Ввысь
Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (3300 слов)
Герои: ОМП
Метки: AU, антиутопия, живые машины, телепатия, элементы ангста, смерть второстепенных персонажей
Саммари: Его сознание всю жизнь было распределено по двум телам, и не его вина, что Звездное племя испугалось того, что не могло понять.
Примечания: Чем дальше в лес, тем пышнее цветет антиутопия и тем меньше у автора уважения к Звездному племени.
Если вам показалось, что в тексте присутствуют намеки на книгу Булычева «Великий дух и беглецы» — вам не показалось.
Упоминающееся в фике Морское племя — по сути МП с Кэтвара.
Работа является продолжением фика «Обломанные крылья».
читать дальше*****
— Эти Голые Деревья будут очень холодными, — сухо произносит Тусклоцвет, целитель племени Теней. Ряболапа инстинктивным движением прижимает новорожденных Градика и Дождинку к себе, смотрит испуганно-непонимающе в светлые, почти бесцветные глаза целителя, за которые он и получил свое имя. За стенкой палатки взвывает ветер.
«Будь готова к тому, что они не выживут», — хочет сказать Тусклоцвет и не находит для этого сил. Выдавить из себя удается только короткое:
— Береги котят, они легко замерзают.
* * *
Градику и Дождинке всего по луне, когда страшный мороз застает племя Теней врасплох. В продуваемых насквозь палатках коты жмутся друг к другу, но все равно не могут согреться, а воины растрачивают последние силы в попытках поймать дичь, которая почти вся забилась в норы.
В один день отец котят, Бурелап, не возвращается с охоты из промерзшего леса. Окоченевшее до каменной твердости тело находят вечером следующего дня.
Из-за холодов церемонию бдения не проводят.
Градик не понимает, не может понять случившегося и только испуганно сжимается в комок, когда чувствует на себе помертвевший, тяжелый взгляд матери.
Холод не щадит никого, и теперь четверо старейшин, целитель и единственная королева с котятами делят одну палатку. И заботу о Градике и Дождинке почти полностью, за исключением кормления, принимает на себя одна из четырех старейшин — Снежноухая.
Градик еще слишком мал, чтобы до конца понять ее сказки о далеком племени, живущем у моря, но он честно старается. Дождинка тоже.
Другие старейшины, если их очень попросить, тоже могут поведать о прошлом, но они чаще рассказывают о жестоких предводителях и кровопролитных битвах — словом, о тех временах, когда все четыре племени чудом не прекратили существовать, о тех временах, после которых Звездное племя и начало проводить Последнее Испытание.
Но почему-то раз от раза котята просят рассказать им легенду о том, как появилось Морское племя. Они не замечают, как мрачно смотрит на них целитель, в очередной раз выслушивая крамолу о котах, после смерти отправляющихся не в Звездное племя, а в Океанию.
Но вместо моря в клочьях белоснежной пены Градику почему-то все чаще снится ярко-синее южное небо.
* * *
Градику и Дождинке по две с половиной луны, но вместо того, чтобы играть друг с другом и с матерью, как обычно делают котята в их возрасте, они лежат в дальнем углу целительской палатки, перепутавшись лапами и хвостами, сжавшись в один клубок в отчаянной попытке сохранить тепло. Ряболапа ненадолго отлучилась наружу, и вместо нее котят вновь согревает Снежноухая.
— Я есть хочу, — хнычет Градик, приоткрывая глаза. Слова повисают в стылом воздухе белым облачком. Дождинка даже не шевелится, не меняет ритма дыхания — последнюю луну она словно угасает, просыпаясь все реже. Как огонь под струями ливня, сказал бы Градик, если бы знал, как это выглядит.
— Будет тебе еда, потерпи, — сонно бурчит Снежноухая. Истончившейся от долгого голодания костлявой лапой прижимает котят к себе и добавляет чуть слышно: — Все есть хотят.
И Градик послушно терпит, терпит-терпит-терпит так долго, что сам не замечает, как снова проваливается в сон, в котором пронзительно-синие глаза старейшины превращаются в синее-синее бескрайнее небо, а ее белая шерсть становится грудами облаков.
И он рассекает это небо, в котором все так же безнадежно холодно, на своих-не своих острых крыльях.
* * *
Градику три без четвертушки луны, когда в одну особенно холодную ночь Дождинка перестает дышать. В полудреме он не замечает, как Тусклоцвет высвобождает сестру из его объятий и как, держа в зубах стремительно остывшее тельце, выходит куда-то наружу, в мороз и буран.
— Где Дождинка? — удивленно спрашивает он у матери наутро.
— Она заснула навсегда, — коротко отвечает целитель, не давая Ряболапе и рта раскрыть. Впрочем, судя по застывшему взгляду, та и не стремится.
Вместо необъятного неба в этот день Градику снится невесомая белая муть со всех сторон, из которой он напрасно ищет выход. Вокруг него сталкиваются противоречивые ветра, а он только и может, вытягивая задние кромки крыльев, спускаться все ниже, в надежде, что за бесконечным облачным туманом покажется земля.
* * *
Градику три луны. Холод проникает ему под шерсть, под обтянувшую кости кожу, и стискивает в своих когтях сердце — с каждым часом все сильнее, постепенно замедляя его ритм и навевая обманчивую сонливость. И Градик, не осознавая этого, все чаще забывается сном, как делала это до него Дождинка, чтобы хотя бы несколько часов не замечать голодной рези в животе и вялости во всем теле, чтобы вновь оказаться где-то в бесконечном небе с ослепительно ярким солнцем и нестись в неизвестном и в то же время строго заданном направлении, чувствуя, как упруго поддерживает под негнущиеся крылья воздух — с каждым разом сны становятся все четче, все красочнее. Градик постепенно начинает понимать, что в этих снах он — не кот, а большая диковинная птица с вечно распростертыми крыльями.
Однажды на грани сна и яви ему чудится странный, без интонаций и тембра шепот чуть в стороне:
— Он то «просыпается», то «засыпает». Как такое возможно?
Градик просыпается с тихим вскриком, чувствуя, как заполошно стучит сердце, еще недавно готовое совсем остановиться.
* * *
Градику три с четвертью луны, когда с теплым ветром в племена приходит сезон Юных Листьев. Племя Теней, измученное, поредевшее, горячо благодарит Звездное племя за то, что оно сжалилось над ними, и Градику странно и дико видеть это. Он не понимает, как бесчисленные огоньки звезд в небе связаны с душами предков, не понимает, как эти огоньки, неимоверно далекие, могут влиять на жизнь живущих котов.
Но он не спешит делиться с кем-либо своим непониманием.
Во сне он взлетает за облака, в чернильно-темное ночное небо с непривычным звездным рисунком. И только на высоте, под свист разреженного воздуха, к нему приходит понимание, что эти звезды, на самом деле даже не мерцающие, не имеют ничего общего со Звездным племенем — слишком они безжизненны.
* * *
Градику четыре луны, и он в лоб спрашивает у Снежноухой:
— Что такое Последнее Испытание?
— Перед тем, как оруженосец станет воином, Звездное племя проверяет его мысли — нет ли у него злых помыслов, — тон старейшины ласков, но ее глаза похожи на две ярко-голубые льдинки.
— А если есть? — вопрос звучит сдавленно, частичка холода из глаз Снежноухой словно передается и Градику, заставляя его редкую котеночью шерстку встать дыбом.
— Тогда оно уничтожит эти помыслы, — улыбка старейшины выглядит натянутой. — Не бойся, на моей памяти еще не было ни одного оруженосца, который бы не прошел Испытание.
Градик уже привык к холоду в своих снах, но в эту ночь все не так. Мороз не обжигает, а медленно проникает внутрь, выпивая последние крохи тепла, и снег не хлещет по твердой шкуре, а налипает на нее ненужной обузой, тяжелит вечно раскинутые крылья.
* * *
Градику пять с половиной лун. Племя Теней постепенно оправляется от последствий страшного мороза и голода. Оруженосцы возобновляют тренировки, невзирая на то, что и они, и их наставники по-прежнему измотаны до предела и буквально валятся с лап. Неведомо как ухитряется сдать охотничье и боевое испытания Кленохвост, совсем уже взрослый оруженосец, которого посвятили бы в воины еще три луны назад, если бы не морозы. Все племя замирает в нетерпеливом ожидании, когда холодным апрельским утром один из воинов, Ледопят, уводит рыжего оруженосца к Лунному озеру, чтобы предки, согласно обычаю, во время Последнего Испытания одобрили его становление воином.
…Возвращаются они на следующее утро. Сумрачные коты выдыхают с облегчением, узнав, что Лунное озеро уже оттаяло, и замирают, увидев, что стало с Кленохвостом. Он почти не стоит на лапах, его взгляд устремлен в никуда, а из приоткрытой пасти на землю тянется ниточка слюны.
— Звездное племя отвергло его, — коротко отвечает на так и не прозвучавшие вопросы Ледопят.
— Почему? — шепотом спрашивает Градик у стоящего рядом Тусклоцвета. Целитель еле заметно дергает ухом и повторяет слова Ледопята:
— Звезды отвергли его.
Градик понимает, что объяснений он не дождется.
Кленохвост умирает через пятнадцать дней. Церемонию прощания не проводят, хотя ничто не мешает этому.
Ничто, кроме негласного запрета Звездного племени.
Градику остается только гадать, куда же попадет душа рыжего оруженосца.
* * *
Градику — теперь уже оруженосцу Градолапу — семь лун, и он впервые видит Птицу, одну из тех, чьи гнезда находятся где-то за территориями племен, одну из тех, кто с оглушительными рокочущими криками разрезает небо почти каждый день.
Внезапный нарастающий гул застает его врасплох, он вскидывает голову и замирает, когда солнце над ним с громоподобным криком на секунду закрывает огромная крылатая тень, невозможно знакомая.
Он уже видел таких Птиц в своих снах. Он сам был такой Птицей.
— Не смотри! — от увесистой оплеухи подскочившего Ветрокрыла — или от крика Птицы? — звенит в ушах, мир расплывается. Градолап ошалело моргает:
— За что?!
— На них, — воин резко кивает на исчезающую за лесом Птицу, — нельзя смотреть.
…Он оруженосец, а оруженосцу не пристало слушать россказни стариков, но этим же вечером Градолап приходит в палатку старейшин с одним-единственным вопросом:
— Почему на Птиц нельзя смотреть?
— На каких птиц? — непонимающе склоняет голову набок Кедрогрив.
— Ты про тех, что летают над лесом? — вдруг открывает глаза Снежноухая, и оруженосец не впервые поражается их глубокой синеве. — Считают, что они могут украсть разум. Ты слышал про Щуку?
— Снежноухая… — низко-угрожающе начинает Кедрогрив.
— Что? — старейшина смотрит на него в упор. — Разве она не была частью нашего племени? Нам не объяснили причин запретов, нам просто сказали — на Птиц смотреть нельзя! И мы приняли это, как должное, даже не спрашивая, почему. Как приняли Последнее Испытание…
— Так кто такая Щука? — осторожно встревает в разговор Градолап.
— Обычная глупая кошка, которую любовь к Птицам довела до безумия, — глухо рыкает Кедрогрив, топорща поблекшую от старости шерсть на загривке.
— Воительница, которой было место не здесь, в прогнившем до сердцевины племени, и даже не на бескрайних пустошах племени Ветра, — с теми же интонациями Снежноухая обычно рассказывает сказки. — Она очень любила наблюдать за Птицами. Но однажды ей повстречалась Птица, не такая, как остальные, маленькая и быстрая. И считают, что именно она лишила Щуку разума.
— Как? — непонимающе моргает Градолап.
— Все было как обычно, а на следующее утро, — Снежноухая неспешно заносит лапу над березовым листком, неведомо как попавшим в палатку, — ее голова была пуста, как у новорожденного котенка. Она обезумела.
Ее белая лапа с выпущенными когтями с размаху обрушивается на лист, точно это мышь, и оруженосец вздрагивает от неожиданности.
…В эту ночь он впервые обращается к другим Птицам, воспользовавшись тем, что неподвижно стоит на земле, а не несется в небесах.
— Отзовитесь! — его выкрик нельзя назвать звуком в привычном понимании, это мыслеобраз, адресованный Птицам — и только им. Но блестящие в солнечных лучах крылатые рядом не отвечают, зато отзывается стайка маленьких Птиц из ближней заводи — они щебечут что-то малопонятное, наперебой пищат, как еще не научившиеся говорить котята или птенцы. Градолап, даже слегка оглушенный потоком невнятной информации, закрывается, обрывает установленный было контакт.
И именно поэтому он не замечает пристального «ментального взгляда» от темно-серой Птицы, сидящей в стороне, и «не слышит» последовавшего за ним вопроса — точно таким же голосом без интонаций и тембра:
— Что ты такое?
* * *
Градолапу девять лун, и он все чаще ловит на себе полный невыразимой нежности и тоски взгляд матери. Поначалу в нем каждый раз зарождается отчаянное желание подойти, прижаться, вдохнуть такой родной запах и почувствовать себя крохотным котенком — тем, у которого еще жива была сестра и который не мучился от холода и голода.
Но каждый раз Ряболапа спешит разорвать зрительный контакт, словно стыдясь собственных чувств.
Объясняют все случайно подслушанные им слова Кедрогрива:
— Снежка, ты замечала, как Градолап похож на своего отца?
— Вырастет — вообще будет не отличить, — отзывается Снежноухая. — И не называй меня «Снежкой»!
«Она видит во мне лишь Бурелапа».
В груди у оруженосца после этого надолго поселяется холодный комок обиды, вытесняя собой все остальные чувства.
Градолап не замечает, что в какой-то момент обида перетекает в постоянное равнодушие, не замечает, как постепенно становится все сдержаннее в эмоциях.
* * *
Градолапу четырнадцать лун, и в самом конце сезона Голых Деревьев он приходит к Звездному племени на Последнее Испытание.
— Удачи, — чуть слышно шепчет ему на ухо Ночесвет, его наставник. Оруженосец опускает веки в коротком знаке благодарности, ложится и вытягивает шею, чтобы коснуться жгуче холодной воды Лунного озера.
…Он открывает глаза посреди пустоши, словно на территории племени Ветра. В траве рассыпаны множество маленьких неярких звездочек, и такие же звездочки усеивают шерсть кота перед ним. Но они ничуть не похожи на звезды в небе — это небольшие расплывчатые огоньки, которые мягко светятся*…
— Звездный Рассвет, — почтительно склоняет голову Градолап, узнавший Сумрачного предводителя, не дожившего до Юных Листьев всего чуть-чуть. Теперь Звездный Рассвет снова молод и здоров, ничуть не напоминая ту исхудалую поблекшую тень, едва не уносимую ветром.
— Я пришел… — начинает он, но его перебивают:
— Мы** знаем. Открой свой разум, Градолап, — мягко мурлычет предводитель, и более всего на свете хочется подчиниться ему. Оруженосец замирает, когда Звездный Рассвет наклоняется, касаясь носом его лба. Где-то в черепе Градолапа словно заводится еж — чужое присутствие щекочет и зудит. А через несколько мгновений щекотка взрывается болью. Оруженосец отчаянно хочет отшатнуться, но лапы не повинуются ему. И он, подчиняясь неведомым инстинктам, пришедшим к нему из снов, от загадочной Птицы, обрушивает по границам своего сознания что-то тяжелое и непробиваемое, похожее на скалу, надежно закрываясь от любого проникновения.
Оглушенный Звездный Рассвет отшатывается, оседая на хвост, чудом не теряет равновесие и сам Градолап. На крохотную долю секунды ему кажется, что в янтарных глазах предводителя он видит страх.
— Убери защиту, — ледяным голосом требует Звездный Рассвет, и в его взгляде пожаром разгорается гнев.
Градолап чувствует, как от священного ужаса все в животе смерзается в ледяной ком. Он знает откуда-то, что Звезды собираются отвергнуть его — точно так же, как Кленохвоста луны и луны назад.
Но вот паника уходит, и оруженосец — или же Птица, которой он становится всякий раз во сне — как никогда четко понимает, что будет сопротивляться и дальше, до последнего. И он идет на неслыханную наглость — выплевывает прямо в морду Звездного Рассвета искаженным до неузнаваемости голосом:
— Не уберу.
И повисает оглушительная тишина, в которой Градолап не столько слышит, сколько читает по губам звездного предводителя:
— Ты сам выбрал смерть.
Через считанное мгновение оруженосцу кажется, что на него обрушилась волна. Он не чувствует своего тела, не может дышать и лишь отчаянным усилием удерживается в сознании, цепляясь за остатки «скалы». Перед внутренним взором стоят полыхающие бешенством и неведомой силой глаза Звездного Рассвета, и Градолап мысленно сжимается в комок, пытаясь выстроить новую защиту или хотя бы ослабить чудовищный напор «волны».
…Его вышвыривает со звездных пустошей сильнейшим толчком — прямо на берег Лунного озера, обратно в собственное тело, сотрясаемое дрожью от холода ночи. И вряд ли только от него.
— Ты в порядке, Градолап? — Ночесвет подставляет ему, едва стоящему на лапах, плечо.
— Да, — собственный голос кажется коту похожим на шелест листьев, но еще тише он становится в момент чудовищной лжи: — Меня теперь зовут Град.
…После ночного бдения, без сил упав на подстилку в палатке воинов, он забывается сном. И, словно в награду за то, что он справился — пусть и не так, как от него ожидали — ему видится бескрайняя синь неба со всех сторон, безграничный океан внизу и огненно-многоцветный рассвет над левым крылом.
* * *
Граду восемнадцать лун, когда в дождливый, промозглый сезон Зеленых Листьев в племена приходит сначала Белый, а потом и Зеленый кашель. Сумрачный целитель сбивается с лап в поисках лекарственных трав в превратившемся в болото лесу.
Одним утром Крапивная Звезда подзывает к себе Града и коротко сообщает:
— Тусклоцвет просил тебя помочь ему с поисками трав.
…Довольно быстро Град перестает понимать, как именно он должен был помочь целителю — в вездесущем запахе мокрой земли теряются любые другие ароматы. Напрягает его и поведение Тусклоцвета — тот постоянно оглядывается на него и старается не упускать из виду.
— Как прошло твое Последнее Испытание? — спрашивает он будто невзначай.
— Об этом не положено рассказывать, — отзывается Град.
— Целителям — положено, — непреклонно произносит Тусклоцвет. — Ведь Звезды не приняли тебя, а, Градолап?
Град ощущает, как шерсть вдоль позвоночника начинает вставать дыбом, и в отчаянной попытке солгать бросает почти лениво:
— Не понимаю, о чем ты. Вряд ли мое Испытание существенно отличалось от Испытаний у других.
— Ну-ну, — с жутковатой усмешкой щурит бесцветные глаза целитель. — Посмотрим, что скажет Крапивная Звезда после похода к Лунному озеру.
Град на несколько минут всерьез задумывается об убийстве Тусклоцвета, но вскоре с отвращением отметает эту мысль. Даже сделав так, он не сможет заставить Звездное племя замолчать.
В эту ночь Граду снится серый, потерявший все краски под дождем муравейник Двуногих, скользкая от воды бетонная полоса и омерзительно теплые после холода высот капли, стекающие по шкуре.
* * *
Граду восемнадцать с половиной лун, когда болезнь уносит жизнь Снежноухой.
Воин держится до последнего, давя все эмоции в зародыше теперь уже сознательно, но, когда он в последний раз прикасается к телу старейшины, помогая соплеменникам опустить ее в яму, его оглушает, притупляя реальность, чувство потери.
Он слишком хорошо понимает, что Звездное племя не примет Снежноухую, пришедшую издалека, из-под других небес. Старое Звездное племя времен Путешествия к Месту-где-тонет-солнце, то могло бы так поступить — ведь принял же Ласточку Клан Бесконечной Охоты! — но ждать подобного от нынешних Звезд попросту глупо.
Как глупо ждать и того, что после смерти Звезды примут его самого.
Это понимание в какой-то мере даже помогает справиться с рвущимися наружу, как река в половодье, эмоциями.
Во сне он наконец-то оставляет позади и внизу серый, вечно дождливый город, вновь окунаясь в ледяную синеву неба.
* * *
Граду двадцать лун, когда непоправимое все же случается — Крапивная Звезда, измученная неведомыми ему сомнениями, уходит к Лунному озеру. А возвращается с полыхающими яростью глазами — и сразу, от входа в лагерь, рычит:
— Град, как ты посмел!..
В разгар солнечного дня воину резко становится холодно — кажется, его обман только что был раскрыт не без помощи Звездного племени, которое чуть ли не больше всех было в этом заинтересовано. И, похоже, не без помощи Тусклоцвета…
— Как я посмел выжить? — бесстрастно уточняет он, не видя смысла отпираться. В упор смотрит на предводительницу и выдает немыслимо наглое: — Видимо, Звездное племя плохо старалось.
Его шкура, кажется, вот-вот задымится под пристально-изумленными взглядами соплеменников. Тусклоцвет безликой тенью выскальзывает из своей палатки и подходит к сгрудившимся Сумрачным котам. Краем уха Град слышит что-то о Последнем Испытании и недовольстве Звезд, после чего взгляды становятся неприкрыто угрожающими.
Крапивная Звезда наконец вновь обретает дар речи:
— Звездное племя потребовало твоего изгнания! — и прибавляет, явно уже от себя: — Такой падали не место в племенах.
— О да, не сомневаюсь, — обнажает клыки в усмешке Град. Ему вдруг становится легко-легко, как в снах — когда, проваливаясь в воздушную яму, еще не успел достигнуть ее «дна» и потому наслаждаешься своим почти-падением. — Я удивлен, что Звезды тянули королеву за хвост так долго.
— Замолчи, лисье дерьмо! — выплевывает Крапивная Звезда с перекошенной от бешенства мордой. — С сегодняшнего дня тебе запрещено ступать на территорию племени Теней, и любой, кто увидит нарушение, будет вправе, нет, будет обязан убить тебя!
Град уже не понимает, где в словах предводительницы воля Звезд, а где ее собственная ярость. Но и не стремится понять.
— И еще кое-что. Я лишаю тебя незаконно взятого имени. Проваливай, Безымянный, и не вздумай возвращаться!
Град — нет, теперь уже Безымянный, — задерживается лишь на миг, чтобы взглянуть на теперь-уже-не-его племя. В разноцветье глаз Сумрачных котов — страх, пустота равнодушия и тлеющая злость. Они не выясняют подробностей произошедшего, не расспрашивают Тусклоцвета… «Им просто сказали, что я нарушил запрет Звезд, и они приняли это как должное».
Снежноухая могла бы смотреть на него иначе. Если бы была жива.
Пропахший хвоей лагерь остается у него за спиной. Два воина, две темных тени беззвучно выбегают следом, чтобы удостовериться, что он не намерен задерживаться на территории племени.
Безымянный даже не думает о том, чтобы примкнуть к какому-либо из трех других племен. Крапивная Звезда оставалась верна привычке говорить четко и недвусмысленно даже в ярости, и не зря она сказала, что ему не место в племенах. В самом деле, он охотнее найдет Морское племя из сказок Снежноухой — впрочем, а сказок ли? — чем останется на этих землях, под небесами, принадлежащими параноидальному, пусть и очень могущественному Звездному племени.
Что же до имени… теперь никто не вправе указывать ему, как называться. Так почему бы не взять себе имя Птицы из снов — не длинный уникальный номер, а то имя, которым его иногда называют Двуногие?
— Бальмонт… — задумчиво проговаривает себе под нос изгнанник, заставляя двух воинов позади него недоуменно переглянуться. — Константин Бальмонт… почему бы и нет?
Имя звучит непонятно, как и многие имена, данные Двуногими, но очень знакомо. И изгнанник понимает, что вполне готов откликаться на него и называть себя именно так.
Граница остается позади. Воины еще какое-то время смотрят ему вслед — он чувствует это затылком, хвостом и всей спиной — но потом разворачиваются и скрываются в вечерних тенях, не оставляя в память о себе ничего, кроме запаха. Изгнанник даже не оглядывается в ту сторону, не видя в этом смысла.
Бальмонту, наяву — коту и в снах — самолету, двадцать лун, и перед ним открыт бескрайний, необъятный мир.
Примечания:
*В этой АУ — огни святого Эльма.
**Чем больше времени умерший проводит в Звездном племени, тем сильнее «размывается» его личность и тем чаще он вместо «я» говорит «мы».
«К.Бальмонт» (Boeing 777-300ER) — реально существующий самолет.