхода в том случае, если провалится затея с окном. На задворках сознания скребется мысль о том, что сойти за аборигенов этой планеты после такого побега уже не получится, но кастрианец отметает ее усилием воли.

— Что ты сказал, пищик? — его хватают за грудки, тянут на себя, готовясь то ли сорвать рюкзак, то ли встряхнуть. Глаза у главаря желтые, жуткие — и такими же желтыми глазами смотрит на него вся банда, сейчас негромко гогочущая над ним, беспомощным и в самом деле безоружным.

Время словно замедляется, тянется невыносимо медленно, как на экзамене, когда не знаешь, что говорить, и все смотрят с ожиданием, а секунды капают-капают-капают...

И, отчаянным движением разрывая опутавшие его тягуче-вязкие оковы, Рэй плюет прямо в эти хищно-желтые глаза, одновременно делая рывок назад, поворачивается боком, — высаживать окно плечом безопаснее всего, — крепко зажмуриваясь и вскидывая к лицу ладони, и врезается в стекло.

…Удар сначала кажется даже не очень болезненным. Миг назад нерушимо твердая поверхность с треском подается, а инерция тянет Рэя вперед, в пустеющую раму. Следует момент жутковатого, незримого хаоса вокруг — осколки, кажется, пропарывают накинутый для маскировки плащ и застревают в одежде — и сменяется знакомым ощущением свободного падения.

Счет идет уже не на секунды, а на доли секунд. На то, чтобы извернуться и стащить ремни с крыльев, времени нет. Это осознание растекается по крови с адреналином, и он отчаянно, до боли в мышцах напрягает крылья, стремясь раскрыть их и вскинуть для первого, спасительного взмаха. Ремни трещат и рвутся.

В крови вместо почти физически ощутимого страха отчетливым холодом расползается антифриз. В крылья ударяет встречный поток воздуха, выгибая их в неположенную сторону, сила тяжести продолжает тянуть все тело вниз, и он едва успевает сгруппироваться в воздухе, смягчая приземление.

…Пуля — оказывается, ему еще повезло, что его не пристрелили при прыжке в окно! — врезается в слежавшийся снег совсем рядом с ним. Не оборачиваясь — и так понятно, что в окне он увидит лишь неясные желтоглазые силуэты — он пригибается, прижимая крылья плотнее, и бросается под защиту соседнего дома. Успеть бы добраться до Рилы, пока из организма не начал выветриваться антифриз... не хватало еще рухнуть без сил на полпути.

Следы можно не запутывать — метель уничтожит их через считанные минуты.

За ним и Рилой теперь будут охотиться, это точно. Обитатели I-931-C и без того довольно ксенофобны, а они двое еще и из-за наличия крыльев похожи на демонов из здешних религиозных трактатов. 

Ситуация повторялась из раза в раз. За одиннадцать тысяч циклов* изучения космоса кастрианцы нашли несколько птицеподобных рас, но полного сходства не было ни с одной из них. И почему-то в глазах практически всех рас они были чуть ли не вселенским злом в той или иной интерпретации — достаточно вспомнить миссию на Харре...

* * *
Разбудило его осторожное прикосновение к плечу. Еще не до конца проснувшись и осознав реальность, Рэй подскочил — старая кровать неприятно скрипнула и еще сильнее прогнулась — и замер в неком подобии оборонительной позы, взъерошив все перья и приподняв крылья. Одеяло с  шуршанием сползло на пол.

— Тихо, тихо! — вскинула ладони Рила. — Это всего лишь я. Пока что.

— Вижу, — обронил Рэй. Ладонью взъерошил короткие лицевые перья, пряча нервно-усталый вздох. — Что?..

— Местные. Двое. Похоже, поднимаются сюда.

Большая часть населения I-931-C ютилась в экваториальных зонах, где было чуть теплее, но находились и те, кто на свой страх и риск выживал среди вечных снегов, промышляя в заброшенных городах. Таких звали просто — мародеры.

— Сворачиваемся, — он кивнул на стол, на котором красовался сложносочиненный прибор, собранный из трикодера и раскуроченного коммуникатора. Голова от этого движения закружилась — малокровие давало о себе знать. — И уходим на крышу.

С того памятного столкновения с желтоглазой бандой в одной из заброшек прошло восемь суток, и все это время их, похоже, выслеживали по всему городу, наведываясь в каждый дом по нескольку раз.

— Я бы осталась просто для того, чтобы посмотреть на их лица, когда они нас найдут, — Рила улыбнулась уголком губ, перебрала проводки и движением опытного сапера разъединила устройства. — Представь — сидит парочка демонов и метеорологией занимается.

— Не уверен, что они распознают в этом метеорологию, — усмехнулся Рэй, проверяя, сохранились ли данные. Жаль, теперь весь эксперимент придется заново начинать — конкретно в этом случае особенно важна непрерывность наблюдений... была.


Примечания:
*Примерно три сотни земных лет.

24. Сон без фона (ориджинал)

24. Сон без фона (ориджинал)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Жанры: быт, фантасмагория/сюр
Тэги: повествование от первого лица
Слов: 229
Примечания: еще одна автобиографическая зарисовка по мотивам итогов одной летней сессии.

*****
Перед лицом — асфальт, темно-серый, еще не высветленный солнцем. Под ладонью — он же, шероховато-бугристый, чуть теплый, такой приятный при осторожном прикосновении и такой болезненно-жгучий при падении с велосипеда на немалой скорости. Надо же, мне тогда было всего четыре года, а ощущения до сих пор помню...

Шевелиться откровенно лень. Вчерашний (или еще сегодняшний?) экзамен, завершивший сессию, выпил все силы, которых и так было немного.

Кое-как переборов себя, вслепую шарю левой рукой по дорожному покрытию, не поворачивая головы. Всплеск — кажется, я нашла лужу. И притом довольно холодную.

Сажусь, досадливо стряхиваю с пальцев капли воды, как ни странно, совершенно чистой. Оглядываюсь на лужу. Она удивительно синяя, вобравшая в себя то ли насыщенный цвет летнего неба, то ли неповторимый оттенок жидкого кислорода.

Снова веду рукой по асфальту, наслаждаясь ощущениями. После нескольких месяцев сидения практически в четырех стенах непривычная текстура, как и то, что ее можно трогать без опаски, неподдельно радует.

В луже мелькает тетрадная клетка. Смотрю туда, даже придвигаюсь ближе от удивления — синяя вода расчерчена крест-накрест тонкими черными линиями и синими линиями потолще. Буквы, буквы, с десяток различных обозначений...

Словно издеваясь, рядом с чертежом всплывают строчки доказательства, написанные моим же почерком. Частный случай, общий случай на основе частного...

Будьте вы неладны, устный экзамен по геометрии и конкретно теорема Фалеса!

28. Сон, где все перемещения возможны только пешком (СтарТрек, Приключения Алисы)

28. Сон, где все перемещения возможны только пешком (СтарТрек, Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: mirror!Кир, mirror!Рэй, mirror!Рила
Жанр: фантастика
Предупреждения: ОЖП, ОМП
Тэги: mirror!verse, АУ, живые машины, #кастрианские_истории, сонгфик
Слов: 1521
Примечания: Использован текст песни ДДТ — "Что такое осень".
P.S. Похоже, этот кроссовер от меня уже не отвяжется.
P.P.S. Таймлайн — несколько лет спустя после событий третьей темы, "Сон о несбывшемся".
P.P.P.S. Тема соблюдалась примерно до середины, дальше Остапа понесло.

*****
В ангаре флагмана пусто, и все же Кир делает Рэю знак отойти в тень корабля, резко очерченного искусственным освещением — будто сейчас, перед наступлением, кому-то есть до них дело.

Он не сопротивляется, когда Кир как бы невзначай приобнимает его крылом. Не пытается выхватить оружие или вырваться, даже почувствовав у шеи, чуть выше воротника плотной условно-форменной куртки, коготь-лезвие, вживленный на место рудиментарного пальца.

— Рила нужна мне живой. Понял? — Кир подкрепляет свои слова движением второго крыла, как бы намекая, что ему ничего не стоит перерезать сородичу горло.

— Ты тоже нужен ей живым, — Рэй рукой отводит от себя нержавеющее лезвие, плавно выворачивается из захвата-объятия. Чуть морщится, стряхивает с полученного пореза каплю синей крови. — Поэтому постарайся не сдохнуть.

* * *
Что такое осень — это небо,
Плачущее небо под ногами.

Безымянная планета М-класса на окраине галактики, покореженный жесткой посадкой в горах полуразумный корабль со странным позывным Осень, отсутствие погони и собственное перебитое крыло. «Могло быть и хуже», — думает Кир, в паузах между поступлением новых данных сканирования ища в аптечке обезболивающее.

Осень безмолвно продолжает регистрировать идущее над ними космическое сражение. Сопротивление огрызается бешеным зверем, загнанным в угол.

Посылать какие-либо сигналы означает показать свое местоположение не только союзникам, но и противникам. А потому проводить ремонт придется своими силами.

Убедившись, что атмосфера пригодна для дыхания, хоть и бедновата кислородом, Кир берет инструменты и отправляется наружу, дабы своими глазами увидеть, насколько все плохо с кораблем и соответствует ли это тому, о чем отчиталась Осень.

Оплавленная пробоина во внешней обшивке докладу ИИ вполне… соответствует. Как и деформированные гондолы двигателей.

Посмотрев на дождевые облака в нескольких километрах ниже, кастрианец приходит к однозначному выводу, что не намерен провести в этом захолустье остаток жизни, и начинает прикидывать, из чего можно сделать заплатку. Наступает ночь, и в темном небе без засветки можно разглядеть всполохи взрывов и выстрелов.

В лужах разлетаются
Птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.

Матерясь сквозь зубы, Кир отгоняет от корабля чересчур любопытного представителя местной фауны, больше всего похожего на шакура-переростка. Планета как будто наглядно показывает ему — хуже быть может. Поддерживающая с ним постоянную связь по наручному коммуникатору Осень молчит — похоже, с присущей искусственному интеллекту старательностью пополняет словарный запас.

Полное одиночество не очень-то и приятно. Кир вспоминает многочисленные байки о том, как на одной необитаемой планете застревали разумные с обеих сторон баррикад, — если верить рассказчикам, до сотрудничества не доходило никогда, — и говорит не то себе, не то Осени: «Могло быть и хуже».

«Теоретически хуже может быть всегда», — глубокомысленно отзывается ИИ. Кир усмехается — корабль ему попался… пессимистичный. Но хотя бы быстро учащийся тонкостям коммникации благодаря гибкому вулканскому ПО, на удивление хорошо подошедшему к центаврийскому «железу». В Терранской Империи почти все — смесь технологий.

По ночам небо уже не столь заметно цветет выбросами всевозможной энергии. Эпицентр военных действий, похоже, смещается прочь из околопланетного пространства — или же какая-то из фракций уже уползает, зализывая кровоточащие воздухом раны, униженная и побежденная здесь и сейчас.

Крыло, даже несмотря на применение костного регенератора, срастается еле-еле. Заплатка тоже накладывается с трудом, и Кир невольно проводит параллели между собой и кораблем — они оба прикованы к земле без возможности взлететь. Но у него хотя бы ноги есть.

Что такое осень — это камни,
Верность над чернеющей Невою.

Очередной рассвет приносит с собой чудовищную метель. Работать снаружи в таких условиях можно разве что в скафандре, которого в комплектации корабля не предусмотрено — Осень слишком мала.

Пользуясь возможностью, Кир методично латает изнутри все, что может подлатать. Приводит в порядок забарахливший штурвал — по-хорошему тут нужен доковый ремонт, но в ближайшей десятой части жизни* такая возможность вряд ли выпадет — собирает разворошенную еще в первый день пребывания здесь аптечку, исследует взятый образец деформированной обшивки. И в который раз задается вопросом о целесообразности использования материала такого цвета — красно-оранжевого, как будто предназначенного для маскировки где-нибудь в пустынях Марса из системы Солнца.

Маленькие корабли Сопротивление обычно красит в защитные цвета — синий, зеленый — ориентируясь в основном на планеты М-класса. Кто имеет такую возможность, ставит на корпус голопроекторы, позволяющие в прямом смысле сливаться с любой местностью. Так почему Осень оставили такой приметной? И откуда вообще взялось ее наименование?

…Когда-то давно, в славные годы юности Рэй, отлеживаясь в медотсеке после неудачной вылазки под прикрытием, рассказал им с сестрой про природные условия Цедии, на которой провел все детство. Кажется, в этой внезапной откровенности был виноват какой-то препарат, побочный эффект которого был эквивалентен алкогольному опьянению.

«Нелепо — такая уродливая цивилизация на такой красивой планете», — сказал Рэй тогда. А Киру потом долго еще снилась цедианская осень — золотая, оранжевая, огненно-красная…

…такая же, как обшивка его корабля.

Осень вновь напомнила душе
О самом главном,
Осень, я опять лишён покоя.

Заплатка, приваренная кое-как, без специального оборудования, заметно ухудшает аэродинамические характеристики Осени — это он выясняет в первом же пробном полете — но держится даже в условиях турбулетности, в которую корабль попадает, ложась на обратный курс к горам. Можно было бы поискать более подходящее для посадки место с менее паскудной погодой, но зачем?

Осталось выяснить расстановку сил и добраться до своих.

Кир колдует над системой связи, пытаясь поймать хотя бы обрывки подпространственных переговоров. Но эфир пестрит помехами — обе стороны вовсю глушат друг друга. Кастрианец только головой качает — если в дело пошли глушители, значит, сражение развернулось масштабное, и Сопротивление бросило в бой все силы и ресурсы, которых у него всегда было немного.

И тактическое преимущество, и значительный перевес сил были на стороне Империи — это изначально было понятно и распоследнему юнге. Если в ближайшее время не произойдет кардинальных изменений, Сопротивление опять разнесут в пыль, и копить силы под носом у Терранской Империи придется заново. Как когда-то давно их копили осколки бывшего Содружества.

А где-то там на передовой — его сестра, вечно неугомонная, вечно готовая к бою… ее пыл, помнится, не поубавился даже после плена на Зете-Омикрон-4.

Осень, в небе жгут корабли,
Осень, мне бы прочь от земли.

Небо безымянной планеты горит. Вернее, в нем горят корабли обеих сторон. Сражение подошло к кульминации — закончилась осторожная разведка, закончились маневры под прикрытием… как там Рэй любил говорить, «смешались в кучу кони, люди»?

Подбитые космолетчики на небольших кораблях метеоритным роем осыпаются на планету в поисках спасения. И среди них слишком много представителей Сопротивления, чтобы войска Империи продолжали это игнорировать.

Осень успевает распознать подготовку к орбитальной бомбардировке, и вот уже то ли Кир вместе с кораблем падает в горящее небо, намертво вцепившись в штурвал, то ли это небо рушится на горы.

Там, где в море тонет печаль,
Осень — тёмная даль.

— Мы хотя бы еще живы, — Кир закладывает очередной сложный вираж, одним глазом косясь в расчеты траектории, которые стремительно совершает и выводит на экран Осень. Маневрировать среди обломков флагмана Сопротивления — вернее, бывшего флагмана, — не самая простая задача, и от напряжения у кастрианца уже подрагивают пальцы.

— Если ты скажешь, что могло быть и хуже, я тебе все перья повыдергаю! — шипит Рила — судя по движению воздуха, ее при очередном маневре относит к противоположной переборке. Осень не тратит энергию на инерционные гасители — они еще не уходят в варп, а перегрузки можно и потерпеть.

Кир, одновременно набирая новую комбинацию команд кораблю, смеется — коротко и зло. Его сестра никогда не скупилась на угрозы и не стеснялась их выполнять, но и хорте понятно, что эта конкретная — шуточная, несерьезная. Простая попытка сбросить витающее вокруг напряжение. Только момент выбран неподходящий.

— Тем не менее хуже могло быть, — хмыкает Рэй, будто сросшийся с одной из скоб на потолке Осени. — И будет. Помните облавы времен нашего птенцовства? Если ты цедианец или еще какой привилегированной расы — на дополнительную проверку с сывороткой правды, иначе — к стенке.

Повисает молчание, и Кир искренне благодарен тому, что Рила не собирается возражать — нет нужды отвлекаться на то, чтобы следить за разговором. Он прокладывает курс к газовому гиганту безымянной системы, рассчитывая применить давнюю уловку Сивира и замаскировать корабль в одном из колец.

…Неуверенный вопрос Рилы раздается у самого финиша, когда корабль уже завершает сложные маневры среди частиц камня и пыли:

— Куда там фиксианцы на закате Содружества дружно сбежали?

— Предположительно в другую галактику через пространственную аномалию, — отзывается Рэй. От Кира не укрывается то, как его сестра косится на сородича. — Которая закрылась.

— На кой мы им нужны такие? — наконец подает голос он сам, перебрасывая управление на Осень — с небольшими форсмажорами она, если что, разберется. А вот следить за сканерами лучше самому. — Мы же этой войной уже до костей пропитаны, а они — чистые и светлые.

Воцаряется неловкая тишина, словно он озвучил что-то слишком сокровенное. Наконец Рэй, отклеившись от скобы — с опаленных крыльев и хвоста слетает мелкодисперсный пепел, — интересуется:

— Какой план действий… командир?

У Кира на языке крутится что-то вроде «Какой я тебе, к черту, командир», но вместо этого он говорит:

— Пока повисим здесь. Имперцы будут ловить в первую очередь тех, кто бросился бежать.

Все случившееся кажется нелепым сном. Не верится, что Сопротивлению, копившему силы не один десяток стандартных лет, потребовалось всего одно масштабное сражение, чтобы вновь рухнуть.

Вот только это — не сон.

Что такое осень — это ветер
Вновь играет рваными цепями.
Осень, доползём ли,
Долетим ли до ответа
Что же будет с Родиной и с нами?


Примечания:
*Примерный срок жизни среднестатистического кастрианца — сто пятьдесят земных лет.

30. Сон о встрече (Приключения Алисы)

30. Сон о встрече (Приключения Алисы)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Второй капитан (Ким Янсон), фоном Третий и Первый капитаны
Жанр: фантастика
Тэги: АУ, дружба, ментальная связь, научная фантастика
Слов: 669
Примечания: АУ на восемнадцатую тему, "Сон, повторяющий реальность в каждой детали" (восемнадцатая тема опубликована отдельным фиком под названием "Где тонко, там и рвется"). Конец зарисовки отсылает на начало АУ-фика Елены Раннер "Две трети одного целого".
P.S. Упомянутая в тексте связь между капитанами — не ментальная, а эмпатическая. Но такого тэга просто не нашлось.

*****
Отчаянный, еле слышный зов, словно доносящийся из неведомой дали, заставляет Кима спустя какие-то сутки, бросив все и вкратце объяснив ситуацию и так уже все понявшему Первому (и оставив его объясняться с начальством), сорваться с места, проложив курс к границе Галактики и дальше — вслед за тем, с кем его разделяют три года полета и поистине астрономическое количество световых лет.

* * *
На четвертые сутки полета эмпатическая связь то "замолкает" на несколько часов, то вновь дрожит, натягиваясь и вместе с неясными кошмарами донося отголоски чужой боли. Второй слишком хорошо знает, что вот так "звать" через чудовищное расстояние Третий инстинктивно, несознательно будет лишь в одном случае. В трех годах полета прочь от галактики его друг умирает, и он ничего не может с этим поделать.

На пятые сутки лихорадочная дрожь связи прекращается, но практически исчезает и привычное, как воздух, тепло на том ее конце. Ким бессильно сжимает кулаки и пытается, кляня собственные нулевые навыки эмпатии, "дотянуться", поддержать, помочь — хоть так. В какой-то момент ему даже кажется, что теплый огонек разгорается вновь, но это ощущение пропадет почти тут же, оставляя после себя лишь жутковатую пустоту, в которой — Второй капитан в этом нелогично уверен — все же еще теплится жизнь.

На шестые сутки родная галактика почти остается позади, впереди последним рубежом встает Большой Барьер, сквозь который, не сбавляя скорости, устремляется "Синяя чайка". Мощность корабельных щитов выставлена максимальная, и только поэтому "Чайка" даже под воздействием мощнейших энергетических всплесков остается относительно в целости, а ее капитан — столь же относительно в сознании. Но, оглушенный, он не замечает, как на краю восприятия что-то тоненько и резко тренькает, как порванная струна, а прокатившуюся по телу боль списывает на перегрузки — корабль и в самом деле швыряет, как шлюпку в бушующем море.

...Когда Ким более-менее приходит в себя уже за Барьером, на том конце связи истекает космическим холодом, словно в непрекращающейся агонии, пустота.

* * *
Спустя три с лишним года полета и еще один Галактический Барьер Второй натыкается на сверхмассивную черную дыру. Приборы регистрируют в ее эргосфере* неизвестный металлический объект шаровидной формы, вращающийся по нисходящей орбите.

Капитан без задней мысли проводит сканирование, подумав в первую очередь на разумных обитателей туманности Андромеды. А потом непонимающе смотрит на полученные данные, согласно которым это — "Странник", обесточенный чуть более чем полностью, "Странник", в котором почему-то регистрируется один фиксианский биосигнал.

Догадка как будто ударяет под дых. В эргосфере черных дыр всегда искажается ход времени, и чем дыра массивнее, тем это искажение сильнее...

— Сенейя**, рассчитай курс для стыковки.

* * *
Искусственная гравитация на "Страннике" не работает, а анализатор выдает такой состав окружающего воздуха, что у Второго волосы дыбом встают. Сколько времени уже прошло после отключения системы жизнеобеспечения — и какова вероятность необратимых последствий гиперкапнии у Третьего?..

Не тратя времени на выяснение того, жив фиксианец или нет, Второй буксирует его к шлюзу. В непосредственной близости от него подхватывает Третьего на руки, переступает гравитационную "полку", едва не споткнувшись. Створки шлюза автоматически смыкаются, отсекая их от перенасыщенной углекислотой атмосферы "Странника".

Положив фиксианца на палубу, Ким срывает с рук перчатки скафандра, поспешно нащупывает пульс. Под пальцами чувствуются редкие толчки, и у капитана будто гора с плеч сваливается. Жив.

* * *
Сворачивая солнечный парус перед гиперпрыжком к Магелланову Облаку, Второй пытается выудить из памяти то, что приснилось ему этой ночью. Но на ум приходят только какие-то отрывки: темные внутренности неизвестного корабля, родной медблок "Чайки" и чьи-то серые, почти белые глаза, в которых зрачки сошлись в точку***... неужели курсы оказания первой помощи времен Академии так своеобразно вспомнились?


Примечания:
*По определению из Википедии: эргосфера — область пространства-времени вблизи вращающейся черной дыры, расположенная между горизонтом событий и пределом статичности (область, из которой объект еще может вырваться наружу).
**Фанонное имя ИИ "Чайки".
***Один из симптомов тяжелого отравления углекислотой.

26. Сон о незнакомом месте (Рувольти: эксперимент ценой жизни)

26. Сон о незнакомом месте (Рувольти: эксперимент ценой жизни)
Рейтинг: PG
Взаимоотношения: джен
Персонажи: Нэш (ОМП), Ланкавуст (ОМП)
Жанры: быт, мистика
Предупреждения: ОМП
Тэги: дружба, постканон
Слов: 475
Примечания: Недалекое будущее, в котором мерловики отвоевали себе северную часть Сантананим.
P.S. Имена (не видовая принадлежность!) персонажей зарисовки — отсылка на капитанское трио из "Приключений Алисы" (#Булычев_не_там_где_надо, да).

*****
Патрули над горами и Ледниковым ущельем выматывают. Необходимо осмотреть все пещеры и подозрительные места, шугануть случайно нарушивших границу или попросту заблудившихся в метели неуловимых, вместе с временным напарником прогнать прочь снежного анактайна... Наконец, когда от постоянных подъемов и спусков уже начинают отваливаться крылья, — полеты с постоянной сменой высоты никогда не были сильной стороной рэньжей как вида, — Нэш* позволяет себе передышку. Напарник — сегодня это очередной лайжент-клэйм, стражей других видов в северные области почти никогда не отправляют — мягко приземляется рядом на скалу, в беззлобной усмешке приоткрывает клюв с втянутыми зубами:

— Устал?

Нэш складывает длинные крылья, привычно скрещивая их концы на хвосте, и ничего не отвечает. Шутки такого рода давно уже перестали его задевать.

* * *
Закончив докладывать о результатах патрулирования командиру стражей, Нэш идет отсыпаться. По дороге успевает еще перекинуться парой слов с Ланкавустом**, который заступает на дежурство сразу после него, вскоре после чего с облегчением проваливается в сон в своей пещере. Хоть какое-то спасение от бесконечного цикла дежурств вдали от цивилизации.

* * *
Ему снова снится другая, не его жизнь. Нелепое, чужое тело, у которого конечностей куда меньше, чем привычно, и мир через которое воспринимается совсем иначе.

Вместо травы или камня под чувствительной, не защищенной хитином кожей то и дело ощущается твердый, неживой материал — металл и что-то еще, чужеродное. А за прочнейшим стеклом — бесчисленные немерцающие звезды на фоне вцепляющейся в зрачки черноты, какой не бывает на Альмейзе даже в самую темную ночь. И эта картина одновременно манит и пугает...

* * *
— Ты в порядке? — его осторожно тыкают в спину когтем крыла. Действительно осторожно, но коготь у Ланкавуста, как и положено вентус-стрейксу, очень острый, да еще и попадает аккурат в щель между хитиновыми пластинами. Нэш от внезапной боли вскидывается, издав высокий горловой звук. Он одновременно возмущен и рад тому, что его вырвали из дремы.

— Да. Только опять сон... — он делает неопределенное движение верхней парой крыльев. Встает, опираясь на нижнюю пару, — ...странный был. Что там с патрулями, третья смена уже вернулась?

После таких снов, как сегодняший, Нэш каждый раз забывает, как ему опостылела рутина, и с утроенной силой рвется в небо, в схватку с неуловимыми, в очередной патруль... куда угодно, лишь бы выбросить из головы сводящую с ума темноту и обжигающе холодные звезды.

Ланкавуст не ведется на смену темы. Выпрямившись во весь рост, он смотрит на невысокого Нэша сверху вниз, и тот с содроганием видит в глазах друга отпечаток той же безжизненной черноты. И без слов становится понятно, что "странные сны" преследуют не его одного.

Много дней спустя они находят в Ледниковом ущелье раненого, замерзающего силвен-сиза с точно такой же ослепляющей темнотой в центре радужки.


Примечания:
*Буран (ризентарс).
**Глубинная птица/синяя птица (ризентарс).

15. Сон во сне (ориджинал)

15. Сон во сне (ориджинал)
Рейтинг: G
Взаимоотношения: джен
Жанр: быт
Тэги: повествование от первого лица
Слов: 480
Примечания: И еще немного автобиографического. Извините, у автора с 11 по 16 апреля была контрольная неделя, и все мысли закономерно вертелись вокруг учебы.

*****
"Заключительный тур. 90 минут", — гласит надпись на листке бумаги чуть ниже незнакомого мне названия олимпиады. Девяносто минут... абсурдно мало времени.

Под этой надписью — пять задач, пять чуть расплывшихся — печать далеко не идеальна — абзацев текста. Я читаю их все. Закусываю шелушащуюся губу, нервно постукиваю пальцами по дереву парты. Оно холодное — еще бы, в такие морозы в университете, где обычно и проходят финалы олимпиад всех мастей в нашем городе, тепло не бывает.

Беру ручку, еще раз вчитываюсь в условие первой задачи. Пытаюсь набросать на черновике хотя бы физическую модель происходящего. Золотое правило любого олимпиадника — даже если ты понятия не имеешь, как решать, напиши хоть что-то, авось баллы при проверке дадут.

Время идет — во всяком случае, если верить привычным наручным часам на расхлябанном ремешке. Медленно нарастает чувство паники  — задачи нерешаемы. Совершенно. Больше того — кажется, что их условия и разбалловка меняются, стоит отвести взгляд. И мир вокруг расплывчато-зыбок, как от сильнейшего желания спать.

Беззвучно кладу ручку на стопку чистовиков, досадливо скрещиваю руки на груди. Лист черновика исчеркан уже с обеих сторон, но ни одна из задач не сдвинулась с мертвой точки.

— Уважаемые участники, осталось пять минут!

Что?!

Смотрю на задачи, которые, кажется, опять изменились, сведя все мои усилия по их решению на нет, и приходит смехотворно простое понимание: они попросту абсурдны в соответствии со всеми законами сна. Неудивительно, что я не могла их решить.

* * *
Я открываю глаза. Какое-то время просто изучаю светло-синее рассветное небо за окном, после чего перевожу взгляд на циферблат настенных часов. Пять пятьдесят две.

"А сегодня надо в школу?" — ползет в голове вяло-вопросительная мысль. Впрочем, даже если не надо, вставать все равно уже пора...

Часы монотонно тикают. За те тринадцать лет, что они у меня висят, я настолько привыкла к этому звуку, что и не замечаю его, если нарочно не прислушиваюсь.

"Вроде бы нам обещали контрольную по алгебре", — проползает догадка. Вспомнить бы еще число и день недели...
Иду к столу, на ходу откидывая со лба взъерошенную челку. Телефон мерцает сине-белой заставкой: "16 апреля, суббота".

Паника подкатывает резко и сильно, как в недавнем сне. Это то есть сегодня последний день контрольной недели вместе с экзаменом по химии?! А какого тарга я тогда вообще не помню, что было на пяти предыдущих экзаменах?! Настолько устала, настолько переучилась, или... или... что "или"?

Комната расплывается перед глазами. Я что, падаю в обморок?

* * *
Моя комната. По-весеннему голубое утреннее небо за бледно-зеленой шторой. Старые, до желтизны выцветшие восьмиугольные часы на стене. Картина настолько похожа на то, что я видела во сне каких-то несколько минут назад, что меня пробивает на смех. Мда, все же переучилась... вот и снится всякое — то кошмар олимпиадника, то кошмар отличника.

На экране телефона — "8 апреля, пятница".

И никаких гвоздей, как писал Маяковский. В смысле, никаких провалов в памяти.

@темы: мои фики, Коты-Воители, Оридж, Экипаж, СтарТрек, калейдоскоп снов, Рейнольдс, Алисиана, РЭЦЖ, металлические птицы, Shadow Fight 2, кастрианские истории, холодные Звезды, миррорверс

---

Холодные Звезды — 2

Ввысь

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (3300 слов)
Герои: ОМП
Метки: AU, антиутопия, живые машины, телепатия, элементы ангста, смерть второстепенных персонажей
Саммари: Его сознание всю жизнь было распределено по двум телам, и не его вина, что Звездное племя испугалось того, что не могло понять.
Примечания: Чем дальше в лес, тем пышнее цветет антиутопия и тем меньше у автора уважения к Звездному племени.
Если вам показалось, что в тексте присутствуют намеки на книгу Булычева «Великий дух и беглецы» — вам не показалось.
Упоминающееся в фике Морское племя — по сути МП с Кэтвара.
Работа является продолжением фика «Обломанные крылья».

*****
— Эти Голые Деревья будут очень холодными, — сухо произносит Тусклоцвет, целитель племени Теней. Ряболапа инстинктивным движением прижимает новорожденных Градика и Дождинку к себе, смотрит испуганно-непонимающе в светлые, почти бесцветные глаза целителя, за которые он и получил свое имя. За стенкой палатки взвывает ветер.

«Будь готова к тому, что они не выживут», — хочет сказать Тусклоцвет и не находит для этого сил. Выдавить из себя удается только короткое:

— Береги котят, они легко замерзают.

* * *
Градику и Дождинке всего по луне, когда страшный мороз застает племя Теней врасплох. В продуваемых насквозь палатках коты жмутся друг к другу, но все равно не могут согреться, а воины растрачивают последние силы в попытках поймать дичь, которая почти вся забилась в норы.

В один день отец котят, Бурелап, не возвращается с охоты из промерзшего леса. Окоченевшее до каменной твердости тело находят вечером следующего дня.

Из-за холодов церемонию бдения не проводят.

Градик не понимает, не может понять случившегося и только испуганно сжимается в комок, когда чувствует на себе помертвевший, тяжелый взгляд матери.

Холод не щадит никого, и теперь четверо старейшин, целитель и единственная королева с котятами делят одну палатку. И заботу о Градике и Дождинке почти полностью, за исключением кормления, принимает на себя одна из четырех старейшин — Снежноухая.

Градик еще слишком мал, чтобы до конца понять ее сказки о далеком племени, живущем у моря, но он честно старается. Дождинка тоже.

Другие старейшины, если их очень попросить, тоже могут поведать о прошлом, но они чаще рассказывают о жестоких предводителях и кровопролитных битвах — словом, о тех временах, когда все четыре племени чудом не прекратили существовать, о тех временах, после которых Звездное племя и начало проводить Последнее Испытание.

Но почему-то раз от раза котята просят рассказать им легенду о том, как появилось Морское племя. Они не замечают, как мрачно смотрит на них целитель, в очередной раз выслушивая крамолу о котах, после смерти отправляющихся не в Звездное племя, а в Океанию.

Но вместо моря в клочьях белоснежной пены Градику почему-то все чаще снится ярко-синее южное небо.

* * *
Градику и Дождинке по две с половиной луны, но вместо того, чтобы играть друг с другом и с матерью, как обычно делают котята в их возрасте, они лежат в дальнем углу целительской палатки, перепутавшись лапами и хвостами, сжавшись в один клубок в отчаянной попытке сохранить тепло. Ряболапа ненадолго отлучилась наружу, и вместо нее котят вновь согревает Снежноухая.

— Я есть хочу, — хнычет Градик, приоткрывая глаза. Слова повисают в стылом воздухе белым облачком. Дождинка даже не шевелится, не меняет ритма дыхания — последнюю луну она словно угасает, просыпаясь все реже. Как огонь под струями ливня, сказал бы Градик, если бы знал, как это выглядит.

— Будет тебе еда, потерпи, — сонно бурчит Снежноухая. Истончившейся от долгого голодания костлявой лапой прижимает котят к себе и добавляет чуть слышно: — Все есть хотят.

И Градик послушно терпит, терпит-терпит-терпит так долго, что сам не замечает, как снова проваливается в сон, в котором пронзительно-синие глаза старейшины превращаются в синее-синее бескрайнее небо, а ее белая шерсть становится грудами облаков.

И он рассекает это небо, в котором все так же безнадежно холодно, на своих-не своих острых крыльях.

* * *
Градику три без четвертушки луны, когда в одну особенно холодную ночь Дождинка перестает дышать. В полудреме он не замечает, как Тусклоцвет высвобождает сестру из его объятий и как, держа в зубах стремительно остывшее тельце, выходит куда-то наружу, в мороз и буран.

— Где Дождинка? — удивленно спрашивает он у матери наутро.

— Она заснула навсегда, — коротко отвечает целитель, не давая Ряболапе и рта раскрыть. Впрочем, судя по застывшему взгляду, та и не стремится.

Вместо необъятного неба в этот день Градику снится невесомая белая муть со всех сторон, из которой он напрасно ищет выход. Вокруг него сталкиваются противоречивые ветра, а он только и может, вытягивая задние кромки крыльев, спускаться все ниже, в надежде, что за бесконечным облачным туманом покажется земля.

* * *
Градику три луны. Холод проникает ему под шерсть, под обтянувшую кости кожу, и стискивает в своих когтях сердце — с каждым часом все сильнее, постепенно замедляя его ритм и навевая обманчивую сонливость. И Градик, не осознавая этого, все чаще забывается сном, как делала это до него Дождинка, чтобы хотя бы несколько часов не замечать голодной рези в животе и вялости во всем теле, чтобы вновь оказаться где-то в бесконечном небе с ослепительно ярким солнцем и нестись в неизвестном и в то же время строго заданном направлении, чувствуя, как упруго поддерживает под негнущиеся крылья воздух — с каждым разом сны становятся все четче, все красочнее. Градик постепенно начинает понимать, что в этих снах он — не кот, а большая диковинная птица с вечно распростертыми крыльями.

Однажды на грани сна и яви ему чудится странный, без интонаций и тембра шепот чуть в стороне:

— Он то «просыпается», то «засыпает». Как такое возможно?

Градик просыпается с тихим вскриком, чувствуя, как заполошно стучит сердце, еще недавно готовое совсем остановиться.

* * *
Градику три с четвертью луны, когда с теплым ветром в племена приходит сезон Юных Листьев. Племя Теней, измученное, поредевшее, горячо благодарит Звездное племя за то, что оно сжалилось над ними, и Градику странно и дико видеть это. Он не понимает, как бесчисленные огоньки звезд в небе связаны с душами предков, не понимает, как эти огоньки, неимоверно далекие, могут влиять на жизнь живущих котов.

Но он не спешит делиться с кем-либо своим непониманием.

Во сне он взлетает за облака, в чернильно-темное ночное небо с непривычным звездным рисунком. И только на высоте, под свист разреженного воздуха, к нему приходит понимание, что эти звезды, на самом деле даже не мерцающие, не имеют ничего общего со Звездным племенем — слишком они безжизненны.

* * *
Градику четыре луны, и он в лоб спрашивает у Снежноухой:

— Что такое Последнее Испытание?

— Перед тем, как оруженосец станет воином, Звездное племя проверяет его мысли — нет ли у него злых помыслов, — тон старейшины ласков, но ее глаза похожи на две ярко-голубые льдинки.

— А если есть? — вопрос звучит сдавленно, частичка холода из глаз Снежноухой словно передается и Градику, заставляя его редкую котеночью шерстку встать дыбом.

— Тогда оно уничтожит эти помыслы, — улыбка старейшины выглядит натянутой. — Не бойся, на моей памяти еще не было ни одного оруженосца, который бы не прошел Испытание.

Градик уже привык к холоду в своих снах, но в эту ночь все не так. Мороз не обжигает, а медленно проникает внутрь, выпивая последние крохи тепла, и снег не хлещет по твердой шкуре, а налипает на нее ненужной обузой, тяжелит вечно раскинутые крылья.

* * *
Градику пять с половиной лун. Племя Теней постепенно оправляется от последствий страшного мороза и голода. Оруженосцы возобновляют тренировки, невзирая на то, что и они, и их наставники по-прежнему измотаны до предела и буквально валятся с лап. Неведомо как ухитряется сдать охотничье и боевое испытания Кленохвост, совсем уже взрослый оруженосец, которого посвятили бы в воины еще три луны назад, если бы не морозы. Все племя замирает в нетерпеливом ожидании, когда холодным апрельским утром один из воинов, Ледопят, уводит рыжего оруженосца к Лунному озеру, чтобы предки, согласно обычаю, во время Последнего Испытания одобрили его становление воином.

…Возвращаются они на следующее утро. Сумрачные коты выдыхают с облегчением, узнав, что Лунное озеро уже оттаяло, и замирают, увидев, что стало с Кленохвостом. Он почти не стоит на лапах, его взгляд устремлен в никуда, а из приоткрытой пасти на землю тянется ниточка слюны.

— Звездное племя отвергло его, — коротко отвечает на так и не прозвучавшие вопросы Ледопят.

— Почему? — шепотом спрашивает Градик у стоящего рядом Тусклоцвета. Целитель еле заметно дергает ухом и повторяет слова Ледопята:

— Звезды отвергли его.

Градик понимает, что объяснений он не дождется.

Кленохвост умирает через пятнадцать дней. Церемонию прощания не проводят, хотя ничто не мешает этому.

Ничто, кроме негласного запрета Звездного племени.

Градику остается только гадать, куда же попадет душа рыжего оруженосца.

* * *
Градику — теперь уже оруженосцу Градолапу — семь лун, и он впервые видит Птицу, одну из тех, чьи гнезда находятся где-то за территориями племен, одну из тех, кто с оглушительными рокочущими криками разрезает небо почти каждый день.

Внезапный нарастающий гул застает его врасплох, он вскидывает голову и замирает, когда солнце над ним с громоподобным криком на секунду закрывает огромная крылатая тень, невозможно знакомая.

Он уже видел таких Птиц в своих снах. Он сам был такой Птицей.

— Не смотри! — от увесистой оплеухи подскочившего Ветрокрыла — или от крика Птицы? — звенит в ушах, мир расплывается. Градолап ошалело моргает:

— За что?!

— На них, — воин резко кивает на исчезающую за лесом Птицу, — нельзя смотреть.

…Он оруженосец, а оруженосцу не пристало слушать россказни стариков, но этим же вечером Градолап приходит в палатку старейшин с одним-единственным вопросом:

— Почему на Птиц нельзя смотреть?

— На каких птиц? — непонимающе склоняет голову набок Кедрогрив.

— Ты про тех, что летают над лесом? — вдруг открывает глаза Снежноухая, и оруженосец не впервые поражается их глубокой синеве. — Считают, что они могут украсть разум. Ты слышал про Щуку?

— Снежноухая… — низко-угрожающе начинает Кедрогрив.

— Что? — старейшина смотрит на него в упор. — Разве она не была частью нашего племени? Нам не объяснили причин запретов, нам просто сказали — на Птиц смотреть нельзя! И мы приняли это, как должное, даже не спрашивая, почему. Как приняли Последнее Испытание…

— Так кто такая Щука? — осторожно встревает в разговор Градолап.

— Обычная глупая кошка, которую любовь к Птицам довела до безумия, — глухо рыкает Кедрогрив, топорща поблекшую от старости шерсть на загривке.

— Воительница, которой было место не здесь, в прогнившем до сердцевины племени, и даже не на бескрайних пустошах племени Ветра, — с теми же интонациями Снежноухая обычно рассказывает сказки. — Она очень любила наблюдать за Птицами. Но однажды ей повстречалась Птица, не такая, как остальные, маленькая и быстрая. И считают, что именно она лишила Щуку разума.

— Как? — непонимающе моргает Градолап.

— Все было как обычно, а на следующее утро, — Снежноухая неспешно заносит лапу над березовым листком, неведомо как попавшим в палатку, — ее голова была пуста, как у новорожденного котенка. Она обезумела.

Ее белая лапа с выпущенными когтями с размаху обрушивается на лист, точно это мышь, и оруженосец вздрагивает от неожиданности.

…В эту ночь он впервые обращается к другим Птицам, воспользовавшись тем, что неподвижно стоит на земле, а не несется в небесах.

— Отзовитесь! — его выкрик нельзя назвать звуком в привычном понимании, это мыслеобраз, адресованный Птицам — и только им. Но блестящие в солнечных лучах крылатые рядом не отвечают, зато отзывается стайка маленьких Птиц из ближней заводи — они щебечут что-то малопонятное, наперебой пищат, как еще не научившиеся говорить котята или птенцы. Градолап, даже слегка оглушенный потоком невнятной информации, закрывается, обрывает установленный было контакт.

И именно поэтому он не замечает пристального «ментального взгляда» от темно-серой Птицы, сидящей в стороне, и «не слышит» последовавшего за ним вопроса — точно таким же голосом без интонаций и тембра:

— Что ты такое?

* * *
Градолапу девять лун, и он все чаще ловит на себе полный невыразимой нежности и тоски взгляд матери. Поначалу в нем каждый раз зарождается отчаянное желание подойти, прижаться, вдохнуть такой родной запах и почувствовать себя крохотным котенком — тем, у которого еще жива была сестра и который не мучился от холода и голода.

Но каждый раз Ряболапа спешит разорвать зрительный контакт, словно стыдясь собственных чувств.

Объясняют все случайно подслушанные им слова Кедрогрива:

— Снежка, ты замечала, как Градолап похож на своего отца?

— Вырастет — вообще будет не отличить, — отзывается Снежноухая. — И не называй меня «Снежкой»!

«Она видит во мне лишь Бурелапа».

В груди у оруженосца после этого надолго поселяется холодный комок обиды, вытесняя собой все остальные чувства.
Градолап не замечает, что в какой-то момент обида перетекает в постоянное равнодушие, не замечает, как постепенно становится все сдержаннее в эмоциях.

* * *
Градолапу четырнадцать лун, и в самом конце сезона Голых Деревьев он приходит к Звездному племени на Последнее Испытание.

— Удачи, — чуть слышно шепчет ему на ухо Ночесвет, его наставник. Оруженосец опускает веки в коротком знаке благодарности, ложится и вытягивает шею, чтобы коснуться жгуче холодной воды Лунного озера.

…Он открывает глаза посреди пустоши, словно на территории племени Ветра. В траве рассыпаны множество маленьких неярких звездочек, и такие же звездочки усеивают шерсть кота перед ним. Но они ничуть не похожи на звезды в небе — это небольшие расплывчатые огоньки, которые мягко светятся*…

— Звездный Рассвет, — почтительно склоняет голову Градолап, узнавший Сумрачного предводителя, не дожившего до Юных Листьев всего чуть-чуть. Теперь Звездный Рассвет снова молод и здоров, ничуть не напоминая ту исхудалую поблекшую тень, едва не уносимую ветром.

— Я пришел… — начинает он, но его перебивают:

— Мы** знаем. Открой свой разум, Градолап, — мягко мурлычет предводитель, и более всего на свете хочется подчиниться ему. Оруженосец замирает, когда Звездный Рассвет наклоняется, касаясь носом его лба. Где-то в черепе Градолапа словно заводится еж — чужое присутствие щекочет и зудит. А через несколько мгновений щекотка взрывается болью. Оруженосец отчаянно хочет отшатнуться, но лапы не повинуются ему. И он, подчиняясь неведомым инстинктам, пришедшим к нему из снов, от загадочной Птицы, обрушивает по границам своего сознания что-то тяжелое и непробиваемое, похожее на скалу, надежно закрываясь от любого проникновения.

Оглушенный Звездный Рассвет отшатывается, оседая на хвост, чудом не теряет равновесие и сам Градолап. На крохотную долю секунды ему кажется, что в янтарных глазах предводителя он видит страх.

— Убери защиту, — ледяным голосом требует Звездный Рассвет, и в его взгляде пожаром разгорается гнев.

Градолап чувствует, как от священного ужаса все в животе смерзается в ледяной ком. Он знает откуда-то, что Звезды собираются отвергнуть его — точно так же, как Кленохвоста луны и луны назад.

Но вот паника уходит, и оруженосец — или же Птица, которой он становится всякий раз во сне — как никогда четко понимает, что будет сопротивляться и дальше, до последнего. И он идет на неслыханную наглость — выплевывает прямо в морду Звездного Рассвета искаженным до неузнаваемости голосом:

— Не уберу.

И повисает оглушительная тишина, в которой Градолап не столько слышит, сколько читает по губам звездного предводителя:

— Ты сам выбрал смерть.

Через считанное мгновение оруженосцу кажется, что на него обрушилась волна. Он не чувствует своего тела, не может дышать и лишь отчаянным усилием удерживается в сознании, цепляясь за остатки «скалы». Перед внутренним взором стоят полыхающие бешенством и неведомой силой глаза Звездного Рассвета, и Градолап мысленно сжимается в комок, пытаясь выстроить новую защиту или хотя бы ослабить чудовищный напор «волны».

…Его вышвыривает со звездных пустошей сильнейшим толчком — прямо на берег Лунного озера, обратно в собственное тело, сотрясаемое дрожью от холода ночи. И вряд ли только от него.

— Ты в порядке, Градолап? — Ночесвет подставляет ему, едва стоящему на лапах, плечо.

— Да, — собственный голос кажется коту похожим на шелест листьев, но еще тише он становится в момент чудовищной лжи: — Меня теперь зовут Град.

…После ночного бдения, без сил упав на подстилку в палатке воинов, он забывается сном. И, словно в награду за то, что он справился — пусть и не так, как от него ожидали — ему видится бескрайняя синь неба со всех сторон, безграничный океан внизу и огненно-многоцветный рассвет над левым крылом.

* * *
Граду восемнадцать лун, когда в дождливый, промозглый сезон Зеленых Листьев в племена приходит сначала Белый, а потом и Зеленый кашель. Сумрачный целитель сбивается с лап в поисках лекарственных трав в превратившемся в болото лесу.

Одним утром Крапивная Звезда подзывает к себе Града и коротко сообщает:

— Тусклоцвет просил тебя помочь ему с поисками трав.

…Довольно быстро Град перестает понимать, как именно он должен был помочь целителю — в вездесущем запахе мокрой земли теряются любые другие ароматы. Напрягает его и поведение Тусклоцвета — тот постоянно оглядывается на него и старается не упускать из виду.

— Как прошло твое Последнее Испытание? — спрашивает он будто невзначай.

— Об этом не положено рассказывать, — отзывается Град.

— Целителям — положено, — непреклонно произносит Тусклоцвет. — Ведь Звезды не приняли тебя, а, Градолап?

Град ощущает, как шерсть вдоль позвоночника начинает вставать дыбом, и в отчаянной попытке солгать бросает почти лениво:

— Не понимаю, о чем ты. Вряд ли мое Испытание существенно отличалось от Испытаний у других.

— Ну-ну, — с жутковатой усмешкой щурит бесцветные глаза целитель. — Посмотрим, что скажет Крапивная Звезда после похода к Лунному озеру.

Град на несколько минут всерьез задумывается об убийстве Тусклоцвета, но вскоре с отвращением отметает эту мысль. Даже сделав так, он не сможет заставить Звездное племя замолчать.

В эту ночь Граду снится серый, потерявший все краски под дождем муравейник Двуногих, скользкая от воды бетонная полоса и омерзительно теплые после холода высот капли, стекающие по шкуре.

* * *
Граду восемнадцать с половиной лун, когда болезнь уносит жизнь Снежноухой.

Воин держится до последнего, давя все эмоции в зародыше теперь уже сознательно, но, когда он в последний раз прикасается к телу старейшины, помогая соплеменникам опустить ее в яму, его оглушает, притупляя реальность, чувство потери.

Он слишком хорошо понимает, что Звездное племя не примет Снежноухую, пришедшую издалека, из-под других небес. Старое Звездное племя времен Путешествия к Месту-где-тонет-солнце, то могло бы так поступить — ведь принял же Ласточку Клан Бесконечной Охоты! — но ждать подобного от нынешних Звезд попросту глупо.

Как глупо ждать и того, что после смерти Звезды примут его самого.

Это понимание в какой-то мере даже помогает справиться с рвущимися наружу, как река в половодье, эмоциями.

Во сне он наконец-то оставляет позади и внизу серый, вечно дождливый город, вновь окунаясь в ледяную синеву неба.

* * *
Граду двадцать лун, когда непоправимое все же случается — Крапивная Звезда, измученная неведомыми ему сомнениями, уходит к Лунному озеру. А возвращается с полыхающими яростью глазами — и сразу, от входа в лагерь, рычит:

— Град, как ты посмел!..

В разгар солнечного дня воину резко становится холодно — кажется, его обман только что был раскрыт не без помощи Звездного племени, которое чуть ли не больше всех было в этом заинтересовано. И, похоже, не без помощи Тусклоцвета…

— Как я посмел выжить? — бесстрастно уточняет он, не видя смысла отпираться. В упор смотрит на предводительницу и выдает немыслимо наглое: — Видимо, Звездное племя плохо старалось.

Его шкура, кажется, вот-вот задымится под пристально-изумленными взглядами соплеменников. Тусклоцвет безликой тенью выскальзывает из своей палатки и подходит к сгрудившимся Сумрачным котам. Краем уха Град слышит что-то о Последнем Испытании и недовольстве Звезд, после чего взгляды становятся неприкрыто угрожающими.

Крапивная Звезда наконец вновь обретает дар речи:

— Звездное племя потребовало твоего изгнания! — и прибавляет, явно уже от себя: — Такой падали не место в племенах.

— О да, не сомневаюсь, — обнажает клыки в усмешке Град. Ему вдруг становится легко-легко, как в снах — когда, проваливаясь в воздушную яму, еще не успел достигнуть ее «дна» и потому наслаждаешься своим почти-падением. — Я удивлен, что Звезды тянули королеву за хвост так долго.

— Замолчи, лисье дерьмо! — выплевывает Крапивная Звезда с перекошенной от бешенства мордой. — С сегодняшнего дня тебе запрещено ступать на территорию племени Теней, и любой, кто увидит нарушение, будет вправе, нет, будет обязан убить тебя!

Град уже не понимает, где в словах предводительницы воля Звезд, а где ее собственная ярость. Но и не стремится понять.

— И еще кое-что. Я лишаю тебя незаконно взятого имени. Проваливай, Безымянный, и не вздумай возвращаться!

Град — нет, теперь уже Безымянный, — задерживается лишь на миг, чтобы взглянуть на теперь-уже-не-его племя. В разноцветье глаз Сумрачных котов — страх, пустота равнодушия и тлеющая злость. Они не выясняют подробностей произошедшего, не расспрашивают Тусклоцвета… «Им просто сказали, что я нарушил запрет Звезд, и они приняли это как должное».

Снежноухая могла бы смотреть на него иначе. Если бы была жива.

Пропахший хвоей лагерь остается у него за спиной. Два воина, две темных тени беззвучно выбегают следом, чтобы удостовериться, что он не намерен задерживаться на территории племени.

Безымянный даже не думает о том, чтобы примкнуть к какому-либо из трех других племен. Крапивная Звезда оставалась верна привычке говорить четко и недвусмысленно даже в ярости, и не зря она сказала, что ему не место в племенах. В самом деле, он охотнее найдет Морское племя из сказок Снежноухой — впрочем, а сказок ли? — чем останется на этих землях, под небесами, принадлежащими параноидальному, пусть и очень могущественному Звездному племени.

Что же до имени… теперь никто не вправе указывать ему, как называться. Так почему бы не взять себе имя Птицы из снов — не длинный уникальный номер, а то имя, которым его иногда называют Двуногие?

— Бальмонт… — задумчиво проговаривает себе под нос изгнанник, заставляя двух воинов позади него недоуменно переглянуться. — Константин Бальмонт… почему бы и нет?

Имя звучит непонятно, как и многие имена, данные Двуногими, но очень знакомо. И изгнанник понимает, что вполне готов откликаться на него и называть себя именно так.

Граница остается позади. Воины еще какое-то время смотрят ему вслед — он чувствует это затылком, хвостом и всей спиной — но потом разворачиваются и скрываются в вечерних тенях, не оставляя в память о себе ничего, кроме запаха. Изгнанник даже не оглядывается в ту сторону, не видя в этом смысла.

Бальмонту, наяву — коту и в снах — самолету, двадцать лун, и перед ним открыт бескрайний, необъятный мир.


Примечания:
*В этой АУ — огни святого Эльма.
**Чем больше времени умерший проводит в Звездном племени, тем сильнее «размывается» его личность и тем чаще он вместо «я» говорит «мы».
«К.Бальмонт» (Boeing 777-300ER) — реально существующий самолет.

@темы: мои фики, Коты-Воители, металлические птицы, холодные Звезды

---

Холодные Звезды — 1

Обломанные крылья

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: мини (2245 слов)
Герои: ОЖП, самолет
Метки: AU, ангст, антигерои, антиутопия, живые машины, нечеловеческая мораль, телепатия, смерть основных персонажей
Саммари: Иногда высоко в небе неспешно проплывают странные создания, оставляющие за собой белый облачный след. Они похожи на птиц – но птиц с жесткими, вечно расправленными крыльями, которыми они никогда не машут.
Племя не видит, не замечает их – и оттого никак не называет. Оно относится к ним как к легендам о старой территории, о Месте-где-тонет-солнце, о Лунном камне, о Львином и Тигрином племени; они не нужны им, а значит – не важны.
Щука про себя зовет их просто – Птицы.
Примечания: Фанфик имеет прямое отношение к работе «Созданный для полета» (оттуда взят концепт живых самолетов).
Обложка от чудесной Jas Tina:

тык

*****
Примечания:
Aliana — физическое «тело» самолета.
Iliana — «душа» самолета плюс вся его энергия, «жизненная сила».

* * *
Иногда высоко в небе неспешно проплывают странные создания, оставляющие за собой белый облачный след. Они похожи на птиц — но птиц с жесткими, вечно расправленными крыльями, которыми они никогда не машут.

Племя не видит, не замечает их — и оттого никак не называет. Оно относится к ним как к легендам о старой территории, о Месте-где-тонет-солнце, о Лунном камне, о Львином и Тигрином племени; они не нужны им, а значит — не важны.

Щука про себя зовет их просто — Птицы.

Она знает о них совсем немного, но гордится даже этой толикой знания, недоступной ее соплеменникам.

Она знает, что у Птиц тоже есть дом, гнездо — и знает, что это гнездо располагается где-то далеко за лесом, и именно из него временами доносятся рокочущие крики, тревожащие ее соплеменников. Она знает, что Птицы тоже бывают разными по окрасу, как и коты, хоть снизу обычно они и кажутся одинаковыми бело-серебристыми. Она знает, что Птицы бывают разных размеров и немного разных очертаний — в самом деле, не могут же все эти изумительные создания быть одинаковыми!

Она любит следить за Птицами, любит смотреть, как они уходят в небеса и возвращаются, приземляясь где-то далеко за лесом. Ей тесно в крохотном мирке, ограниченном Воинским законом в целом и конкретно Сумрачным племенем, ее душит тоска. Она с неистовой силой рвется в небо, прочь от опостылевшей рутины и вечно подозрительных взглядов своих-чужих. Она охотно целыми днями, пока ее не одергивает какой-нибудь соплеменник, сидит на полюбившейся поляне, выискивая в небе острокрылые силуэты и мечтая однажды стать такой же Птицей, вольной и никому не подчиняющейся.

В очередное утро сезона Голых Деревьев, такое холодное, что даже воздух, кажется, промерз до льдистой звонкости, одна такая Птица — странная, хищная и непривычно маленькая — проносится совсем-совсем низко над лесом. Именно проносится — миг, и ее нет, лишь серебристый силуэт исчезает вдали, а в голову все еще ввинчивается ее оглушительный рокочущий крик.

Не успевает этот звук утихнуть окончательно — а Птица полетела именно туда, где, как считает Щука, находится их гнездо, — как из разных концов лагеря доносятся панические вскрики. Некоторые Сумрачные коты почему-то уверены, что появление Птицы предвещает как минимум новую войну или нападение Сумрачного леса — хотя Птицы много-много раз уже пролетали над лесом, эта конкретная разве что прошла куда ниже.

Щука молчит, хотя отчетливо слышит, как на паникеров рычат их же соплеменники, умело затыкая и заставляя успокоиться. Птица своим появлением порушила рутину, а это нравится не всем.

Но она все молчит и, даже не пытаясь задавить скребущуюся в груди тоску, смотрит в бледное небо, где скрылась Птица.

* * *
Посадка проходит в абсолютно штатном режиме, оставляя время на то, чтобы привычно исследовать окружающий мир.

Свистящий по фюзеляжу холодный воздух неподвижен сам по себе; нет и коварного бокового ветра, который способен заставить приземлиться абы как, наискосок, и потом рыскать туда-сюда, всеми силами прижимаясь к полосе и поспешно сбрасывая скорость.

Когда заснеженное поле под ним сменяется таким же заснеженным лесом, он выпускает шасси. Воздух, до этого плавно обтекавший его со всех сторон, словно спотыкается на этом новом препятствии, тормозит его с неприятным свистом.

Но не только из-за этого возникает ощущение внезапного изменения скорости. Внизу, с земли, его кто-то зовет — отчаянно, тоскливо, не по-человечески, не по-самолетному.

«Птица!» — воет, плачет этот некто, умудряясь в одно мысленное слово вкладывать множество эмоций и оттенков.

В нем просыпается научный интерес, его буквально тянет вниз, в лес — исследовать, узнать от и до новый, несомненно новый разумный вид, влезть в его разум, изучить до последнего мыслеобраза!

Останавливает его лишь привычное, в фюзеляж, во все системы вбитое слово «нельзя». Нельзя отвлекаться, пока еще нельзя всецело передавать свою aliana пилоту — не раньше, чем он приземлится; потом и до нового взлета он будет практически свободен и волен в своих действиях — лишь бы «люди» не заметили.

* * *
Едва коснувшись полосы, он позволяет себе отрешиться от реальности, полностью передает управление «человеку» и начинает методично копаться в недавних событиях. Он словно бы заново выпускает шасси и заново еле заметно содрогается от внезапно возросшего сопротивления воздуха — и оттого, что уловил мощный ментальный посыл, идущий снизу.

Цепляясь за этот тоскливый зов, как за ориентир, он осторожно создает непрочную ментальную связь между собой и «зовущим». Не щадя мысленных сил, хоть и зная, что потом это аукнется ему длительным «оцепенением» на грани «спячки», он выстраивает себе ментальный образ, в котором появится перед «зовущим». Гибкое тело, покрытое множеством волосков, четыре полноценные конечности и одна дополнительная, четко выраженная голова, на которой размещены основные органы чувств — он творит искомое по своим-чужим воспоминаниям, не слишком заботясь о том, как будет выглядеть результат; все равно при благоприятном стечении обстоятельств то существо даже не вспомнит, как выглядел его «собеседник».

Когда «аватар» готов, он тщательно изучает его, вертит-крутит во все стороны, исследуя возможности нового импровизированного тела и с интересом отмечая, что его настоящая сущность все-таки проявилась в высоком содержании металла в волосяном покрове да в привычных негнущихся крыльях, что растут из его спины в стороны. Они все так же функциональны, но двигателей или даже намека на них у него нет, что заставляет задаваться вполне логичным вопросом — как же он полетит?

Впрочем, едва ли он сможет позволить себе полет — кажется, «зовущий», как и его сородичи, крыльев не имеет вовсе. А на примере «людей» он уже давно уяснил, что они не любят тех, кто не похож на них. Это правило вполне может распространяться и на новый разумный вид…

…Когда он возвращается в реальность, чтобы оценить свое состояние перед началом мысленного контакта, солнце уже садится, выглядывая из-под темного снежного облака. За день его крылья и фюзеляж успели покрыться снегом, и он привычно запрещает себе резко поднять и опустить закрылки, чтобы хоть немного отряхнуться.

Изнутри ощущается холод, причем совсем не такой, как на высоте. В полете выстужаются поверхности крыльев, хвоста, холодным становится и стекло фонаря — но все равно в кабине относительно тепло, а двигатели вовсю работают и потому тоже не остывают. Оставаясь же на земле в морозы, он промерзает насквозь, до последней гайки, до последней частицы стылого воздуха в кабине.

«А потом опять экстренно прогревать будут», — позволяет он себе мрачную мысль перед тем, как скользнуть на другую грань реальности, насильно вернуть откуда его сможет лишь ментальное истощение.

Мир перед ним становится зыбким и непрочным — недаром именно сюда, в «сны», регулярно уходят многие разумные и даже малоразумные существа.

Он с легкостью оставляет позади свое «тело», перемещаясь в «аватар», и срывается на бег с максимальной возможной скоростью. И, пока его конечности дробно перестукивают по покрытию летного поля, он невольно удивляется, до чего твердым и бугристым оно кажется ему теперь.

Ниточку связи он осязает на уровне, близком к физическому. Еще раньше, до перехода в «реальность снов», он, не щадя связь и разум существа напротив, разузнал частоту мозговых волн своего будущего «собеседника». Теперь же он настраивается на нее, отсекая другие сознания, могущие плавать поблизости, окончательно сосредотачивается на упругом натяжении связи и на собственных ритмичных движениях.

Он мог бы изучить «зовущего» издалека, вскрыв, выпотрошив его разум. Но его куда больше интересует не конкретный индивид, а неизвестные разумные существа как таковые. И ради успеха ему придется ментально поприсутствовать в разуме «зовущего» — а, поскольку времени у него не так уж много, придется идти напролом, ломая и круша чужое сознание.

* * *
Засыпает Щука с трудом, невзирая на то, что сегодня ее пустили в середину палатки, где теплее всего. Урчит пустой живот, раздражает сопение кого-то из воителей над ухом — и все же она проваливается в черную пустоту, в которой надоедливо позвякивает что-то твердое, да слышится чужое дыхание.

…Темнота перед глазами медленно рассеивается, позволяя ей увидеть поросшую травой, будто в сезон Зеленых Листьев, поляну. Ей чудится чье-то присутствие в кустах напротив, но она не торопится узнавать, что такого ей подкинуло уставшее от непрекращающейся рутины сознание, лишь прижимается к земле, вдыхая запахи травы, влажной почвы, цветов… и крови.

Этот отчетливый привкус на задней стенке нёба аж подбрасывает ее, заставляя понестись к кустам со всей возможной скоростью, сбивая дыхание — и одновременно удивляясь реалистичности сна.

В озаренной луной зелени мелькает серебристо блестящая шерсть — Звездные предки?

— Не беги, — слышится тихий приказ из кустов. Щука визжит, не заботясь о том, что у нее наверняка дыбом встала каждая шерстинка:

— Кто ты, падаль?!

— Падаль? — в голосе нет угрозы, только искреннее, как у котенка, непонимание пополам с раздражением.

Кусты шелестят вновь, словно чужак поворачивается; Щука, определив источник звука, с коротким рыком выпускает когти и отталкивается для прыжка. Ей кажется, что тот странный кот, прячущийся в зарослях, даже меньше ее, а значит, его легко загнать в угол и узнать, кто он и что забыл в ее сне…

…Внезапный удар выбивает у нее из легких весь воздух, перед глазами мелькает нечто ровное и такое же серебристо-блестящее, похожее на странной формы птичье крыло, о которое она и ударилась. Щука безвольно сползает в мягкую траву, пережидая звон в голове и слабость во всем теле. А над ней нависает странное существо с телом кота и негнущимися, как у настоящей Птицы, крыльями, смотрит янтарными глазами и, кажется, спрашивает настырно-резко:

— Повреждения есть?

— Ч-что? — хрипит часто моргающая в отчаянной попытке проснуться воительница.

От кота-Птицы плескает почти ощутимой волной раздражения:

— Ты повреждена? — о, Звезды, она просто тонет в этих янтарных глазах, будто и не на их обладателя только что кидалась, намереваясь впиться клыками в горло.

— Нет, — грубовато отвечает она, поднимаясь кое-как на лапы и отмечая все новые и новые странности своего собеседника: некоторая неуклюжесть движений, как у еще не научившегося владеть своим телом котенка, жесткая короткая шерсть, отливающая серебром — и, конечно же, странные крылья, растущие прямо из спины, длинные и острые.

В ней борются подозрительность и отчаянное желание просто вот так, без обиняков, узнать правду, потому что слишком уж где-то под сердцем скребется давнее желание свободы пополам с неудержимой любовью к Птицам. В результате вопрос получается с уступками обеим сторонам:

— Откуда они у тебя? — она кивает на его крылья, которые продолжает бесцеремонно разглядывать — и словно от этого нескромного взгляда их передние кромки бесшумно загибаются вперед и вниз. Кот морщится, прижимает усы, в его желтых глазах закипает что-то опасное, и он буквально выплевывает, уже напрягаясь всем телом для прыжка:

— Просто я таким проснулся*.

Щука не успевает среагировать, когда в один прыжок кот-Птица оказывается рядом, наваливается всем костлявым телом, опрокидывая ее в траву, и нависает сверху, закрывая крыльями лунный свет. Дернувшись на пробу в сторону, кошка натыкается взглядом на острейшие когти нового знакомого, теперь выпущенные, и несколько нервно сглатывает. В голове прокручиваются десятки вариантов развития событий, однако же кот-Птица с треском ломает их все, внезапно впиваясь зубами ей в плечо.

Щука невольно вскрикивает — хоть это и сон, место укуса прошивает болью, а шерсть начинает пропитывать кровь.

— Скажи мне! — рычит кот-Птица повелительно, и Щука тонет, тонет, тонет в его невероятных глазах, ощущая, как нарастает боль в плече и во всем теле.

— Что я должна сказать?! — вырывается у нее панический возглас. Мир вокруг меркнет и словно бы вращается. Кажется, что ее голову зажали в тиски чужой воли — а впрочем, так и есть; и вот она, уже не в силах сдержать крик, бьется в судороге, не ведая, что именно в этот миг кот-Птица, он же в реальности МиГ-29, скрупулезно исследует ее мозг, перерывает воспоминания, извлекая из них лишь то, что ему нужно, и отбрасывая в пропасть забвения все остальное. Им движет исключительно научный интерес — он готов на многое лишь ради того, чтобы узнать о них, «котах», все — потом уже, если сочтет нужным, он распространит эту информацию среди таких же, как он, «неспящих».

Все же есть свои плюсы в том, чтобы быть военным самолетом, а не каким-нибудь гражданским с хрупкой и нежной iliana; любой аэробус на его месте преспокойно пролетел бы мимо, не заметив зова. А если бы и заметил, никогда не решился бы на такое радикальное исследование «зовущего» — и упустил бы из виду тот факт, что разумных рас на Земле уже как минимум три!

* * *
Наутро он возвращается в привычную реальность, оставляя «аватар» где-то там, на залитой чужой кровью поляне. Ментально он истощил себя до предела, до последней капли, и сейчас может только анализировать полученную информацию. О том, чтобы обратить внимание на свое состояние или на внешний мир, можно только мечтать — «оцепенение» все же догнало его. Остается надеяться, что он успеет восстановиться до вылета — негоже свой фюзеляж в полете оставлять под полный контроль пилота.

Ладно хоть его затея не была бесполезной; он выяснил, что «коты» еще очень примитивны и не освоили даже письменность — то есть ближайшие несколько тысяч лет беспокоиться будет не о чем, серьезного соперника у «людей» не будет.

…О том, что случилось с Щукой, он запрещает себе думать, будто она — еще один вражеский самолет, которому он на боевом вылете методично и основательно сокрушил разум, заставив «уснуть» навсегда.

* * *
Следующим утром наконец пришедшая в сознание Щука не помнит, что происходило с ней ночью. Голову разрывает чудовищная боль, и воительница скулит от непонятной обиды и этой боли, словно малый котенок. Ее пихают в бок — мол, спать не мешай — и она, не осознавая ни себя, ни своих действий, вываливается из палатки в лагерь. Падает, трясет головой, будто в попытке заглушить бешеное биение крови в ушах, снова поднимается на дрожащие лапы и идет к выходу, провожаемая подозрительными взглядами соплеменников-«ранних пташек».

Несмотря на то, что от ее разума остались одни ошметки, несмотря на то, что она не узнает никого из своих соплеменников, ее тянет все туда же — в сторону гнезда Птиц.

И она дойдет туда любой ценой. Непонятно только, зачем — чтобы найти ту самую Птицу, изломавшую ей сознание, или чтобы перед скорой и неизбежной смертью — кот-Птица в своем немилосердном исследовании порушил и многие важные функции мозга — увидеть объекты своего давнего обожания вблизи.

…Через несколько суток на взлетно-посадочной полосе аэропорта города N находят мертвую, истощенную кошку, лежащую на спине и даже после смерти будто глядящую на взлетающие самолеты.


Примечания:
*У самолетов «проснуться» означает «родиться». Аналогично «спящий» — «мертвый», «заснуть» — умереть.

Главгер, как уже говорилось — МиГ-29, военный самолет, и поэтому у него куда более развита телепатия. А также отсутствует жалость как таковая и всем заправляет холодный рационализм.

@темы: мои фики, Коты-Воители, металлические птицы, холодные Звезды

---

Стихотворчество

Самолёт

Автор: Fire Wing
Фандом: Экипаж (2016)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (365 слов)
Герои: «сто семнадцатый»
Метки: ангст, живые машины, стихи, канонная смерть персонажа
Саммари: Как будто в агонии дикой отчаянно землю трясёт.
Качнувшись ну очень уж резко, он прочно на шасси встаёт.
Примечания: Как сказал кто-то из олдов этого фэндома, «экипажная трава нынче крепкая и забористая уродилась». Не знаю насчет травы, но вдохновение неудержимо поперло уже на первой трети фильма.
P.S. Фанфик косвенно связан с работой «Созданный для полета» (по крайней мере, оттуда взят концепт «спящих» ).
P.P.S. Пожалуйста, не удивляйтесь нехарактерному обилию проставленных «ё» в тексте. Просто они были необходимы в некоторых местах, ну а скакать с е на ё и обратно как-то совсем некрасиво...

*****
Как будто в агонии дикой отчаянно землю трясёт.
Качнувшись ну очень уж резко, он прочно на шасси встаёт.

В себя он приходит внезапно — тот маленький самолёт,
Стоявший уже готовым, выруливает на взлёт.

И скорости чудом хватило, и подошла полоса —
Блеснув на прощанье металлом, стартует он в небеса.

Ему ехать тоже надо — с гор лава теперь уж течёт,
Но люди ещё не вернулись. И всё, что он делает — ждёт.

* * *
Жар по обшивке шибает, так близок желанный полёт,
Но путь им огонь преграждает, который никто не пройдёт.

Рушится башня, водою огонь к земле пригибает.
Он ведь и рад бы взлететь. Но что-то как будто мешает.

Сознание быстро приходит — лишь бездна дальше их ждёт,
Но смерть уже дышит сзади. И он полный газ даёт.

Огонь чересчур к ним близко, а сзади все лава прёт,
Чувствительно — больно, быстро — по шасси покрытие бьёт.

И, заскрипев натужно — очень уж крылья печёт —
Он с полосы взлетает. Холод пусть боль уймёт.

* * *
Облако очень плотное, пепел по стеклам бьёт.
Двигатель загорелся. Но нужно продолжить полёт.

Он пролетит. Он сможет. Не ветер его несёт —
Отчаяние пилота, решившегося на взлёт.

* * *
Ветер по крыльям свистит привычно, холод высот проникает в металл.
Мерзнуть так ему необычно, пусть даже столь много он налетал.

Холод, боль, треволненья — все это силы пьёт.
И он отчего-то уверен — пилот, тот его поймёт.

Страх кислоте подобен — так же нещадно грызёт,
И рядом о помощи молит тот маленький самолёт.

Нет выбора. Нет надежды. Молящий все вниз идёт.
И в панике той предсмертной на помощь он всё зовёт.

* * *
Он пролетает сквозь тучи, корпус нещадно трясёт.
Шасси заклинило насмерть. На нём оседает лёд.

Секунда, другая, третья — удар как пространство ломает.
И, тормозя отчаянно, он видит, как что-то сверкает…

* * *
Ярким пожаром в металле вдруг запылала боль.
Холодно. Странно пусто. На альтиметре — ноль.

Люди бегут какие-то, дождь так нещадно льёт,
Будто бы это поможет, будто всю боль заберёт.

Водой поливают зачем-то, как будто это спасёт,
Как будто позволит позднее отправиться снова в полёт.

Он ранен, он искорёжен — такое и «спящий» поймёт,
Он нужен таким всем не больше, чем голубиный помёт.


Примечания:
Некоторые пояснения:
«Спящие» способны ощущать свое физическое состояние, но не могут его изменить.
Ощущение холода «сто семнадцатым» как бы означает его неисправность, хотя и разгерметизация тут тоже виновата.

@темы: мои фики, стихи, Экипаж, металлические птицы

---

Да здравствует одиночный формат?

Созданный для полета

Автор: Fire Wing
Фандом: Экипаж (2016)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (715 слов)
Герои: самолет
Метки: AU, ангст, живые машины, смерть второстепенных персонажей, смерть основных персонажей
Саммари: Он осознавал себя постепенно. Дремавший разум так же постепенно оживал, начиная проявлять интерес  к окружающему миру. Он тянулся мыслями к своей материальной оболочке – и получал ответ. Дрожали чуткие стрелки приборов, едва заметно вибрировал фюзеляж, пока еще нецелый...
Примечания: Предупреждаю: сюжет фильма был перекручен, пропущен через мясорубку и упихан в грузовой отсек самолета. Того самого.
Так что сюжетным несостыковочкам просьба не удивляться)

*****

Он осознавал себя постепенно. Дремавший разум так же постепенно оживал, начиная проявлять интерес к окружающему миру. Он тянулся мыслями к своей материальной оболочке — и получал ответ. Дрожали чуткие стрелки приборов, едва заметно вибрировал фюзеляж, пока еще нецелый.

Периодически приходили белковые формы жизни, копошились внутри него, что-то настраивая, придавая ему цельности. Он не возражал, с птенцовым любопытством наблюдая за их действиями, отслеживая и пытаясь найти в этих действиях логику — и находил.

Но через какое-то время они перестали приходить, и он вновь замер — теперь цельный, завершенный, но никому не нужный, едва способный двинуться с места. Он стоял в темноте, гадая — почему его бросили, зачем. Неужели он стал им просто… не нужен?

Но и эта темнота оказалась не вечной. После того, как за тонкими стенами здания много-много раз встало и опустилось светило этого мира, со скрипом открылись металлические двери, и он вновь ощутил рядом те формы жизни, что позволили ему существовать. Несколько таких забрались в его головную часть, еще несколько залили в его емкости какую-то жидкость, и тогда по команде тех, кто был внутри него, случилось нечто новое.

Заурчали системы одна за другой, оживая. Глухой рокот родился где-то в его глубине — и вырвался наружу победоносным рыком двигателей.

С тех пор ему не давали покоя, вновь и вновь рождая в гулком пока еще фюзеляже многократное вибрирующее эхо. При помощи какого-то механизма его переместили в другое здание — впрочем, там он проводил не так много времени. Чаще он стоял снаружи или же ездил туда-сюда, управляемый и направляемый теми самыми формами жизни, что отчасти породили его. Он выучил их звонкий язык, он научился понимать их жесты и телодвижения. Постепенно он узнал, что «испытания» почти закончены, и скоро его ждет что-то новое. Кто-то из «людей» даже обращался к нему — фамильярно, с дружеским похлопыванием мягкой конечностью по обшивке — но обращался, говоря, что завтра он впервые «полетит».

Он не знал еще, что это такое. Не ведал, что на следующий день двигатели зазвучат по-новому, понесется навстречу ровная бетонная поверхность, незнакомо запоет воздух под крыльями, поднимая его, отрывая от земли, принимая в свои леденящие объятия.

Он не знал еще, что скоро это станет для него обыденностью, не знал, что воздух станет для него вторым домом, не знал, что вскоре он всей душой будет рваться в небо, лишь бы не оставаться в неподвижности на земле.

Он не знал, что потом его вновь начнут переделывать, закрепляя что-то внутри — то, казалось бы, для него ненужное, то, что только увеличит вес. Не имел понятия, что в один день холодно коснется, ляжет на фюзеляж краска, обозначая его принадлежность к «авиакомпании». Не знал, что все тот же «человек» снова коснется обшивки со словами «Ну, Мишка*, теперь ты официально существуешь».

Он не знал, что станет служить «людям», перевозя их в себе туда-сюда, не знал, что разум его заметит единственный «человек» — тот, что годы и годы подряд каждый день будет браться за штурвал, помогая подняться в небо.

Он не знал, что он будет не единственным в своем роде — но и не знал, какое разочарование будет его ожидать. Казалось, в его собратьях разум дремал, обреченный уже никогда не проснуться. Они целиком и полностью зависели от «людей».

Он не знал, что однажды, в густом тумане, прямо ему навстречу понесется один такой «спящий», ничего не замечающий, не способный отвернуть. И что ему придется, совсем немыслимо повернув управляющие плоскости, уклониться, спасая жизни множества «людей» внутри себя — и заставляя теряться в догадках «пилота», вцепившегося в штурвал с такой силой, что недолго и погнуть.

Он не знал, что после этого все пойдет, казалось бы, как прежде, и лишь за штурвал тот «человек» будет браться с куда большей осторожностью, словно чего-то опасаясь.

И не знал он, что так будет до самого последнего дня. До того момента, когда «пилот» шепотом обратится к нему, прося «сдюжить», «вытянуть», снова крепко сжимая в руках штурвал. До того момента, как загудит под шасси растрескавшееся покрытие, как дрогнет земля, как он отчаянно осознает, что ему не хватает скорости для взлета. До удара, до последней яркой вспышки, что оборвет его жизнь, жизнь «пилота» и жизни всех «людей» внутри него.


Примечания:
Некоторые отдельные слова в кавычках, потому что для главного героя они непереводимы, и он просто «озвучивает» их в первоначальной транскрипции.
*Михаил Лазарев. Автор не уверен, существует ли самолет с таким именем, но вроде бы не существует (да, в некоторых авиакомпаниях, к примеру, в том же Аэрофлоте, принято давать имена этим железным птицам), да и само имя брал от балды.

@темы: мои фики, Экипаж, металлические птицы