To boldly go

По итогам долгих размышлений все-таки завела себе Телеграм-канал. Залетайте!
(Стр-рашно экслюзивный контент обещать не могу, но буду стараться... хотя и весьма слабо представляю, как вообще полагается вести каналы))

@темы: инфопост

---

Спецагентские будни

В пустоте не слышно крика

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: драббл (935 слов)
Герои: Невер, Алиса, Илья
Метки: ангст, дарк, мистика, отклонения от канона, ужасы, упоминания алкоголя, фантастика, хронофантастика, временная смерть персонажа, открытый финал
Саммари:
Их нашла явившаяся на сигнал бедствия медбригада организации. К тому времени выдохлись они оба: и бьющийся в судорогах необъяснимо седой Илья, захлебывающийся сиплым криком, и удерживающий его Невер.
Примечания:
Узаконенные каноном игры с квантовой физикой и научно-легальный способ воскрешения свежеумерших — это, конечно, прекрасно. Но что если эта палка раз в энное время стреляет не тем концом?
P.S. Если вам мерещится, что в фике есть лавкрафтианские мотивы — вам не мерещится.

*****
Алиса почти не медлит, разблокируя дверь кабинета Невера универсальным кодом доступа. Судя по изображению с камеры, с обитателем кабинета все в порядке — точнее, настолько в порядке, насколько это сейчас возможно. Но так было пять минут назад, когда она подключалась к системе видеонаблюдения.

…Сейчас расстановка сил внутри точно та же.

Сгорбившийся за столом агент не поднимает голову, не шевелится, вообще никак не реагирует на ее вторжение. Вернее всего — даже не замечает. И одна-единственная деталь в его облике разительно отличается от привычной, и это не списать на яркое искусственное освещение.

Алиса переступает порог, чуть громче необходимого стукнув об пол каблуком.

* * *
Члены полевого спецподразделения «Эпсилона» устойчивы к воздействию инвертирующего излучения.

Это — данность, основной критерий вербовки в полевые агенты. Они — единственные, кто полностью сохраняет память после белой вспышки инвертора, после выстрела по ним из реверса в стандартном режиме, после выхода из-под прикрытия стационарной реверсирующей установки.

Есть ровно одно исключение, лишь подтверждающее правило: если реверсировать умершего не позднее двадцати минут назад агента, он не будет помнить ничего… такого. Даже типичных предсмертных галлюцинаций, если они и были.

«Дело в остановке всех жизненных процессов и всем таком прочем. После смерти помнить нечего и нечему», — объяснял Неверу его наставник не один десяток лет назад.

Только это неправда. Помнить есть что, помнить есть чему. И иногда — никому не известно, в каких случаях и по каким причинам, — эти воспоминания сохраняются.

Каждое «чудесное воскрешение» — на самом деле та еще русская рулетка.

Невер делает очередной глоток из фляжки, едва чувствуя, как спиртное обжигает горло и огнем прокатывается по пищеводу. Он затрудняется сказать, сколько выпил, но он все еще неестественно, ужасающе трезв. И он все еще помнит.

В стенах «Эпсилона» ходит множество баек, анекдотов и страшных историй родом с миссий; человеческий цинизм стоит на страже здравого рассудка.

Однако об этом феномене не рассказывают. И знают про него лишь те, кому не повезло стать его инициатором или свидетелем.

Его наставник — не знал.

В неравном сражении с нескладной обезьяноподобной тварью — как оказалось, она обладала способностями к телепортации и без конца «прыгала» с места на место, — Неверу было не до наблюдений. Когда его напарник, не успев убраться из-под удара огромной когтистой лапы, рухнул замертво с раскроенным черепом, Невер сделал единственное, что ему оставалось: переключил реверс в стандартный режим и произвел выстрел.

Реверсируемого Илью задом наперед унесло прочь с поля боя, в лесные заросли. Невер ожидал, что он быстро сориентируется и вернется, но этого все не происходило и не происходило. Мелькнула нехорошая мысль, что тварь может быть не одна.

Пришлось справляться в одиночку, хоть это и было кратно тяжелее. Он отступал, увертывался и снова отступал, выцеливал существо, но никак не мог попасть и лишь валил выстрелами деревья. Переломить ход сражения помогло только открытие, что тварь перед «прыжком» всегда смотрела в его конечную точку.

А когда она, подстреленная в самом начале телепортации и ей же расщепленная в неприглядное месиво, прекратила двигаться, и на поляне стало тихо, Невер впервые расслышал истошный, полный неизбывного ужаса крик из кустов.

Зафиксировать показания пострадавших об увиденном «по ту сторону» не представляется возможным — по одной простой причине, в отчетах называемой «необратимыми изменениями психики» и «молниеносной деградацией личности». Эти несчастные возвращаются из-за грани полностью безумными.

Невер знал, как это выглядит. Пятнадцать лет назад агент Джефф погиб в самом центре аномальной зоны, его реверсировали, и на глазах у всего отряда с ним случилось что-то, что было хуже смерти.

Это вселяло первобытный, до печенок пробирающий ужас, минуя рациональное мышление.

Ни одному из них по завершении миссии не стерли память о том событии, хотя процедура, действующая в том числе и на агентов, существовала. Невер сам запретил себе вспоминать — ради сохранения здравомыслия.

Их нашла явившаяся на сигнал бедствия медбригада организации. К тому времени выдохлись они оба: и бьющийся в судорогах необъяснимо седой Илья, захлебывающийся сиплым криком, и удерживающий его Невер.

В вертолете Невер далеко не сразу смог открыть глаза. Хоть раз взглянуть в сторону того, что осталось от его напарника — не смог вовсе. Мешала память об увиденном пятнадцать лет назад и сейчас. Теперь это, жадное и голодное, жило на дне зрачков Ильи — и, бесконечно жуткое в своей неправильности, все пыталось выбраться наружу.

А Илья продолжал кричать, даже давно сорвав голос.

* * *
— Невер, мне нужен от тебя отчет по миссии, — Алиса говорит мягко, но под этой мягкостью искусно запрятан металл. — Не ради формальностей.

— Погибли гражданские, — трезвый как стекло Невер не спрашивает — утверждает, все так же не поднимая взгляда от поверхности стола и до побеления костяшек стиснув кулаки.

Он не смотрит на нее напрямую, но Алиса все равно кивает и конкретизирует:

— При вскрытии существа ученые обнаружили человеческие останки. В данный момент проводится идентификация и выявление ключевой точки в прошлом.

— Алиса, отправь меня на его ликвидацию, — ожидаемо просит Невер. В его голосе нет ни единой эмоции, зато во вскинутом взгляде их — через край; долг идет рука об руку с отчаянным желанием собственноручно перечеркнуть сегодняшний кошмар, сделать так, чтобы всего этого не произошло.

— То, что случилось с агентом Нео… — под пальцами Невера трещит высококачественный пластик стола, но Алиса даже не сбивается, — это еще одно проявление влияния аномальной зоны. Ее уровень опасности гораздо выше, чем предполагал отдел наблюдения. А ты тоже находился в ней и потому подвержен тому же риску.

В наступившей тишине тиканье настенных часов кажется оглушительно громким. Невер опять старательно не смотрит на начальницу, закаменев лицом и линией плеч: он подчинился ее решению.

— Мне понадобится записывающее устройство. И пять минут, — он говорит рублено и через силу. — Для отчета.

Алиса с готовностью протягивает ему коробочку диктофона, роняет в подставленную ладонь, избегая прикосновения кожа к коже — и отворачивается.

Отворачивается для того, чтобы дать разваливающемуся на части агенту — агенту, который так и останется в этой непереписанной ветке событий, — хоть немного уединения и возможность сохранить лицо.

И для того, чтобы не видеть его склоненной головы, густо запорошенной сединой.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

Никогда не говори навсегда

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (685 слов)
Герои: Невер, Кира, Илья, Алиса
Метки: AU, отклонения от канона, спецагенты, тайные организации, телепатия, фантастика, элементы ангста
Саммари:
«Пополнение» является точно к назначенному времени.
— Агент… — начинает Невер, слыша у двери кабинета шаги, поднимает взгляд от экрана компьютера и замирает — кажется, забыв моргать.
— Эвер, — подсказывают ему.
Примечания:
Внезапнодраббл. Немножко ангста, немножко законов военного времени, немножко «Эпсилона» старого образца.
P.S. Техногений Марк в этой АУ восприимчив к инвертору (в каноне, судя по всему, обратная ситуация).

*****
Судьба временами оказывается той еще бессердечной тварью.

На неугомонную рыжую девчонку с вытравленной из памяти фамилией, в отличие от ее отца, не действует инвертор. Невер рад бы списать это на очередные вызванные объектом проблемы с электроникой, но двое мальчишек примерно того же возраста, неподвижно замерших рядом с ней, служат надежным опровержением.

— Что ты с ними сделал?! — вспыхивает девчонка, бесстрашно-воинственно глядя на него снизу вверх.

— Это то, о чем я думаю? — осторожно спрашивает Илья ему под руку.

Это гораздо больше, чем он думает. Об основном он догадался, — с показательно выходящим за рамки поведением Невера это было нетрудно, — но узнать о подробностях родственных связей напарника он просто не мог, отсутствовали источники информации.

* * *
— Отныне твой позывной — Эвер.

«Ну Алиса, ну удружила». Почему об их родстве должен знать весь штаб? Месть начальницы выглядит откровенно несоразмерной его дезинформирующему поведению на миссии.

О причинах последнего он снова наполовину солгал, наполовину недоговорил Илье — так же, как и полтора года назад. Эта миссия не являлась самоволкой, а у него был четкий, но без единой детали дополнительный приказ сверху — произвести вербовку.

Глаза девчонки — Киры — Эвер — горят восторженным огнем. Тем хуже для нее: вступая в «Эпсилон», лучше не иметь завышенных ожиданий.

Илье в начале службы, можно сказать, повезло: его сразу бросили из огня да в полымя миссий, которые и обеспечили большую часть психологической и физической подготовки.

Девчонку, еще даже близко не повзрослевшую, не допустят до реальных заданий — но будут безжалостно гонять, приспосабливая ее тело, психику и ум к запредельным нагрузкам будущей работы. Так же, как когда-то гоняли самого Невера, одновременно вдалбливая мысль, что другой жизни у него не было, нет и не будет.

— Агент Инди будет твоим напарником.

…А еще у Ильи с первой официальной миссии был наставник, которого он знал — настолько, насколько Невер мог себе позволить открыться на задании и почти незнакомому человеку.

Конечно, ни его, ни Илью не отправили бы обучать девчонку. Они — сработанный тандем, они нужнее на передовой, Илья недостаточно опытен, а он сам эмоционально скомпрометирован.

* * *
Последующие три года из-за бесконечной войны и возвращений в прошлое для Невера растягиваются на все четыре.

— Вот еще что, — вспоминает Алиса под конец совещания, уже не поднимая голову от бумаг, и сообщает как будто между делом: — У нас в отделе пополнение из периферийного штаба, возьмешь ее на миссию.

Невер болезненно-привычно сжимает пальцами переносицу — усталость въелась ему, кажется, в самые кости:

— Алис, я же говорил, что работаю один.

Их с Ильей звено вместе со многими другими вот уже год как расформировали — нагрузка на полевое подразделение была слишком велика для того, чтобы два агента первого уровня по-прежнему могли работать вместе. А поскольку вариант обучать «зелень», не знающую, с какого конца держаться за реверс, для Невера был неприемлем, пришлось снова привыкать обходиться без прикрытия за спиной.

— Она из тех, кого завербовали в детстве, — Алиса размашистым жестом ставит на отчете свою подпись, словно отмахиваясь от возражений Невера. В воздухе так и повисает невысказанное «тебе ли не знать, какой уровень подготовки это означает».

…Уже в коридоре Невер понимает, что забыл спросить у начальницы позывной «пополнения». Возвращаться и уточнять — некогда, припоминать списки завербованных за последние годы — бесполезное занятие. Придется спрашивать напрямую.

* * *
«Пополнение» является точно к назначенному времени.

— Агент… — начинает Невер, слыша у двери кабинета шаги, поднимает взгляд от экрана компьютера и замирает — кажется, забыв моргать.

— Эвер, — подсказывают ему.

Невер, узнавший новоприбывшую интуитивно, еще по походке, — до того, как шевельнулся, — верит и не верит собственным глазам. В ней есть что-то от той прежней Киры — но самая малость. Огненно-рыжие волосы — короткий ежик вместо двух толстых кос. Порывистость и резкость в движениях — четко выверенных, а не подростково-неуклюжих. И, конечно, глаза — зеленые-зеленые.

— Кира, — произносит он, сам не зная, нарочно или случайно.

— Агент Эвер, — заученно отчеканивает она, смутно знакомым непокорным движением вздернув подбородок.

Нескольких лет обращения исключительно по позывному и пары нехитрых, но действенных приемов вполне достаточно, чтобы прежний условный рефлекс сошел на нет. Невер помнит это по себе — и ставит мысленную зарубку, почти директиву, больше не пытаться.

— Агент Невер, — представляется он, получая в ответ кивок: информация обработана и принята к сведению.

Характерная для полевого подразделения резистентность(1) нервной системы к инвертирующему излучению вовсе не означает, что память агента нельзя изменить.

Эвер снова ни о чем не догадывается, как не догадывалась при самом первом контакте.


Примечания:
(1) Резистентность = устойчивость, невосприимчивость.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Смена дизайна в связи с техническими шоколадками

Утро добрым не бывает (с). Иначе говоря, обнаружилось, что старому лаконичному дизайну дневника внезапно поплохело, и моя аватарка во всех записях превратилась в мутировавшую тыкву.

Выглядело это как-то так.

Выглядело это как-то так:

Не сказать, что меня сильно греет новый дизайн, но он хотя бы работает как надо. Вроде бы. Наверное...))

@темы: инфопост

---

Спецагентские будни

Свой-чужой

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (1115 слов)
Герои: ОМП (Виктор), ОЖП (Бренна), ОМП (Ио)
Метки: artfic, вымышленные существа, живые машины, как ориджинал, мистика, спецагенты, тайные организации, телепатия, фантастика, галлюцинации / иллюзии
Саммари:
— Что ты такое?! — выплевывает он твари прямо в лицо и почти досадует, когда выражение оного не меняется ни на йоту.
— Помощь. Которую ты старательно сводишь на нет.
Ее глаза — тоже очевидно нечеловеческие, без радужки и с залитым резким серебром белком.
— Это иллюзия. И ты, убегая, забираешься в нее все глубже.
Примечания:
Фанарт, по которому был написан фанфик, можно глянуть здесь.
P.S. Работа в прямом смысле писалась как ориджинал, поэтому все специфично-демаскирующие термины пришлось опустить... и заменить другими, самопальными))
P.P.S.

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
Сложнее всего — не позволять себе срываться на бег. Не давать тому, что позади, повода для атаки, как его стараются не давать угрожающе рычащей псине.
Но для псины эта тварь слишком терпелива, — по прикидкам Виктора, она гонит его примерно с середины дня, — и слишком гуманоидна.

Под ногами — плотный пружинящий ковер из мха, травы и опавших игл. Шагать удобно, не то что по болоту, но нынешний темп он сможет поддерживать еще максимум час. Мышцы уже ноют — едва выносимо.

Недурно было бы найти что-нибудь получше сосняка, в котором даже на дерево не влезешь — чересчур гладкие стволы… Но в этом лесу и в этих горах, похоже, его мечта несбыточна. А потому остается отступать, невольно жалея об отсутствии под рукой привычного оружия.

Выбрался в отпуск на природу, называется.

Надвигается закат, и с каждой минутой небо все сильнее светлеет, а на рыжую кору сосен ложатся оранжевые же лучи. Тени удлиняются, и по временам тварь, с ног до головы серая, совсем пропадает в них.

…Каменистая тропа попадается ему так же внезапно, как исчезла утром. Ее присутствие издалека выдает тонкий аромат полевых цветов; покрывающие обочину заросли — густые, по щиколотку и все в сиреневом пуху соцветий.

— Стой! — окликает его резкий голос. Виктор от неожиданности едва не оступается прямо в мелкоцветочный куст и спешно оборачивается. Так и есть: серая тварь сократила дистанцию с полусотни метров до десяти.

Вблизи она кажется почти неотличимой от женщины лет тридцати, однако неладное выдают пепельно-серые короткие волосы и серый же комбинезон, на шее сливающийся с кожей.

— Пошла к черту, — огрызается он и тут же одергивает себя. Докатился, спецагент — с аномальными тварями разговаривает.

Впереди лес — и тропа вместе с ним, — уходит вниз со склоном. А дальше — горы, горы и еще раз горы, и солнце клонится к изрезанной пиками линии горизонта, и немалая часть долин уже скрыта синими тенями.

Плохо.

— Агент Виктор, стоять! — рявкают сзади командирским тоном, но все тем же нечеловеческим голосом с металлическими нотками, отчего он лишь прибавляет шагу.

Вдвойне плохо. Тварь разумная и, по-видимому, с зачатками телепатии. Группе зачистки придется спалить здесь все с воздуха, чтобы избежать контакта. Если, конечно, он вообще сможет сообщить в штаб об аномалии…

В его плечо стальной хваткой вцепляется тонкая рука. Как он успевает заметить, прежде чем инстинктивно рвануться вперед — в прямом смысле стальной: кожа твари на солнечном свету отливает металлом.

Попытка бегства позорно проваливается. Попытка ударить — тоже. А тварь делает что-то совсем странное: не разжимая намертво стиснутых пальцев, она принимается монотонно озвучивать подробности его личного дела. И до брыкающегося Виктора даже в боевом угаре смутно доходит, что половину из услышанного он сам о себе не знал.

Значит, не телепатия.

— Что ты такое?! — выплевывает он твари прямо в лицо и почти досадует, когда выражение оного не меняется ни на йоту.

— Помощь. Которую ты старательно сводишь на нет.

Ее глаза — тоже очевидно нечеловеческие, без радужки и с залитым резким серебром белком.

— Это иллюзия. И ты, убегая, забираешься в нее все глубже.

Не разрывая зрительного контакта, Виктор впивается ногтями в ладони — до боли и, кажется, крови. Самый простой способ проверить происходящее на иллюзорность — только вот ему ли не знать, что это работает далеко не всегда?

— Смотри же! — тварь скалит зубы, для человека слишком острые. — И наблюдай! В этой картине десятки изъянов!

И одним стремительным движением она разворачивает его, как манекен, ставя лицом к склону и закату.

И Виктор поневоле смотрит, выцепляя странности боковым зрением — иначе никак, ведь при прямом взгляде, как он понимает в первые же секунды, все вновь кажется единственно правильным.

И пейзаж действительно рассыпается, а из прорех реальности скалится чертовщина: неестественно искривленные кроны сосен, растущие прямо на камне яркие цветы и блеск в лесу чего-то, чего там определенно не должно быть.

— Теперь-то ты мне веришь? — рокочет ему на ухо тварь. — Не можешь помочь тебя вытащить — хотя бы не мешай.

И мир искривляется, течет, как промокшая акварель, а под ним оказывается лишь непроницаемая чернота.

* * *
Приходить в сознание — больно, кожу жжет будто огнем. Еще не разлепив до конца глаза и не сфокусировав зрение, Виктор рвется прочь от этой боли, и что-то трещит, отпуская его. Шею, лицо снова обжигает; с внезапным чувством гадливости он отряхивается руками в плотных перчатках — и на землю спадают тонкие нити наподобие грибных гиф.

Отшатнувшись, Виктор озирается. Сосновый лес перед ним, несмотря на утреннее солнце, полускрыт тенью: бесцветная не-грибная паутина — подлежащий устранению аномальный объект, вспоминает он, — укрывает деревья и землю плотным рваным пологом, и полог этот кончается как раз там, где лежал Виктор, сохранилось даже пятно по форме его тела.

Чуть дальше над зараженной землей выступает несколько продолговатых холмиков. Судя по расстоянию до них… это бывшие члены разведотряда три-три-один-Дельта. Его разведотряда.

Виктор не успевает даже в полной мере почувствовать омерзение и горечь, как непрекращающийся шум в ушах, ранее ошибочно принимаемый им за последствия контакта с аномалией, меняет тональность, и сквозь него пробивается знакомый по галлюцинации низкий женский голос не-твари:

«Двигайся оттуда, быстро. Примерно в двух тысячах метров строго на север есть большая поляна, Ио подберет тебя с нее».

Одновременно где-то на фоне речитативом-докладом звучит множество чисел, отбивающихся мгновениями почти полной тишины.

Виктор машинально протягивает руку к несуществующему наушнику — и запоздало вспоминает, что их в этот раз снабдили лишь стандартными переговорными устройствами.

«Кратчайшая связь?» — второй голос — у него в голове? — звучит до того жестко и холодно, что Виктора пробивает приступ дрожи, как перед высочайшим начальством организации.

«Аномальный объект неразумен, но имеет очень мощный ментальный заслон. Другого способа пробиться с агентом назад, кроме кратчайшей связи, не существовало, — с пулеметной скоростью отзывается первая и вдруг снова замедляет речь до приемлемой: — Агент, шагай. Ты — единственный выживший, а у меня приказ — при любом исходе через двадцать три минуты зачистить тут все».

— Кто вы?! — Виктор запрокидывает голову, будто надеясь разглядеть источник громоподобного рокота.

И — действительно видит в небе промельк острокрылого силуэта Су-35, совпавший с телепатически отрапортованным:

«Спецотряд Бета, звено шесть, я Бренна, он Ио — а теперь шагом марш отсюда!» — и с этим приказом невозможно спорить.

Виктор определенно рад оказаться подальше от не-грибной аномалии, но стоит ему в полной мере осознать услышанное, как у него, бывалого спецагента, лишь чудом не подгибаются ноги, и марш-бросок через лес прерывается, едва начавшись.

Спецотряд Бета — без номера, потому как он был, есть и будет слишком мал, — целиком состоит из разнообразных аномальных существ. «Бетовцев» обыкновенно бросают в бой при уровне опасности не ниже седьмого; «бетовцев» из первых звеньев — при уровне опасности не ниже девятки, потенциального и весьма вероятного конца света.

А он теперь ментально на самом глубинном уровне связан, похоже, сразу с двумя из них.

«Связь будет расторгнута по завершении миссии. Или прямо сейчас — если ты, человек, немедленно не продолжишь движение», — и в стремительной речи Ио на самом деле нет ни капли спешки, только холод и легчайшая угроза — которая бесследно исчезает, как только он снова переключается на… сбор данных и обмен ими со вторым самолетом?

Виктор наполовину всерьез задумывается о том, чтобы согласиться на второй вариант и отправиться выбираться из зоны бомбардировки на своих двоих.

@темы: мои фики, металлические птицы, Люди в черном

---

Мой первый фанфик (зачеркнуто) перевод

Скрытое внутри

Переводчик: Fire Wing
Ссылка на оригинал: what lurks within
Фандом: Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (5635 слов)
Герои: Джон Уотсон, Шерлок Холмс, Джек Стэплтон, Берил Стэплтон
Метки: детектив, мистика, ужасы, упоминания телесного хоррора, ненадежный рассказчик, открытый финал
Саммари:
Это случилось так: я обнаружил, что невольно погружаюсь в некое подобие транса, загипнотизированный отблесками пламени из камина и порождаемыми ими дрожащими и причудливыми тенями, падающими от предметов мебели на стену напротив. Мой разум, и без того измученный напряжением от долгого ожидания, странным образом толковал игру света и тьмы — как будто для моего развлечения разыгрывался непонятный спектакль театра теней.
Мое душевное состояние было таким, что я не сразу заметил, как тени на стене обрели форму. А когда это случилось, парализующий ужас сжал мое сердце, вонзив когти между ребрами.

*****
В эту темную ненастную, как написали бы в романе, ночь меня бросил мой самый близкий друг.

В одиночестве сидел я в спальне давно умершего человека, он же и составлял мне компанию, сурово и изучающе поглядывая на меня сверху вниз из рамы над каминной полкой. У человека были странно разные глаза, один льдисто-голубой, другой темно-карий, оба переданные настолько реалистично, что создавалось впечатление, будто он заглядывал прямиком в душу. Я сознавал, что передо мной всего лишь хорошо нарисованный портрет, но не мог избавиться от тревожного ощущения, что за мной наблюдают.

Снаружи бушевала буря. Мощные раскаты грома были едва слышны из-за воя ветра, а крупные капли дождя стучали в окно так громко и часто, что стекло чудом не разбивалось.

Время от времени комнату освещали вспышки молний, давая мне драгоценное представление об окружающей обстановке. Вот ярким всполохом высветило стоящую в углу большую кровать с балдахином и темно-красными одеялами; вот — новая вспышка — и перед моими глазами возник пыльный письменный стол, заваленный ворохом бумаг. Сам я сидел возле камина в кресле с высокой спинкой, повернувшись так, чтобы со своего места видеть и дверь, и окно. Та же травма ноги, которая сделала меня калекой на войне, теперь не позволяла мне встретить надвигающуюся опасность на своих двоих, не рискуя усугубить и без того острую боль, вызванную плохой погодой.

Оглядываясь назад, я понимаю, что именно травма, не позволившая мне встретить опасность во всеоружии, в конечном итоге спасла мне жизнь.

Это случилось так: я обнаружил, что невольно погружаюсь в некое подобие транса, загипнотизированный отблесками пламени из камина и порождаемыми ими дрожащими и причудливыми тенями, падающими от предметов мебели на стену напротив. Мой разум, и без того измученный напряжением от долгого ожидания, странным образом толковал игру света и тьмы — как будто для моего развлечения разыгрывался непонятный спектакль театра теней.

Мое душевное состояние было таким, что я не сразу заметил, как тени на стене обрели форму. А когда это случилось, парализующий ужас сжал мое сердце, вонзив когти между ребрами.

Читатели, я не пуглив. На самом деле, те немногие, кто после моего возвращения из Афганистана решились остаться моими друзьями, неизменно описывали меня как холодного и безжалостного или «совсем не того Уотсона, которого знали». Последний комментарий часто сопровождался благонамеренным толчком локтем или тычком в руку, жестом, который поспешно обрывался при резком напоминании о моем обезображенном лице, или бинтах, выглядывающих из-под одежды, или афганских ножах, которые я всегда держу при себе.

Да, война изменила меня, как и многих других. Я ступил на каменистые холмы Афганистана двадцатишестилетним молодым человеком, горящим желанием сражаться за Королеву и страну. Я ушел оттуда с телом, душой и идеалами, безвозвратно разрушенными. Я видел — и убивал — ужасы, недоступные пониманию многих людей. Итак, не без оснований, хотя и с некоторой долей сожаления, я говорю, что я не из тех, кого легко напугать.

Однако чувство, охватившее меня той ночью, без сомнения было страхом — медленным, подкрадывающимся, сотканным из льда и тишины. Оно перехватило мое дыхание, пригвоздило меня к креслу. Я едва мог думать, не говоря уже о том, чтобы заставить себя действовать, и поэтому я сидел, пока тени сливались в один силуэт, потом в другой, потом в третий, с каждым разом приближаясь.

Я не думаю, что зверь — существо, чудовище, нечто — увидел меня, потому что я был скрыт от посторонних глаз высокой спинкой кресла. Только когда я услышал тяжелое, хриплое дыхание у самого уха, мой разум, наконец, прояснился настолько, что инстинкты взяли верх. Туман в мыслях развеялся, и я ощутил себя готовым принять бой.

Заставив себя подняться на ноги, я развернулся, чтобы нанести удар сгорбленному силуэту, возвышающемуся над моим креслом. Последовал вопль удивления и боли, пронзительно человеческий, если не считать отзвука звериного рычания, а затем нечто атаковало, и я стал единым целым со своими клинками. Движимый целеустремленной решимостью, я не чувствовал ни боли, ни какого-либо затяжного страха или паники. Я нырнул под конечность, которой оно замахнулось на меня, одновременно полоснув по его телу ножом.

Когда зверь развернулся и сделал выпад в мою сторону, снаружи раздался оглушительный треск. Вспышка молнии залила комнату ярким светом, и всего на мгновение я смог разглядеть лицо моего врага. По сей день я очень жалею об этом.

Черты его были искажены свирепым рычанием, зубы — оскалены, глаза сверкали. У него была огромная неуклюжая фигура, сгорбленная в плечах и согнутая в том, что могло называться бедрами, так что оно передвигалось почти на четвереньках, пригнувшееся и готовое к прыжку. Это было ужасающее и омерзительное зрелище. Представшее передо мной чудовище выглядело почти как человек.

Свет померк, оставив нам только тусклый отблеск угасающего пламени. Тени играли на лице зверя, и я мог поклясться, что он колебался. Этого проявления слабости я и ждал.

Одним быстрым движением я метнулся вперед и вонзил нож в тело зверя лишь слегка дрожащей рукой. Мой противник взвыл в агонии, прыгнув вперед, когда я отступил в сторону. Не встретив препятствия в моем лице, он врезался в камин, разорвав когтями тонкий холст висящего над ним портрета и свалив его на пол. Зверь выпрямился, отступив в тень, а затем исчез.

Внезапно оставшись один, я растерялся. Краткий осмотр стены не дал никаких подсказок относительно того, как существо сбежало, и, поскольку оно не оставило следов, я вряд ли мог пуститься в погоню. Теперь мне оставалось только ждать, пока оно вернется, или отправиться спать. Решение далось мне легко.

Дрожа от избытка адреналина, преследуемый смутными обрывками воспоминаний, я поспешно взял свою трость и захромал к двери, желая только одного — покинуть это ужасное место. Я не обращал внимания на беспорядок, оставшийся после сражения; я просто остановился, чтобы убедиться, что картина находится достаточно далеко от огня и не загорится. Она была в плачевном состоянии, но я не мог найти в себе сил для беспокойства — пронзительная ясность битвы исчезла, оставив мне только изнеможение и боль.

Бросив последний взгляд по сторонам, я направился к выходу. Дверь закрылась с удовлетворенным стуком, и изуродованный портрет сэра Генри Баскервиля снова остался единственным обитателем комнаты.

* * *
Впервые нас с напарником вызвали на болота за два дня до этого. Приношу извинения — я надеюсь, вы простите меня за то, что я не назвал имя моего компаньона. Я не знаю, кто станет обладателем этих записей в будущем, и нельзя быть слишком осторожным в такой профессии, как моя. Я надеюсь, что никто не сможет заполучить эти бумаги, но полагаю, что пишу для кого-то, даже если этот кто-то на данный момент всего лишь я сам.

Как я уже говорил, Дартмурские дебри, расположенные на крайнем юго-западе Нового Альбиона, были хорошо известны двумя вещами: во-первых, грозами, и, во-вторых, тем фактом, что всю местность однозначно населяли привидения.

Меня заинтересовало последнее, — районы с привидениями очень часто нуждались в Охотниках, — но именно первое убедило моего напарника посетить эти места. Видите ли, он обладал довольно странными интересами и, прежде всего, ненасытным любопытством. Он был склонен больше сосредотачиваться на «почему» существа, а не на «как» — то есть на том, как его убить.

Итак, мы отправились в маленький городок Гримпен, мой напарник был нагружен многочисленными приборами собственного изобретения, предназначенными для измерения частоты молнии, резонанса грома или чего-то подобного. Я же просто взял с собой два афганских ножа — смертельно острые, они назывались пеш-кабз. Они бесчисленное множество раз спасали мою жизнь прежде, разя без промаха, и поэтому моя вера в них была абсолютной.

Подготовившись таким образом, мы начали охоту.

Поначалу порядок действий казался относительно несложным: чтобы найти кого-то, готового заплатить нам за избавление города от призраков, сначала требовалось выяснить, что именно третировало Дартмур. К сожалению, это было не так просто, поскольку наши предварительные расспросы выявили один важный и тревожный факт, а именно — что весь Гримпен не мог сойтись во мнении относительно происходившего в городе.

— Говорю вам, это гончая! — взволнованно воскликнула одна женщина, когда ее спросили. Она поставила корзину с бельем, которое развешивала сушиться, и начала дико жестикулировать. — Огромная черная собака, размером с лошадь. Я видела ее своими собственными глазами!

Ее лицо, покрасневшее от волнения, не выражало ожидаемого страха или тревоги. Я сделал несколько пометок, пока она продолжала строить глубокомысленные догадки.

— Должно быть, она когда-то принадлежала королевской особе; может быть, как домашнее животное, охотничья собака или что-то в этом роде. На самом деле, не имею ни малейшего представления, но держу пари, она здесь, чтобы защитить нас. Последний пропавший, этот Фрэнкленд — видите ли, я всегда относилась к нему с подозрением.

Это привлекло внимание моего напарника.

— С подозрением? — переспросил он. Она нетерпеливо кивнула, и у меня возникло ощущение, что она сплетница, каких поискать.

— О, конечно. Он был сварливым стариканом. Любил выяснять отношения со всеми и с каждым, с кем сталкивался. А потом случилось это мерзкое дело со шпионажем. Кто-то должен был конфисковать у него этот телескоп еще много лет назад.

— Он использовал его для наблюдения за другими людьми? — спросил мой напарник с предательским блеском в глазах. Женщина пожала плечами.

— Ну, я не могу понять, для чего еще он ему требовался. В этих краях слишком ненастно, чтобы созерцать звезды.

Мой компаньон молча кивнул, глубоко задумавшись, глядя на темные облака, нависающие над нашими головами. Я многозначительно прокашлялся, но не получил никакой реакции.

Когда стало ясно, что ответа не последует, я улыбнулся женщине, извиняясь. Затем я сильно ткнул локтем в бок моего напарника. Он охнул.

Бросив на меня свирепый взгляд, он сказал:

— Да, спасибо вам, мадам. Вы нам очень помогли.

Женщина взмахнула рукой, отмахнувшись от его благодарности, словно от роя мух.

— О, это сущие пустяки, — притворно возмутилась она, выглядя вполне довольной. — Если вам что-нибудь понадобится, просто спросите Бет в лавке мясника.

Мы еще раз поблагодарили ее и отправились в путь.

По дороге мы встретили еще около дюжины людей, история каждого из которых заметно отличалась от предыдущей. Один человек был непреклонен в том, что зверь был «не более чем суеверной чепухой» и что «в этом мире полно настоящих ужасов, создаваемых всеми и каждым!» Маленькая девочка поведала нам о мужчине с одним светящимся глазом и телом, сотканным из тьмы. Все эти противоречия совершенно сбивали с толку.

В дополнение к этим разнообразным рассказам мы также получили указания, как добраться до единственной в городе гостиницы, старомодного заведения с непритязательным названием «Гримпенская гостиница». Именно ее мы избрали пунктом назначения, и по достижении оного мой напарник быстро обосновался в баре внизу. Благодаря большому опыту и многочисленным дракам в пабах мы обнаружили, что из тех, кто выпил слишком много, чрезвычайно трудно извлечь информацию; однако те, кто выпил ровно столько, чтобы поубавить сдержанности, как правило, являлись идеальными целями для работы.

Тем временем я занялся поиском комнаты и ужина. Найти жилье было несложно — несмотря на то, что вокруг нас было много людей, которые ели и выпивали, хозяин гостиницы заверил меня, что у него достаточно свободных номеров. Затем я заказал ужин на двоих и съел свою порцию в одиночестве в самом углу комнаты.

К тому времени, как мой напарник ретировался к столу, за которым я его ждал, он — неизменно обаятельный, когда того хотел, — успел поговорить практически со всеми в зале. Он также, насколько я заметил, заполучил по крайней мере трех потенциальных клиентов. Таким образом, вполне довольный собой, он принялся за холодную похлебку и черствый хлеб, почти не жалуясь.

Мы некоторое время ели в тишине, пока к нам неожиданно не подсел кто-то третий.

Этот человек был не из тех, кого я ранее считал потенциальными клиентами. Он был невысокого роста, стройный, чисто выбритый, в темно-сером костюме и лакированных туфлях. На его лице читалась неподходящая молодости усталость. Мне показалось, что ему было где-то между тридцатью и сорока годами, но в напряженной линии его плеч и затравленном изгибе рта я почти узнал что-то от себя самого.

— Итак, — неуверенно начал таинственный незнакомец, усевшись напротив нас, — ходят слухи, что вы двое Охотники.

Воцарившуюся на мгновение тишину нарушил звон ложки моего напарника, когда он осторожно положил ее на стол.

— А что, если это так? — холодно ответил он, впечатляюще выгнув бровь. Мужчина пожал плечами.

— Мне просто любопытно, вот и все, — он протянул руку для пожатия. — Кстати, меня зовут Стэплтон. Джек Стэплтон.

— Поллард, — ответил мой напарник не моргнув глазом. — Приятно познакомиться. А это мой коллега Джеймс, — он указал на меня. — Джеймс М-мор…тимер, да. Доктор Джеймс Мортимер.

Я наклонился и пожал руку Стэплтону, бросив хитрый взгляд на своего напарника. Он оставил это без внимания.

— Значит, вы охотитесь за привидением? — как бы между прочим спросил Стэплтон. — Мы с сестрой только переехали сюда, но даже я слышал об этом. Говорят, во время бурь призрак сэра Генри Баскервиля бродит по болотам, утаскивая в торфяники любого, кто достаточно глуп, чтобы выйти в такую погоду на улицу.

— Очень интересно, — заметил мой напарник, с любопытством глядя на человека напротив нас. — А какой у вас интерес к этому делу?

— Что ж, я счел своим долгом предупредить вас, господа.

— О призраке?

— О, нет. Вы получите множество предупреждений о нем от всех остальных, — Стэплтон невесело усмехнулся и покачал головой. — Нет, я хотел предупредить вас о болотах. Видите ли, я натуралист и изначально переехал сюда, чтобы изучать уникальные болота и топи Дартмура. Я могу с абсолютной уверенностью сказать вам, что отправиться туда неподготовленным означает верную смерть.

Воздух подле него словно бы потрескивал от напряжения, хотя я находил его слова гораздо менее сбивающими с толку, чем упорное стремление не встречаться с нами взглядом. Он не показался мне застенчивым человеком, и все же его взгляд все время был прикован к столу между нами.

— Спасибо за заботу, мистер Стэплтон, — сказал мой напарник своим обыкновенным пренебрежительным тоном, — но я уверен, что мы справимся.

Стэплтон на мгновение встревожился, казалось, выбирая между продолжением спора и тем, чтобы оставить нас в покое, и мой компаньон воспользовался моментом нерешительности и поднялся. Стэплтон тоже вынужденно встал, в то время как я остался сидеть, наплевав на правила хорошего тона.

— Но…

— В любом случае, — прервал Стэплтона мой напарник, бесцеремонно отводя его в сторону, — у нас пока нет планов идти на верную смерть, как вы выразились. Завтра мы отправимся в особняк Баскервилей, однако я верю, что путь через трясину существует.

Для меня это было новостью, — и путь, и пункт назначения, — но я оставил свое удивление при себе. Когда они оба скрылись из виду, я воспользовался возможностью, чтобы позаимствовать кое-что из ужина моего напарника. Он все равно так и не закончил его.

К тому времени, когда мой компаньон вернулся, уже почти пора было ложиться спать. Он не высказал никаких мыслей по поводу Стэплтона или его предупреждений, но я ожидал именно этого. Актер в нем любил копить свои знания до идеального момента, когда он мог драматично раскрыть что-то в миг наибольшего напряжения и таким образом показать, что он умнее всех присутствующих. Эта его привычка бесконечно раздражала меня.

Я плохо спал той ночью, но это было делом обычным. Ночные кошмары постоянно сопровождали меня с тех пор, как я вернулся с войны сломленным и окровавленным, а бессонницу я знал задолго до этого. Я привык работать с недосыпом. Возможно, именно поэтому мой напарник намного превосходит меня по интеллекту, хотя иногда кажется, что он спит еще меньше, чем я.

На следующее утро, готовясь к предстоящему дню, я перебрал все сведения, которыми располагал. Их было удручающе мало.

Насколько я мог вспомнить, были только два факта, которые оставались неизменными почти во всех рассказах — во-первых, столкновения и нападения всегда происходили во время грозы, но никогда — ясной ночью или днем. Во-вторых, будь то зверь, призрак или что-то совершенно иное, все истории, казалось, вращались вокруг семьи Баскервилей.

Баскервили, как я узнал во время вчерашних опросов, когда-то, почти столетие назад, были почтенным кланом из Дартмура. Землей их предков был холм Темпест*, увенчанный гранитным выступом, который имел форму грозового облака (если посмотреть под правильным углом и слегка прищуриться).

На холме, примерно в двухстах метрах от вершины, стоял особняк Баскервилей. Это было старое, обветшалое здание, в котором явно не жили много лет, но все же оно вызывало трепет у тех, кто смотрел на его высокие арочные окна и покатые карнизы. Трудно представить, как оно могло выглядеть в лучшие времена.

Холм Темпест, названный так из-за своего расположения там, где, казалось, наиболее часто бушевали ураганы, был уединенным местом, окруженным вересковой пустошью. Гримпен располагался у подножия холма, соединенного с особняком Баскервилей единственной извилистой дорогой, которая прорезала густую растительность восточного склона. Их разделяла Великая Гримпенская трясина, та самая опасность, о которой нас предупреждал Стэплтон.

Когда мы завтракали, мой напарник сообщил мне новость.

— Боюсь, вам придется вести расследование самостоятельно, — сказал он, откусывая кусок хлеба. Я непонимающе уставился на него, на мгновение забыв о еде. Ошибочно приняв мое замешательство за насмешку, он раздраженно продолжил:

— О, не смотрите на меня так, в этом нет ничего личного. Мне просто нужно провести важное исследование.

Он указал на свои научные устройства, и мое потрясение медленно превратилось в обиду, а затем в холодный гнев.

Мы всегда охотились вместе, он и я. При первой встрече мы заключили договор, что всегда будем прикрывать друг другу спину. Теперь он бросал меня ради своих исследований. Мой завтрак потерял всякий вкус.

Я молча поднялся со своего места и вышел за дверь, не оглядываясь, чтобы посмотреть, какое у моего… у него было выражение лица. Если он не соизволит сопровождать меня, так тому и быть. Я и сам доберусь до особняка Баскервилей.

* * *
Я уже рассказывал о том, что произошло той ночью, поэтому не буду снова вас обременять. Вместо этого мы перейдем к последствиям.

Я вернулся в свое жилище в Гримпене совершенно потрясенный. Моего напарника там не было, без сомнения, он все еще гонялся за бурями, поэтому я не пытался скрыть дрожь в руках, когда отчищал ножи. Знакомые повторяющиеся движения успокаивали, и вскоре я обнаружил, что снова могу дышать полной грудью.

Мне придется вернуться. Я знал это, хотя от этой мысли не становилось легче. Мне нужно было возвратиться в особняк Баскервилей, чтобы закончить начатое. Убить существо, которое пыталось убить меня.

Впрочем, это могло подождать.

Я провел ночь, чистя свои клинки, выжидая, когда разразится буря. К ее началу мой напарник все еще не вернулся, поэтому я нацарапал короткую записку, в которой изложил сокращенную версию произошедшего и то, куда я направляюсь. Я все еще злился на него за то, что он покинул меня, но знал, что лучше не уходить, никому не сказав о своем местонахождении, особенно во время охоты.

Путь к особняку Баскервилей был мне уже знаком, и я быстро добрался туда. Разглядывая фасад большого дома, я размышлял, с чего начать.

Пока я думал, мой взгляд остановился на большом каменном сооружении, врытом в близлежащий холм. Судя по всему, это был мавзолей, заброшенный, но все же выдержавший испытание временем. При виде него меня осенила идея.

Стэплтон сказал: он, как и многие другие, считал, что исчезновения происходили по вине призрака. Не просто призрака — призрака сэра Генри Баскервиля, последнего из рода Баскервилей.

По рассказам тех, кого опрашивали мы с напарником, Генри Баскервиль покинул свой семейный дом и уехал в Америку, Канаду или куда-то вроде того. Он вернулся сильно изменившимся, и его семья больше не принимала его как своего. Несколько месяцев спустя некоторые из его друзей из-за океана заметили, что он перестал выходить с ними на связь, и в ходе расспросов выяснилось, что он мертв. Баскервили были непреклонны в том, что Генри умер естественной смертью, но многие люди верили, что он был убит своей семьей за то, что бросил их, и именно поэтому его призрак преследовал Дартмур, никогда не находя покоя.

Я размышлял обо всем этом, приближаясь к мавзолею. Если там действительно был призрак, то, возможно, он был связан с этим местом. Генри наверняка похоронили здесь, так что там могла найтись какая-нибудь зацепка. Признаю, я цеплялся за ниточки в этом расследовании, но что-то во мне страшилось возвращаться в тот мерзкий дом. Даже последнее прибежище мертвых было бы лучше, хотя и ненамного.

Когда я открыл двойные двери мавзолея, то вздохнул с облегчением, увидев, что он не простирается далеко под землю. Да, там были ступеньки, но они уходили вниз всего на несколько футов, создавая заниженный квадрат пола в самом центре комнаты. В этом углублении стоял приподнятый пьедестал с простым, но добротно сделанным гробом. Приблизившись, я смог разглядеть в слабом свете из дверей имя: Хьюго Баскервиль.

Подойдя к краям комнаты, я насчитал десятки гробов, расположенных аккуратными рядами рядом и друг на друге. На каждом было начертано имя Баскервилей.

Наконец, я добрался до последних поколений. Там были три брата, похороненных бок о бок, — их звали Чарльз, Роджер и Гарри, — и рядом с ними лежал сын Гарри, Генри Баскервиль.

Когда я подошел, чтобы получше рассмотреть гроб Генри, меня напугал громкий хлопок. Подняв глаза, я увидел, что одна из дверей закрыта. Сначала я подумал, что ее захлопнуло ветром, но не было ни ветра, ни бури, ничего. Затем я заметил темный силуэт в дверном проеме. Я открыл рот, чтобы окрикнуть его, но вторая дверь закрылась прежде, чем я успел даже завопить. Я погрузился в кромешную тьму.

И вот тогда начался кошмар.

* * *
Темнота. Ничего, кроме темноты и шероховатости камня под руками, когда я с трудом выпрямлялся. Что я здесь делал?

Искал кого-то. Верно, я кого-то искал. Члена моего взвода, молодого парня, по возрасту едва годного для поступления в армию. Я с большим трудом вспомнил, что он был ранен, а затем пропал без вести. Скорее всего, где-то в пещерах, ибо свежие жертвы были самым вкусным лакомством для существ, которые скрывались в этих адских выгребных ямах.

У меня кружилась голова. Моя левая нога пульсировала, когда я с трудом поднялся, и по силе и местоположению боли я понял, что пуля глубоко вошла в плоть бедра. Я до поры до времени счел это несущественным — если я все еще не истек кровью, то был шанс, что в течение тех нескольких минут, которые потребуются мне, чтобы прийти в себя, все будет в порядке.

Когда мои глаза медленно привыкли к темноте, я увидел, что попал в маленькую, тесную пещеру. Должно быть, это было какое-то логово, потому что землю вокруг меня усеивали трупы солдат, как британских, так и афганских. Они находились в различных стадиях разложения, и у каждого была некая основная рана, от которой распространялось гниение.

Прежде чем я смог рассмотреть ближайшее тело, мое внимание привлекло движение у противоположной стены. Напрягшись, я медленно вытащил ножи, стараясь производить как можно меньше шума, хотя эффект был несколько испорчен моим затрудненным дыханием. Я осторожно приблизился, но все мысли об опасности покинули меня, когда я увидел, что мой молодой однополчанин лежит на спине, а из глубокой раны на его ноге на пыльный пол медленно сочится кровь.

Не обращая внимания на собственные травмы, я опустился рядом с ним, проверяя пульс. Он был слабым, но вполне отчетливым, и я чуть не заплакал от облегчения. Выудив из карманов необходимые медикаменты, я быстро наложил на его рану повязку, чтобы остановить кровотечение. Она не продержалась бы долго, но я надеялся, что этого хватит для нашего возвращения на базу.

Когда я занимался своей ногой, то услышал, как паренек застонал. Его глаза распахнулись, ошеломленные и расфокусированные, а пересохшие губы задвигались на прерывистом выдохе, хотя он не произнес ни звука. Я успокоил его, как мог, представившись доктором Уотсоном и сказав, что я здесь, чтобы помочь. Он выглядел признательным.

Вместе мы с трудом поднялись на ноги. Обняв друг друга за плечи, так как у нас было всего две здоровых ноги на двоих, мы медленно двинулись вперед.

Из пещеры вел только один коридор, скорее туннель, чем что-либо еще, но пологий подъем был опасно многообещающим. По мере того, как мы поднимались, к нам постепенно просачивались звуки из верхнего мира.

Наконец, мы смогли увидеть свет. По негласному договору мы ускорили шаг, стремясь вернуться под палящее афганское солнце. Когда мы преодолели последний подъем, я увидел, что остальная часть моего взвода собралась на приличном расстоянии от того места, где мы стояли.

Крича, я замахал им рукой, свободной от поддержки паренька. Нас встретили взглядами — сначала удивленными, затем встревоженными и, наконец, испуганными.

— Уотсон! — завопил мой капитан, в его широко раскрытых глазах читалось отчаяние. — Проваливайте оттуда! Мы обрушиваем вход!!!

У меня было всего несколько мгновений, чтобы осмотреться, но за это время я заметил панику на их лицах, взрывчатку, прикрепленную к стене у входа в пещеру, и почти полностью сгоревший фитиль.

Это было мгновенное решение, опрометчивое и инстинктивное, но я не жалею о нем даже сейчас. С гортанным криком я повалил парня на землю, прикрывая его тело от обломков и шрапнели, когда оглушительный взрыв раскрошил окружающие нас камни.

Весь мой левый бок пронзила боль. Мои рука и нога ощущались так, словно их облили чем-то горючим и подожгли. Ребра почти наверняка были сломаны, из-за чего каждый вдох отдавался жжением, как при вдыхании ядовитого газа.

Все это не имело значения. Как только я смог заставить себя открыть глаза, то приподнялся на здоровой руке. Паренек подо мной уставился на меня распахнутыми, полными ужаса глазами. Правая сторона его лица была покрыта ожогами и царапинами, но я принял на себя основную силу взрыва, как и намеревался. Со слезящимися глазами паренек неуверенно улыбнулся.

Убедившись в нашей непосредственной безопасности, я повернулся на неповрежденный бок, не в силах сдержать стон муки. Издалека я слышал, как наши товарищи спешат к месту происшествия, а потому стиснул зубы и заставил себя встать. Паренек виновато помог мне подняться, но я пресек любые извинения, готовые сорваться с его губ, одним строгим взглядом. Вместо этого он снова благодарно улыбнулся.

Я поймал момент, когда улыбка сползла с его лица, только потому, что хотел убедиться: он знает, что я не сожалею о своих действиях. Все его тело напряглось, и он схватился за бедро скрюченными пальцами. Отодвинув их, я увидел ту же гниль, что была на трупах в пещере, теперь разъедающую его ногу.

Переведя взгляд обратно на лицо паренька, я увидел на нем неподдельный ужас, прежде чем оно внезапно разгладилось. Мышцы расслабились, а глаза остекленели. Затем он потянулся за пистолетом, устремив на меня невидящий взгляд.

Хотя я никогда не сталкивался с подобным, в глубине души я знал, что должно было произойти, так же как и то, что должен был сделать. С желчью во рту и слезами на глазах я вытащил один из своих ножей. Когда парень, больше не мой брат по оружию, поднял пистолет, целясь мне в грудь, я нанес ему быстрый удар в живот, вытащив клинок только тогда, когда его руки безвольно повисли. Он рухнул, и я тоже.

Когда я баюкал паренька на руках, глухой к крикам быстро приближающегося отряда, я почувствовал что-то на своем левом плече. Опустив взгляд, я увидел черную извивающуюся массу размером с монету, которая впивалась в кожу моего плеча. Какую бы муку я ни испытывал, я едва ли осознавал чужеродное присутствие или ощущение чего-то, грызущего мою плоть, но мой разум, тем не менее, взбунтовался. Я все еще сжимал в руке нож, и то, что я сделал дальше, казалось вполне естественным.

Мой капитан нашел меня, когда я вырезал куски из своего плеча, стараясь, невзирая ни на что, не нанести необратимых повреждений. Это было сделано удивительно твердой рукой и с точностью хирурга, хотя гордиться этим, пожалуй, не стоит. Как бы то ни было, я справился достаточно хорошо, несмотря на обстоятельства, и рана зажила с минимальными последствиями, а именно с периодической дрожью и склонностью к скованности. То же самое… Того же самого нельзя сказать ни о моей ноге, ни об остальной части моего бока или лица. Я думаю, чем меньше об этом будет сказано, тем лучше. Мы просто скажем, что я вряд ли когда-нибудь смогу слышать левым ухом или полноценно использовать голосовые связки, и оставим все как есть.

Паренек, которого я спас, а затем убил, был похоронен там, в горах Афганистана. Мой капитан ничего не сказал о ножевом ранении, когда предавал его земле. В официальном отчете говорилось, что он был убит в бою, не более того.

Его могила осталась безымянной, но я навсегда сохраню его имя в своем сердце.

* * *
Я не знаю, как я оттуда выбрался. Я имею в виду, из мавзолея. Следующее, что я помню, это как я проснулся в своей комнате в гостинице, голова раскалывалась, а в горле першило. Застонав, я сел, протирая глаза и моргая, оглядывая ярко освещенную комнату.

Мой напарник сидел в кресле в углу комнаты, курил трубку и, нахмурив брови, смотрел в стену напротив. Услышав, что я просыпаюсь, он вскочил, схватил со стола стакан с водой, вытряхнул содержимое трубки на полку и протянул стакан мне. Я с благодарностью принял его.

Успокаивая разболевшееся горло, я наблюдал за своим другом поверх стакана. Он казался каким-то не таким, как всегда: его движения были немного лихорадочными, взгляд — слишком диким, манеры — более озабоченными, чем обычно.

Прежде чем я начал его расспрашивать, он заговорил сам. Он говорил так, словно несколько дней держал в себе слова, и теперь они выходили в беспорядке, совершенно не похожем на его обычный вдумчивый подбор.

— Рад видеть вас в сознании, дорогой друг, действительно очень рад, — бессвязно бормотал мой напарник, расхаживая взад-вперед возле кровати. — Знаете, вы всех здорово напугали. Мне пришлось нести вас обратно, и вы все это время метались и кричали. Внизу, наверное, полгорода ждет новостей о вас. О чем вы только думали, входя в мавзолей в одиночку!

Эта сентиментальность что-то всколыхнула во мне, и я остановил его, крепко схватив за запястье. Он обернулся, его лицо исказилось от какого-то неизвестного чувства. Как только он оказался лицом ко мне, я притянул его к себе сзади за шею и сильно ударил в живот.

Мой напарник согнулся пополам, застонал и схватился за живот. Когда он посмотрел на меня слезящимися глазами, я улыбнулся в ответ с мрачным удовольствием.

— Полагаю, я заслужил это, друг мой, — донесся ответ с пола. Теперь мой компаньон стоял на коленях, согнувшись так, что его лоб касался деревянных планок. Если бы не его руки, обхватившие туловище, я бы подумал, что он принял позу мольбы.

Никто никогда не скажет, что я не умею наносить удары.

Получив достаточное удовлетворение от его боли, я поставил стакан с водой, чтобы привлечь внимание моего напарника. Когда он поднял глаза, я с удивлением обнаружил на его лице сияющую улыбку, настоящую улыбку, какую вряд ли видел когда-либо прежде. На мгновение я был ослеплен ее блеском.

Вскочив как ни в чем не бывало, — к моему легкому огорчению, — он снова наполнил стакан и вернул его мне. Теперь мой напарник казался более спокойным, более собранным. Однако его восторг немного угас, когда он присел на край моей кровати.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец, и я чуть не поперхнулся водой. Извинения от него были даже более редки, чем улыбка, но каким-то образом я получил и то, и другое в течение нескольких минут. Не обращая внимания на мое внутреннее смятение, он продолжил: — Простите, что оставил вас одного. Простите, что больше заботился об ответах, чем о безопасности. Я думал, что если обнаружу источник бурь, то смогу решить все, но я не подумал о непосредственной опасности. Вы пострадали, потому что меня не было рядом, чтобы помочь. Простите, Уотсон.

Не в состоянии подобрать нужные слова, даже если бы я мог произнести их, я ограничился похлопыванием по руке самого близкого мне человека. Мы погрузились в уютное молчание.

В конце концов, я заставил моего напарника рассказать, что произошло в мое отсутствие. Вот что он сказал.

— Я делал записи о буре на холме Темпест, но данные не имели смысла. Когда непогода стала слишком сильна, чтобы оставаться снаружи, я укрылся в заброшенной лачуге недалеко от болота. Внезапно я услышал, как что-то разваливает на части другую лачугу недалеко от моей. Эти завывания и рычания, Уотсон, звучали нечеловечески, и я очень смутно видел темную фигуру, вбежавшую внутрь той хижины.

— Когда я слушал ужасные звуки, издаваемые зверем, в дом ударила молния. Я думаю, это была та же самая молния, которая позволила вам увидеть нападавшего прошлой ночью. Это был единственный по-настоящему сильный удар в ту ночь. Молния подожгла хижину, и к тому времени, когда дождь потушил ее, она сгорела дотла. Уотсон, клянусь своей жизнью, я не видел, чтобы ее кто-то покидал. Я клянусь в этом. Зверь погиб в том пожаре.

— Кроме того, — продолжил он, немного понизив голос, — пока я искал вас в особняке Баскервилей, то нашел кое-какие бумаги и дневник в письменном столе Генри Баскервиля. Как он утверждал, это было семейное проклятие. Хьюго Баскервиль предположительно заключил договор с чем-то Извне столетия назад, и с тех пор все его потомки были прокляты. Их преследовал зверь, которого призвал Хьюго, и многие из них из-за этого умерли насильственной и преждевременной смертью. Генри также говорит о «звере внутри», о чем-то, что, по его словам, завладело его жизнью.

Он сделал паузу, и некоторое замешательство, должно быть, отразилось на моем лице, потому что он вдруг взволнованно схватил меня за плечи.

— Разве вы не понимаете, Уотсон? Мы все были настолько убеждены, что здесь происходит нечто сверхъестественное, что не смогли увидеть очевидного: зверь был всего лишь человеком!

«Конечно, — подумал я, — человек не способен на такие ужасные поступки, по крайней мере, своими силами».

Как всегда, мой напарник смог безошибочно угадать мои мысли. Он улыбнулся уголком рта и спросил:

— Что заставляет вас думать, будто люди не способны на злодеяния? В этом мире много зла, и только часть его исходит Извне. Я верю, что в мире, который никогда не знал присутствия наших Завоевателей, членов королевской семьи, было бы столько же раздоров, сколько в этом мире, если не больше.

Я некоторое время думал о жутком лице, которое увидел в ту первую ночь в особняке Баскервилей. Как это существо могло быть человеком? И все же, помню, тогда я подумал, что оно выглядит почти как человек.

— Вы увидели то, что хотели увидеть, — мягко сказал мой напарник, прерывая мои размышления. — Однако вы все видели. Человеческий разум — могущественная и загадочная вещь, друг мой.

После этого мы на некоторое время замолчали. Ладно, он замолчал — у меня не было выбора в этом вопросе.

— Это был Стэплтон.

Я вздрогнул от этого неожиданного замечания. Мой напарник рассеянно смотрел вдаль.

— Да, — задумчиво продолжил он, — Джек Стэплтон, дальний потомок Роджера Баскервиля и наследник семейного проклятия. Мы нашли его сестру связанной в их доме, подвергшейся жестокому обращению, всю окровавленную и с колотым ранением в живот. Сейчас она с доктором, хотя я знаю, что вы захотите осмотреть ее сами. Она ожидает вас.

И так оно и было. Позже в тот же день я навестил Берил Стэплтон. Как и сказал мой напарник, она была не в лучшем состоянии, но, по крайней мере, находилась на пути к выздоровлению. Я провел собственное медицинское обследование в дополнение к осмотру местного врача, и худшее, чего ей стоило опасаться, — это инфицирования колотой раны. Она не могла говорить, и синяки у нее на шее наглядно объясняли причину этого, но и я тоже не мог, так что мы были почти на равных. Она улыбалась мне милой, хотя и трепетной улыбкой, а ее глаза — голубой и карий, — говорили о глубочайшей благодарности.

И это конец — по крайней мере, отчасти. В истории всегда есть нечто большее, чем то, что рассказано, но в данном случае я позволю вам самостоятельно додумать остальные факты, дорогой читатель. Что касается меня, я с радостью забуду о своей встрече со зверем Баскервилей: зверем, которым были сами Баскервили.


Нижеподписавшийся,
Дж. Х. Уотсон


Примечание автора:
Кое-что… кое-что по-настоящему ужасное — это зверства, которые обычный человек способен совершить сам по себе. Но свобода воли и способность использовать ее во зло также указывают и на возможность творить добро. Никто не является ни ангелом, ни святым, но каждый из нас может сделать свой собственный выбор в лучшую или худшую сторону.

Примечание переводчика:
*Tempest-tor (в дословном переводе) — Пик Бурь.

@темы: перевод, Этюд в изумрудных тонах

---

Вампирятина

Блэкаут

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: гет
Рейтинг: PG
Размер: мини (4300 слов)
Метки: AU, вампиры, вымышленные существа, драма, мистика, моря / океаны, ОЖП, ОМП, смерть второстепенных персонажей
Саммари:
— Не подходи! — прохрипел Олеандр пересохшим горлом, дыбя шерсть точно в той же манере, что давешний краб — заднюю пару ног. — Живым не дамся!!!
Из-под хищного, алчущего выражения на морде незнакомца проглянуло что-то еще. Он изогнул губы в улыбке, обнажив до странного длинные клыки, и пророкотал низким голосом:
— Не давайся. Так даже интереснее.
Примечания:
Блэкаут — (на фридайверском слэнге) потеря сознания на большой или малой глубине вследствие переоценивания ныряльщиком своих сил.
P.S. Морское племя, живущее на берегу океана — все нормально, у этого расхождения терминологии даже есть обоснование. Для тех, кто пришел на берег и основал племя, водоем был морем, потому что так его назвали духи предков. Поэтому и племя — Морское. Но для котов, обитавших близ побережья и в конце концов смешавшихся с племенем, это был океан.
P.P.S.

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
На берегу вечно бессонного океана властвовала ночь. Свет полной луны серебрил шелестящий бурьян и широкую полосу песка, играл в накатывающих волнах, падал на панцири топающих по своим делам крабов; однако лагерь Морского племени, укрытый в прибрежных скалах, был для него недосягаем.

Цепь пещер, выдолбленных волнами за несчетное множество зим, уходила глубоко в толщу скалы, на всем своем протяжении подчас разветвляясь совсем причудливо. Потому-то ночной дозорный, стоявший на страже у основного выхода, и не заметил, как из лаза в нескольких прыжках левее наружу выскользнули два гибких кошачьих силуэта.

* * *
— Назад! — Краболапка умудрялась шипеть не громче рокота волн, но вместе с тем удивительно отчетливо. Ее хвост мотался у Олеандра перед самым носом, и он по временам задевал его усами. — Не высовывайся!

Морской ученик послушно припал к неровному камню. Теперь он увидел то, что его подруга заметила еще раньше: скальный козырек здесь выдавался не так далеко, и он сейчас едва не шагнул прямо под лунный свет, что с его белоснежной шкурой было бы равносильно полнейшему провалу. Ветвь Пинии, может, и хотел спать, но слепцом он уж точно не был.

Так, выверяя каждый шаг и то и дело замирая на долгие минуты не столько в целях маскировки, сколько в изумлении от собственной наглости, они добрались до дальнего края лагеря, отмеченного зарослями бурьяна. Длинные стебли изогнулись, отклонив в стороны иссушенные летним зноем колосья, и снова встали прямо, скрыв «беглецов» из виду.

Старший воин на своем посту зевнул во все тридцать зубов и весело встопорщил усы.

* * *
Едва дождавшись, пока лагерь окажется на должном отдалении, Олеандр прыгнул вперед, сбивая подругу с лап и валя на просоленный песок. Веселье пенилось в нем, словно волны зыби, то отступая, то снова накрывая с головой:

— А ты говорила, не сможем! И не отпирайся, говорила! — закатывался он. Краболапка в ответ радостно мутузила его лапами со втянутыми когтями и тоже смеялась — так, как умела только она: запрокинув голову, оскалив зубы, вздрагивая всем телом и вместе с тем не издавая ни звука.

— Если бы нас поймали, мы бы всю следующую луну и уса не замочили! — в перерывах между смешливыми выдохами замяукала она. — А уж про посвящение и думать страшно!

— Вот и не думай! — Олеандр боднул ее лбом в грудку и тут же получил по ушам. Шутливая драка выходила на следующий виток.

Наконец, когда воздух в груди стал заканчиваться, как при затяжном нырке, они расцепились и бок о бок вытянулись в бурьяне. Силящийся отдышаться Олеандр чувствовал, как продолжает подрагивать совсем рядом буро-полосатая шкура Краболапки.

На лапы они встали, запыленные от носа до хвоста — и потом долго вылизывали друг друга, сплевывая песок и снова смеясь.

Они были оруженосцами, они были безнадежно молоды — всего по восемь лун, — и столь же безнадежно влюблены.

* * *
Краболапка бросила взгляд на совершенно круглую луну в небе, без слов довольно заурчала чему-то своему и вдруг предложила:

— А пойдем в Лабиринт! До рассвета еще далеко!

— Думаешь, успеем вернуться? — Олеандр задумался и покопался в памяти, надеясь припомнить, сколько времени этот путь занимал у него с Монстерой, его наставницей. Безуспешно.

— Если не будем слишком задерживаться, — решительно кивнула Краболапка и, подавая пример, первой нырнула в бурьян, направляясь обратно к берегу — но так, чтобы обойти Лагерные скалы по широкой дуге. Устраивать подозрительную возню вблизи от лагеря никто из них не хотел.

* * *
Если верить Монстере и прочим воинам, Лабиринт — большая группа источенных океаном скальных останцев, то затапливаемая, то наполовину выступающая из воды в отлив, — являлся одним из самых примечательных мест на территории Морского племени. Даже летом, когда приходила зыбь, по степени опасности он был сравним с подножием Мыса; равнодушно-безжалостные волны могли и убить незадачливого кота, ударив его о скальный выступ.

Однако сейчас, в дни полной луны и самых сильных приливов и отливов, Лабиринт представлял из себя великолепные охотничьи угодья, хоть в серебряном свете и выглядел жутковато.

— Смотри-и-и, тут воды осталось совсем чуть! — воскликнула Краболапка, сунув нос за первый поворот. Олеандр, не желая отставать, побежал следом, стараясь не оскальзываться на покрытом водорослями рыжеватом песчанике.

К нему, часто-дробно стуча ногами, метнулось нечто темное — и, врезавшись в лапы, отшатнулось и помчалось обратно. Олеандр едва успел прикусить на кончике языка недостойный взвизг.

— Ну здравствуй, тезка! — Краболапка в предвкушении охоты покачала пушистым хвостом. Крупный краб испуганно отскочил в угол, подняв глаза-стебельки.

— А как же Правила? — лишь наполовину притворно возмутился Олеандр. — Дичь, добытая на охоте…

— Да-да, я помню, — закатила глаза она и одарила краба первым скользящим ударом — достаточно слабым, чтобы не причинить вреда, и в то же время достаточно быстрым, чтобы ее не успели схватить клешней. — Мы не будем его есть.

Олеандр заморгал; временами он совершенно не мог понять ход ее мыслей. Он предпринял вторую неуклюжую попытку:

— Если ты хочешь сохранить нашу вылазку в тайне, но планируешь тащить его в лагерь… извини, но тогда у тебя мозгов не больше, чем у рыбы!

Она ответила не сразу:

— Да с чего ты решил… что я вообще собираюсь его убивать? — теперь она касалась краба подушечками лап уже чаще и более сосредоточенно. Тот пока сопротивлялся и делал ответные выпады, выставив клешни и вскинув для устрашения задние ноги, но постепенно слабел. — Я просто… тренируюсь!

Олеандр, до которого наконец-то дошел смысл действий подруги, смешливо фыркнул, отчего с ближайшего валуна скатился напуганный рачок-отшельник, и пристроился на наименее мокрый участок песчаника — наблюдать.

Еще чуть погодя краб сдался и осел на камень, подобрав все конечности. Охотники и оруженосцы из числа тех, кого природа одарила челюстями посильнее, в этот момент обыкновенно раскусывали им панцири. Краболапка же лишь засмеялась, отвернулась и скакнула дальше в Лабиринт.

* * *
— Да постой же ты! — запыхтел Олеандр, наполовину скатываясь, наполовину спрыгивая со скалы — прямо в лужу глубиной ему по брюхо. Соленая вода тут же защипала исцарапанные подушечки лап.

За Краболапкой было не угнаться. Она каким-то непостижимым образом умудрялась сунуть свой нос повсюду, протралить все углубления и к приходу Олеандра с обезоруживающей миной сунуть ему разгрызенную раковину вкуснейшего моллюска. Она всем своим существом впитывала эту долгую лунную ночь, она, как истинная Морская кошка, жила ей; а Олеандру только и оставалось, что мурлыкать в попытках дать выход переполняющему его чувству.

— Ну вот где тебя искать?! — отсмеявшись и выбравшись на сушу, мявкнул он в никуда. За время беготни по Лабиринту они оба просолились от ушей до хвоста, пропитались горечью океана и водорослей настолько, что почти потеряли собственный запах и теперь едва ли смогли бы найти друг друга по следам.

Собственно, на следы Олеандр сейчас и смотрел. Отпечатки кошачьих лап пересекали покрытый склизкой зеленой массой плоский камень, ожидаемо обрываясь на другом его краю.

Он наклонился, разинул пасть, втягивая запах и тщась разобрать его на составляющие. Чуялась соль, соль, еще раз соль… и тонкая нотка металла. Неугомонная Краболапка все-таки ободралась до крови?

Олеандр вспрыгнул на камень, и водорослевая масса звучно хлюпнула под лапами. Следы казались чуть больше его собственных. Забавная причуда нежной водной растительности: он ясно помнил, что подушечки лап его подруги были маленькими и аккуратными.

* * *
Краболапку он в конце концов нашел. Точнее, это она нашла его: вылетела из узкого прохода между скалами, совершенно ошалевшая, ничуть не похожая на ту беззаботную ученицу, что пропала с его глаз совсем недавно.

— Здесь кто-то есть! — выпалила она, даже не пытаясь пригладить стоящую дыбом шерсть.

Первая испуганная мысль Олеандра была о собаках — они иногда забредали на территорию племени. Но, втянув пастью влажный воздух, он не уловил в нем ни нотки характерной вони.

— Почему ты так решила? — спросил он, немыслимо вольно положив подбородок на ее макушку в попытке успокоить, и оглядел Лабиринт.

— Я его видела. Издалека, поэтому толком не разглядела. Это кот. Или я думаю, что это кот. Но что он тут делает?

— Охотится? — как ему казалось, вполне логично предположил Олеандр. — Бродяга какой-нибудь… Пойдем, выйдем на открытое место, попробуем осторожно высмотреть его, раз учуять не можем.

* * *
В качестве наблюдательного пункта сгодилась первая же скала, на которую можно было влезть без ежесекундного риска сверзиться вниз.

Приникнув к высохшему на ветру песчанику, они долго лежали, до боли в глазах вглядываясь в игру света и тени в Лабиринте. Луна неторопливо ползла по небосклону, а тишину ночи нарушал только рокот прибоя и — изредка — шаги крабов.

— Смотри! — вдруг зашипела Краболапка прямо в ухо Олеандру и, будто ей было мало произведенного эффекта, еще и весьма ощутимо ткнула его лапой в бок. — Да не туда, вон, видишь, у закатного(1) гребня?!

Издалека и впрямь был смутно различим посеребренный лунным светом силуэт, снующий в путанице проходов. Краболапка не ошиблась: он походил на кота, но что-то в нем смущало Олеандра — то ли быстрота движений, то ли неестественная худоба.

Ночь окончательно переставала быть приятным развлечением. Об оказавшемся вполне настоящим нарушителе следовало сказать воинам — и неважно, что им потом должно было пребольно влететь за побег из лагеря.

— Давай так: ты пробираешься к выходу, я замыкаю, — решил Олеандр и подтолкнул носом мелко вздрагивающую от напряжения подругу. — Ну же.
Она не ответила, лишь задрожала еще сильнее, не отводя взгляда от Лабиринта. Олеандр посмотрел туда же, но лишь краем глаза выхватил движение, прежде чем…

— Он нас заметил! — сдавленно пискнула Краболапка — и практически завизжала: — Бежим!!!

Такой паники в ее голосе Олеандру слышать еще не доводилось. Он невольно снова бросил взгляд туда, где в последний раз видел силуэт — и уже с гораздо меньшего расстояния на него из тени скалы уставились алые глаза, каких не могло быть ни у одного кота.

— Бежим, — сам не зная зачем, согласился он севшим голосом.

Они спрыгнули одновременно.

В совершенно разные стороны и разные, почти не связанные друг с другом части Лабиринта.

Это стало их первой серьезной ошибкой.

* * *
Вконец измученный, задыхающийся Олеандр прислонился боком к скале. Лапы дрожали от усталости и едва выдерживали вес тела, но он все равно невольно по очереди их поджимал: если раньше исцарапанные подушечки лишь пощипывало, то теперь они, разодранные в кровь долгой беготней, горели как в огне.

Этот странный кот, казалось, преследовал его и только его, подобно тому, как безмолвный охотник преследует добычу. Олеандр рвался к выходу как мог, но неизвестный знал это место гораздо лучше него: то и дело при очередном повороте ученик видел на скале, или под ней, или у следующего поворота черную шкуру и светящиеся алым глаза — и оказывался вынужден повернуть назад.

Он лишь надеялся, что Краболапка выбралась наружу.

…Вдали, у выглаженного волнами валуна, наметилось движение. Олеандр инстинктивно потянул пастью воздух и тут же захлопнул ее; надо было не принюхиваться, а уходить.

Он шмыгнул под прикрытие скального останца, молясь Океану, чтобы его не заметили — бежать отсюда было уже некуда.

Океан его не услышал. Из-под лап метнулся, угрожающе вскинув клешни, огромный краб, и Олеандр в испуге отшатнулся, с громким плеском наступив в лужу.

Незнакомец будто только этого и дожидался и тут же вытек из тени. В каждом его движении сквозила хищная грация, а шкура, попав под свет луны, осталась такой же бездонно-черной. Он был едва ли не вдвое выше Олеандра.

Олеандр скребнул выпущенными когтями по песчанику, ощущая, как шерсть вдоль хребта встает дыбом.

Он, конечно, еще с котячества знал некоторые боевые приемы, — кто из скучающей малышни в свои пять-шесть лун не подсматривал за оруженосцами? — да и воины учили бою едва ли не усерднее, чем охоте. Но сейчас, когда он устал до дрожи в лапах, едва ли хоть один прием мог помочь ему отбиться от этого.

— Не подходи! — прохрипел он пересохшим горлом, дыбя шерсть точно в той же манере, что давешний краб — заднюю пару ног. — Живым не дамся!!!

Из-под хищного, алчущего выражения на морде незнакомца проглянуло что-то еще. Он изогнул губы в улыбке, обнажив до странного длинные клыки, и пророкотал низким голосом:

— Не давайся. Так даже интереснее.

А потом он скользнул ближе.

* * *
Дальнейшее Олеандр запомнил плохо. Восприятие застил истинно первобытный ужас; он махал когтями как одержимый — но, конечно, все равно проиграл и после ловкой подсечки за задние лапы растянулся во взбаламученной воде.

Незнакомец наклонился к нему — вблизи его глаза оказались не столько алыми, сколько красновато-карими, — и… впился клыками в шею.

В первый миг Олеандр так изумился, что забыл даже отбиваться. Боли почти не было, а остальные зубы все еще не сомкнулись на сонной артерии. И заслуга последнего явно была не в его густой шерсти.

Жуткий кот, какова бы ни была его цель, оказался скор на расправу: когда Олеандр наконец очнулся и истошно завизжал, он успел отстраниться на два своих длинных шага — достаточно далеко, чтобы его не достали когтями.

А подняться Олеандр уже не смог. Странная слабость накатила волной, накрыла стремительно и неодолимо — и вопреки так и не прошедшей панике его веки сомкнулись.

* * *
Первым по восприятию ударил не звук, не свет или запах. Нет, это была боль.

Его самым настоящим образом ломало. Ломало чудовищно, долго и страшно, ни на секунду не давая вынырнуть обратно в реальность. Каждую мышцу, каждый нерв, каждую шерстинку перекручивало и сжирало сводящей с ума болью, словно он наступил на колючку рыбы-камня.

Даже в мгновения кратких просветлений четкости мыслей не доставало, чтобы взмолиться Океану о пощаде — но доставало, чтобы смутно осознать, что его удерживают мощной лапой, не давая разбить голову о камни.

Не хватало его и на то, чтобы хотя бы предположить, кем мог быть этот «благодетель».

* * *
Вечность спустя невообразимые муки отступили — совсем не так неторопливо и неотвратимо, как пришли. Они просто… схлынули волной, внезапно оставив его с совершенно ясным сознанием и истерзанным, измотанным телом. Сил не наскреблось даже на то, чтобы приоткрыть глаза — он мог лишь, как и раньше, лежать, распластавшись на скале, и судорожно втягивать в горло влажный воздух.

Постепенно страшная слабость перетекла в более ясное ощущение: голод. Голод этот был странным, новым; еды требовал не только живот, но и все обессилевшее тело.

Но это же самое тело, не могущее подняться, вдруг против воли разума издало совершенно котеночий просящий мяв.

Рядом раздалось короткое урчание, бессловесная просьба об ожидании, прежде чем усы защекотала чужая шерсть. При одной только мысли о сочной полевке его рот сам собой наполнился слюной. Однако то, что случилось дальше, лишь усилило раздрай между его духом и тем, что, повинуясь новым инстинктам, совершало тело.

Он впился в подставленную плоть зубами — но не так, как сделал бы, чтобы оторвать кусок. Он лишь проколол кожу клыками и, ощутив знакомую металлическую горечь крови, часто-часто заходил языком по нанесенной ране.

Мысли от происходящего вязли в разверзшейся бездне непонимания, в то время как телу легчало. На смену оцепенению приходила истома — как когда после целого дня тренировок у заброшенного маяка он наконец-то мог проглотить рыбешку-другую и растянуться на колючей подстилке в левом лагерном ответвлении.

Но стоило ему отстраниться и в последний раз облизнуть губы языком, как к нему снова без спроса и непререкаемо явилась бессознательность — только теперь она уже гораздо больше походила на сон, чем на обморок.

* * *
Очнувшись в следующий раз, Олеандр смог хотя бы открыть глаза. Хотя пользы это принесло совсем немного: он смутно различил в полумраке лишь скалы, скалы и еще раз скалы, уходящие к ночному небу. Он сам лежал на широком сточенном штормами скальном останце, на который с тихим плеском накатывали волны, почти не оставляя пены. Сомнений не было, его неведомым образом занесло в колодец — один из бесчисленного множества в окрестностях Лабиринта и Мыса. Тут его едва ли стали бы искать даже старшие ныряльщики; слишком много опасностей таили в себе подводно-надводные гроты…

Но все пораженческие мысли улетучились, как только Олеандр понял, что поблизости было еще кое-что. Точнее, кое-кто. Эту неприятно знакомую темную шкуру и красновато-карие глаза он теперь, кажется, узнал бы где угодно.

Само присутствие этого бродяги было ответом на вопрос, как он здесь оказался.

Сил встать все еще не хватало, но вот ощериться и зашипеть — вполне:

— Ты!

— Я, — невозмутимо согласился кот, садясь и обвивая лапы длинным тонким хвостом. Движение получилось медленным и ломким. — Прошу прощения, ранее мне не доставало времени представиться. Я Вран.

— Что ты со мной сделал?! — голос от переизбытка чувств сорвался в сипение. Олеандр нервно-судорожно сглотнул и облизнулся; язык задержался на верхних клыках, теперь выступавших из ряда зубов куда сильнее обычного.

— Обратил, — как само собой разумеющееся ответил кот. — Сделал подобным себе.

Совершенно дикий взгляд Олеандра, похоже, оказался красноречивее слов. Вран усмехнулся:

— Наберись терпения. Рассказ будет долог.

* * *
Проклятый Бездной бродяга и впрямь рассказывал долго — так долго, что успело рассвести и небо над колодцем высветлело до бледно-голубого. Олеандр смутно подозревал, что тот просто пользовался его слабостью, ведь если бы не она, незримыми путами сковавшая все тело, он уже рвался бы в бой, — пусть заведомо проигрышный, пусть! — чтобы выплеснуть кипучую ярость.

Вран был родом издалека. И был обыкновенным котом — когда-то давно, настолько давно, что события тех времен едва ли сохранились даже в легендах. А потом его по волне случая вот так же обратили, — «радуйся, что я сохранил здравый рассудок и могу передать тебе все необходимые знания. Мне пришлось постигать все самому, поскольку предшественник мой был совершенно безумен», — сделали совершенно другим существом.

«Нас таких совсем мало, и у нас нет имени как такового. Мы зовемся просто — кровопийцы. Коротко и отражает суть».

По странному капризу природы кровопийцы действительно не могли питаться ничем, кроме крови. Но и тут все было непросто: Вран долго и обстоятельно вещал, чем рыбья кровь отличается от птичьей и от кошачьей. К этому моменту Олеандр разъярился уже достаточно, чтобы не слушать вовсе.

— Зачем ты это сделал?! — наконец выплюнул он Врану в морду.

Знал бы он, что это спровоцирует новый виток лекции — может, и смолчал бы.

— Такова наша натура. Когда жизненный путь кровопийцы — длинный, очень длинный, — подходит к концу, им полностью овладевают инстинкты, и он всеми силами стремится обратить кого-то на замену себе. Так сталось с тобой, так могло бы статься с твоей очаровательной леди, не потрать я столько сил на то, чтобы притащить тебя сюда.

Олеандра перекосило:

— И что ты будешь делать теперь?! — он снова оскалился, мимолетно подумав, что с его новыми клыками это должно выглядеть куда внушительнее. — Передохнешь и снова примешься выслеживать жертву?!

— Увы, нет, — Вран на миг прикрыл глаза. — Я умираю и теперь желаю лишь одного: успеть обучить тебя новой жизни.

Развернувшись, он махнул кончиком хвоста перед самым носом у Олеандра. Доведенный до исступления, тот попытался рвануться и сомкнуть на нем зубы, но злополучная слабость во всем теле не позволила ему и этого.

Вран смерил его коротким насмешливым взглядом и бросился в воду, как прирожденный Морской кот.

Едва дождавшись, пока его темная шкура исчезнет под нависшей скалой, Олеандр попытался подняться. Но все, что ему удалось — это покрутить головой, и даже столь простое движение далось ценой громадных усилий. Остальное тело не просто не слушалось — его как будто и не было.

Изнуренный неослабевающей злостью, он вновь опустил голову на камень и сомкнул веки. Все, что ему оставалось — ждать и надеяться, что оцепенение не продлится долго.

Он просто обязан был сбежать от этого полоумного с его россказнями. Сбежать, добраться до берега и вернуться в лагерь. Рассказать Краболапке, наверняка до сих пор перепуганной всем увиденным, что с ним ничего не случилось…

* * *
— Просыпайся, — и с этими невнятными словами его чувствительно шлепнули хвостом по морде. Все тем же движением, что и в прошлый раз, Олеандр попытался ухватить его зубами, но снова не преуспел и лишь тогда, раздосадованный еще сильнее, открыл глаза.

Вран стоял перед ним, сжимая в зубах тушку молодой чайки. С него и с птицы текло, ее громадные бело-серебристо-бурые крылья волочились по скале.

Если этот бродяга и умирал, то умирал весьма своеобразно, раз смог одолеть такую махину. Олеандр не понаслышке знал, как трудно справиться с разъяренной чайкой.

— Я тебе не верю, — зарычал он. — Ни единому твоему слову, слышишь, падаль?!

— Можешь отведать ее мяса, — с деланным безразличием махнул хвостом Вран. — Оно более не придется тебе по вкусу.

Олеандру до крайности не понравились его слова. Если он хотел быстрее встать на лапы, ему и впрямь требовалось поесть; но пугало, что именно такого поступка от него и ждали.

Полный ярости взгляд, обращенный на Врана, остался без ответа.

* * *
Вран оказался прав — или слишком хорошо знал, о чем лгал. Олеандра тогда долго и унизительно выворачивало наизнанку — до тех пор, пока он не уронил голову, часто дыша приоткрытой пастью.

А после его тело вновь необъяснимо взяло верх над разумом, и он, во второй раз потянувшись к свежеубитой чайке, напился-таки ее густеющей крови.
На всем протяжении этой странной трапезы Олеандр не чувствовал омерзения, лишь легкое недоумение — да неужто он, почти уже взрослый кот, мог насытиться одной лишь кровью? Но судя по тому, как приятно потяжелело в животе после трапезы — и впрямь мог.

Однако если так было нужно, чтобы восстановить силы — пусть.

— Отдыхай, — блеснул клыками в короткой усмешке Вран. — Мне нужно поведать тебе еще великое множество всего, но время терпит.

* * *
— Кровопийцам очень трудно навредить, — рассказывал Вран, неподвижно застыв подле лежащего Олеандра. Еще утром — третьим утром с той роковой ночи, — он вел свои речи, качая хвостом в такт словам или подергивая ушами в самые, по его высочайшему мнению, важные моменты; теперь же каждое движение словно бы причиняло ему боль. Где-то в самых темных глубинах своей души Олеандр этому радовался. — Поэтому практически единственное, чему мы подвластны — это наши собственные инстинкты. Помнишь, как тебя потянуло к птице? Обычно эта тяга кратно сильнее. Мой тебе совет: не приближайся к обычным котам. Даже если они примут тебя таким, однажды голод перевесит привязанности.

Его речь лилась тягучей сосновой смолой, успокаивала, исподволь внушала уверенность в сказанном.

Олеандр стискивал зубы, прижимал уши к голове и всячески старался не вникать, не верить, не слышать. Он все еще едва мог двигаться и лишь с огромным трудом делал несколько шагов туда-сюда по приютившей его скале. Бросаться на Врана в таком состоянии было бы полнейшей глупостью.

Он изо всех сил думал о Краболапке, но бархатный глубокий голос Врана, с течением времени подозрительно хрипнущий, снова и снова возвращал его в настоящее.

* * *
На пятый день Вран принес ему рыбешку и бессильно опустился, практически рухнул на камень, словно его больше не держали лапы. Олеандр заметил и отметил это, но виду не подал, привычно уже впившись клыками в добычу и начав слизывать ее кровь, по сравнению с птичьей почти безвкусную.

Он продолжал надеяться, что, окрепнув и выбравшись отсюда, сможет вернуть все на круги своя.

А Вран, несмотря на растущую слабость, продолжал рассказывать, только уже не о сущности кровопийц — о ней, казалось, он выдал все, что только знал. Теперь он повествовал о землях, где ему якобы довелось побывать за свою долгую жизнь, о других кошачьих общинах с другими укладами и верованиями, о чудесах природы.

Олеандр не желал слушать — но поневоле слушал, пытаясь понять: что же такое этот снег и почему в нем можно утонуть с головой? Мыслимо ли такое, чтобы души предков следили за живущими настолько пристально, что вселялись в тела предводителей, к которым после этого племя начинало обращаться исключительно на «вы»? Могли ли какие бы то ни было коты жить там, где дождь шел двадцать из тридцати дней лунного цикла, а то и вовсе проливался еженощно(2)?

Вопреки всему своему неприятию он был вынужден признать: бродяга или действительно являлся долгожителем и странником, каких поискать, или врал просто-таки невозможно складно.

* * *
На седьмое утро Вран не справился с подъемом на лапы: едва привстав, он тут же зашатался, как стебель бурьяна под шквалом, и вынужден был опуститься обратно на скалу, на которой вместо сна время от времени цепенел, точно неживой.

— Мои годы подходят к концу, — проскрипел он. — Твои же — только начинаются. Потерпи еще немного, и к тебе станут возвращаться силы.

Олеандр не ответил ни слова: с тех пор, как он впервые очнулся здесь, он приобрел поистине поразительный навык молчать, даже когда хотелось рвать и метать, ругаясь последними подслушанными у старших воинов словами.

* * *
Совершать нырок в таком состоянии было подлинным безумием. За первым же низко нависшим каменным сводом Олеандра могла подстерегать сколь угодно запутанная система гротов, а пути наружу он не знал.

Но другого выхода у него не было — во всех возможных смыслах. Бездыханное тело Врана остывало на злополучной скале, служившей Олеандру прибежищем все эти дни, а сам он уже начинал ощущать нешуточный голод. Дальнейшее промедление лишило бы его немногих накопленных сил, и только.
Поэтому он лишь дождался пика отлива — уже далеко не такого сильного, как в ту роковую ночь.

…Ему пришлось припомнить все, узнанное от наставников за последние луны: как нырять под волну, как правильно задерживать дыхание, как на глубине и в темноте различить верх и низ… Только это и спасло его в блужданиях по захлестываемым волнами гротам, которые то обрывались схожими на вид колодцами, то смыкались потолком — иной раз ниже уровня воды и в лучшем случае с толикой запертого там удушающе влажного воздуха.

* * *
На берег после кошмарно долгого заплыва по открытой воде он не вышел — выполз, мягко подталкиваемый сзади набегающими волнами. Все мускулы до единого сковала тяжелая вялость, в животе болезненно урчало. Проникновение на свободу измотало его, словно четырехлунного котенка, выкинутого на глубокую неспокойную воду.

Он не желал даже думать о том, каким образом треклятый Вран в первый раз сумел проделать путь внутрь, не утопив свою бессознательную ношу. Он вообще не желал ни о чем думать — только лежать, чувствуя, как под лучами жаркого солнца просыхает и стягивается соленой коркой шерсть. Тепло помогало отвлечься от голода.

Когда начался прилив, а плотный песок снова напитался водой, пришлось по крупицам собрать силы, подняться на полусогнутые дрожащие лапы и отковылять подальше, прочь от шелестящих волн. Он не мог утонуть после всего пережитого.

Воля покинула его недалеко от кромки вечно сухого песка(3), и он снова свалился, как безвольный мешок с костями. Вслед за телом оцепенение захватило и чувства, и последней внятной мыслью было что-то о том, как его могут встретить соплеменники, бывшие или нет.

* * *
А ближе к полуночи, когда уже начался новый отлив, его нашли.

— Олеандр! — смутно знакомый тонкий голос над ухом тревожил, как за шкирку вытягивал обратно в реальность. И он покорно, через силу поднял тяжелые веки.

— Ты в порядке? Где ты был столько дней? Что с тем бродягой? Ты выслеживал его, да? — верная, неугомонная и беспокойная Краболапка вилась вокруг, пытаясь заглянуть ему в глаза. — Олеандр, не молчи! Ты все племя поставил на уши!

Он сомневался, что вообще сможет ответить. Но пересохшее горло вдруг подчинилось, исторгло безнадежно сиплое — и столь же безнадежно далекое от вопроса, мучившего его по-настоящему:

— Как тебя… вообще отпустили из лагеря?

— Я сама ушла! — незамедлительно насупилась-взъерошилась она. — Тебя искать… снова, — признанием выдохнула она ему на ухо.

— Я ведь мог быть где угодно на Побережье, — с неимоверным трудом подняв голову, он зарылся носом в густую короткую шерсть на шее подруги, упиваясь знакомым родным запахом и стараясь не обращать внимания на голодную резь в животе.

— Просто скажи мне, ты в порядке? — она опять заволновалась, и где-то под мехом и кожей снова часто-часто — от переполняющих ее чувств, — забилась кровеносная жилка.

Олеандр позволил себе продлить момент, растянуть его еще на несколько мгновений, прежде чем вонзить в нее, трепещущую, зубы.


Примечания:
(1) Коты здесь вполне себе ориентируются по солнцу.
(2) На юге Португалии летом дожди идут в среднем не чаще двух-трех раз в месяц.
(3) Примерная граница прилива зависит от времени года, фазы луны, волнения и погоды, но между песком, который уходит под воду дважды в день, и песком, который почти не подвергается затоплению, есть заметная разница.

@темы: мои фики, Коты-Воители

---

Стихотворчество

Тяжелый случай

Автор: Fire Wing
Фандом: Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Герои: Шерлок Холмс, Джон Уотсон
Метки: диалоги, преканон, стихи
Саммари:
Вот один из случаев, которых не было, из еретических записей, которых нет.

*****
— Здравствуйте, доктор. Скажите, вы помните Бартс?
Не нужно хвататься за нож. Понимаете,
Вы мне нужны, хотя и не здесь, не сейчас.
— Польщен. — Вы больше других замечаете.

— А вы заявили, что я был в Афгане.
— Я вас удивил? — Вот не знаю, с чьих слов
Вы, мистер… — Верне. — …вы об этом узнали…
— Увидел. Под то в вас довольно штрихов.

— Чего вы хотите? — Услугу. Есть пациент,
Гангренозный изрядно. Все знают, болеет
Он страшно давно: уж почти семьсот лет.
Инфлюэнца над ним ныне крепко довлеет.

— Вот оно что. А в целом какие симптомы?
— Кровь цвет изменила, да жар поднимается
Время от времени. Надеются, при отъеме
Конечности силы бороться появятся.

— Если б я мог, то споро провел б ампутацию.
Но я не гожусь, вы были должны это видеть.
— Доктор… — Уотсон. — Если б я в вас сомневался,
То не явился бы вовсе. Посыльного ждите.

20.02.25

@темы: мои фики, стихи, Этюд в изумрудных тонах

---

Стихотворчество

Их всегда, неизменно двое

Автор: Fire Wing
Фандомы: Дойль Артур Конан «Шерлок Холмс», «Приключения Шерлока Холмса» (Гранада), Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах», Шерлок (BBC)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Герои: Шерлок Холмс, Джон Уотсон
Метки: броманс, стихи
Саммари:
Четыре мира, четыре временных линии, четыре истории. И только одно не меняется: они всегда вдвоем.

*****
1 (АКД).
Постепенно их стало двое.
От знакомства до первого
(Грандиозного) дела весною —
Десяток недель. Смелого
Любопытства не поощряли
Эпохальные нравы. Впрочем,
Десятилетия им предстояли
Вдвоем. А вода камень точит.

2 (Гранада).
Изначально их было двое —
Впечатление неизменное.
За словами лежит потайное
Понимание непременное.
Неразрывно связало время
Непохожих людей. Потому
Осекаться ему тем больнее,
Что дальше идти — одному.

3 (aSiE).
Повезло, что их стало двое.
Без поддержки и в одиночку
Человеку не выдержать хтони.
Но друзья — болевая точка.
И нечасто под светом багровым
Выпадает невинная роскошь
Поименно назваться. Суровый
Порядок, то «благо» принесший.

4 (BBC)
Их стремительно стало двое.
Безымянная новая связь
Натянулась, избавив от боли,
Задрожала; игра началась.
И как будто уже когда-то
Они бились плечо у плеча:
Оказалось решение пата
Пистолетом военврача.

28.01.25 — 2.02.25

@темы: Гранада, мои фики, стихи, Этюд в изумрудных тонах, Конан Дойль, Шерлок (ВВС)

---

Стихотворчество

Не-мертвому сыщику грезится водопад

Автор: Fire Wing
Фандомы: Шерлок (BBC), Дойль Артур Конан «Шерлок Холмс»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл
Герои: Шерлок Холмс в двух экземплярах
Метки: стихи, пост-Рейхенбах
Саммари:
От Лондона пройдены тысячи миль и год.
Сменилось под сотню различных личин.
Сеть Мориарти подточена, вскоре падет.
Для скуки давно и решительно нет причин.
Примечания:
Третий сезон «Шерлока» и батут принципиально игнорируются.
P.S.

Нейроиллюстрация.

Нейроиллюстрация:


*****
От Лондона пройдены тысячи миль и год.
Сменилось под сотню различных личин.
Сеть Мориарти подточена, вскоре падет.
Для скуки давно и решительно нет причин.

На сон — два часа меж отчетами и отчетами.
В дешевом норвежском гостиничном номере
Холодно. И, видно, поэтому все отчетливей
Сонные образы, один одного (не)знакомее.

...Не-мертвому сыщику грезится водопад
И тихое Джоново «Прошу тебя, будь живым».
Следы переломов с полгода уже не болят.
Через час сновиденье растает, как дым.

На горном привале, уставшему с перехода,
Ему снится — бессмогное серое небо,
Котел Рейхенбаха, брызги и чувство полета.
Он видит Паденье — которого не было.

20.01.25

@темы: мои фики, стихи, Конан Дойль, Шерлок (ВВС)

---

От каждого по способностям (с)

Неустойчивое равновесие

Автор: Fire Wing
Фандом: Гейман Нил «Этюд в изумрудных тонах»
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (2165 слов)
Герои: Джон Уотсон, Шерлок Холмс
Метки: броманс, драма, мистика, повествование от первого лица, повседневность, преканон
Саммари:
Шаги на первом этаже разбудили меня, казалось, всего спустя пару минут.
На самом деле по утрам здесь никогда не бывало тихо: за занавешенными окнами оживал Лондон. Однако его далекий шум не нес угрозы, чего нельзя было с той же определенностью утверждать о незваном госте — который, судя по звуку, только что прикрыл перекошенную входную дверь.
Примечания:
Автор читал несколько различных переводов «aSiE» и потому заранее приносит извинения за то, что мог неосознанно надергать термины из более чем одного исходника.
P.S. Великолепная иллюстрация от Hioshidzuka:

тык

*****
Ранним морозным утром 1880 года я шел домой, на Монтегю-стрит.

Грязный, припорошенный угольной пылью снег под ногами в свете фонарей казался зеленоватым. От этого специфического оттенка в ушах нарастал звон, однако я старался не переступать границу тени: она шевелилась и тянулась к теплу.

Ночь выдалась нелегкой, и я страшно устал. Пациенты прибывали и прибывали: с течением времени имя доктора Уильяма Гарнера, которым я представлялся, обретало какую-никакую известность среди низшего слоя населения. Я предвидел скорую необходимость снова менять личность и род занятий, но пока продолжал ночами врачевать, как мог, инфлюэнцу, вызванную морозом гангрену и последствия приема сомнительных зелий.

Порой попадались «безнадежные». Чаще всего это оказывались пойманные на горячем мелкие воришки и карманники, подвергнутые допросам по последнему слову полицейской методики. С разумом и телом, истерзанными пытками, они были бы готовыми пациентами Бедлама, если бы их уже не выпили досуха, сделав бесполезными для особ королевской крови.

Я каждый раз с содроганием ожидал увидеть среди них знакомое лицо с ястребиными чертами.

Небо постепенно светлело, но багровый свет луны по-прежнему лился сквозь разрывы в плотном одеяле тумана и смога. Луна сопровождала меня, луна уже не один месяц заменяла мне солнце — с тех самых пор, как мы с моим другом вернулись в Лондон и снова переменили образ жизни на ночной.

Прежде чем свернуть на Монтегю-стрит, на которой мы обретались последние несколько дней, я бросил взгляд по сторонам. К счастью, в столь ранний час улицы были благословенно пусты.

* * *
Чтобы подняться на второй этаж дома, требовалось обойти многочисленные ловушки, на изобретение которых мой друг в редкие минуты скуки был поистине неистощим. Но зато единственный взгляд на них дал мне понять, что со вчерашнего вечера сюда никто не заходил.

Успокоенный этим достаточно, чтобы позволить себе столь нужный сон, но недостаточно, чтобы потерять бдительность, я отправился в дальнюю комнату. Ее мы превратили в спальню, кое-как уместив туда две кровати и небольшой столик.

…Шаги на первом этаже разбудили меня, казалось, всего спустя пару минут.

На самом деле по утрам здесь никогда не бывало тихо: за занавешенными окнами оживал Лондон. Однако его далекий шум не нес угрозы, чего нельзя было с той же определенностью утверждать о незваном госте — который, судя по звуку, только что прикрыл перекошенную входную дверь.

Проведя в бегах несколько лет, поневоле научишься осторожности. Вот и сейчас, даже узнавая манеру, с которой визитер перешагивал наиболее скрипучие ступеньки, я поднялся и как можно тише отступил в затененный угол, сжав рукоять верного афганского клинка.

Долго ждать не пришлось: вскоре последовал поворот ключа в замочной скважине, и в комнатушку шагнул субъект с красным испитым лицом попрошайки.

— Все в порядке, доктор. Можете опустить нож, — устало сказал он голосом моего друга Шерри Верне, скупыми движениями запирая дверь за собой. Он двигался скованно, как продрогший до костей, но не раненый человек.

Я спрятал клинок и перенес вес на здоровую ногу, позволяя физическому облегчению смешаться с душевным. Стылый холод в доме не лучшим образом сказывался на кавернах в моем бедре, но мы не рисковали топить камин: от того, сколь необитаемым казалось наше укрытие, зависело, будем ли мы пойманы и подвергнуты страданиям, неизмеримо более страшным, чем физические, или счастливо избежим подобной участи.

Однако сейчас это укрытие у нас хотя бы имелось.

Верне потянулся снять парик, но по первости не сумел даже ухватиться за копну нечесаных волос. Его била дрожь, неизменная спутница бродяг, не имеющих нормальной одежды, или тех, кто под них маскируется, старые и новые химические ожоги ярко выделялись на совершенно побелевших пальцах, а вокруг глаз залегли темные тени.

— Вы вполне могли дать мне поручение или несколько, — попенял я ему, с болезненным вздохом опустившись на свою кровать. — Не ровен час, вы прибавите мне забот не только как другу, но и как врачу.

Он бросил на меня острый взгляд из-под наклеенных кустистых бровей:

— Вы же знаете, что я не имею права рисковать ни вами, ни нашим скромным убежищем.

Возразить было нечего. Проклятущие военные раны даже в более теплые месяцы делали меня не лучшим ходоком, а в этот необычайно снежный июнь я и не думал о том, чтобы, подобно Верне, спасаться от погони по крышам.

Мой друг тем временем одолел парик и теперь дышал на непослушные замерзшие руки и растирал их, чтобы продолжить избавление от маскировки. Его поистине кошачьей чистоплотности претило оставаться в образе бродяги дольше необходимого.

— И каковы же ваши успехи на этот раз? — спросил я несколько времени спустя, дождавшись, пока он закончит со сменой амплуа.

— Ничего существенного. Как я и думал, труды Фредерика Гатри признаны ересью и давным-давно отовсюду изъяты. Я знаю трех людей, у которых они могут храниться, но все трое сейчас на Континенте, а значит, катализаторы для конечной реакции придется подбирать методом проб и ошибок…

Рассказывая, Верне вышагивал по свободному клочку пола взад-вперед, отчасти по давней привычке, отчасти чтобы согреться. Точно так же он мерил наше, с позволения сказать, жилище шагами множество раз за последние дни, после чего обыкновенно уходил, отправляясь то куда-то на задворки Лондона, в убежище, где он обустроил свой химический уголок, то, переменив на полдороге маскировку, в госпиталь Сент-Бартса. Он уже неоднократно промышлял тем, что выдавал себя за лаборанта и синтезировал вещества, которые не мог получить со своим оборудованием.

— …Платины почти не осталось, — сказал он, перечислил вслед за этим еще названия нескольких реагентов и внезапно смолк, замер. Его лицо знакомо преобразилось: брови сошлись к переносице, губы сжались в тонкую нить — он что-то просчитывал в уме, перебирал возможные комбинации и их последствия.

Вдруг скользящим движением хищника он метнулся на пол. Я было снова схватился за нож, однако Верне всего лишь извлек из тайника под половицей свои записи и углубился в них.

Зная, что в такие минуты его не стоило беспокоить, я снова отбыл ко сну, но перед тем еще какое-то время наблюдал, как он своим острым летящим почерком выводил зашифрованные расчеты и созвездия химических схем. Должен признать, это… в известной степени завораживало.

* * *
Несколькими часами позже меня разбудил крик.

Я подскочил. Первым моим порывом было атаковать, чтобы выиграть Верне время для побега через окно, или выскочить вон самому, если он уже это сделал.

Но дверь и окна были закрыты, а с улицы не доносилось никакого подозрительного шума — и едва я осознал это, как, забыв хромать, бросился к своему беспокойно спавшему другу.

Вздумай кто вести подсчет подобным случаям, давно сбился бы. Если в начале нашего знакомства по ночам кричал один я, прошедший горнило Афганистана, то с тех пор, как наши руки впервые замарал зеленый ихор, кошмары стали случаться и у Верне. Людей охватывал панический ужас от одного лишь вида королевских особ; мы же сражались с ними и побеждали. И если платой за это явилась необходимость раз за разом будить друг друга, чтобы не быть выставленными прочь из съемных комнат или не обнаружить своего присутствия, то плата эта была удивительно невелика.

Я едва различил в полумраке бледное искаженное лицо Верне. Скрутившись клубком под одеялами, он то и дело вздрагивал всем телом, мотал головой, но не просыпался, как и не проснулся от собственного крика, слишком глубоко увязнув в кошмаре. Становилось ясно, что дозываться его на сей раз бесполезно, и я решительно протянул руку и с силой тряхнул его за плечо.

Последствия сего действа я представлял весьма отчетливо. Мой друг был rache, охотником, уже больше десяти лет и умело скрывал это. Но в моменты, подобные нынешнему, кошмар срывал с него маски, обнажая готовность сражаться до последнего.

Когда он неуловимо быстрым движением выхватил клинок и ударил, я привычно перехватил его тонкую сильную руку так же, как он неоднократно перехватывал мою.

— Холмс, — твердо сказал я, стискивая пальцы до боли, своей и его, — очнитесь. Очнитесь же!

Мы почти не называли друг друга настоящими именами. В этом круговороте подполий, лжи и смены личин им просто не находилось места.

К чести Верне, он быстро перестал сопротивляться и даже разжал ладонь, позволив кинжалу со стуком упасть на пол. Однако в его взгляде муть сновидения по-прежнему мешалась с чистейшим ужасом.

— Уотсон!.. — судорожно выдохнул мой друг и заметался по мне взглядом словно в поисках ран.

— Со мной все в порядке, — я в успокаивающем жесте сжал его запястье. — В порядке, слышите?

Подобным меня было не удивить. Чем больше раз мы плечом к плечу сражались против омерзительных тварей из Бездны, чем сильнее крепла наша дружба, тем глубже в каждого из нас прорастало волнение за судьбу второго. Но время от времени это чувство становилось причиной пугающих снов, в которых красной крови обыкновенно проливалось куда больше, чем изумрудной.

Не отводя от меня пронзительного и вместе с тем беспомощного взгляда, Верне почти наугад взялся за мое предплечье — с такой осторожностью, будто я мог спутать его прикосновение со смертоносной хваткой щупалец. Пальцы у него подрагивали.

Я позволил ему длить этот момент и приходить в себя, и лишь когда он подался назад, спросил:

— Вы помните, где мы находимся?

Этот вопрос был, в сущности, выстрелом наугад, но иногда именно он помогал расшевелить его — нам весьма часто приходилось менять место проживания.

— Только на Монтегю-стрит может быть так дьявольски холодно, — почти обретшим прежнюю твердость голосом отозвался мой друг, поднимаясь с кровати. Он дрожал, невзирая на то, что спал одетым — на случай, если придется быстро покинуть наше убежище.

— Вы недооцениваете трущобы Сент-Джайлса, — я позволил себе мягкую усмешку. — Помните, прошлой весной…

— О, безусловно, Лондонское королевское общество должно заинтересоваться постройками, в которых круглый год холоднее, чем снаружи, — быстро перебил он меня, набив трубку и теперь чиркая спичкой. После кошмаров его всегда страшно тянуло курить. — К сожалению, оно вот уже множество десятилетий упускает из виду сей феномен.

Он остановился у окна и сказал уже оттуда:

— Тысяча извинений, дорогой доктор, за то, что прервал ваш сон. Обещаю этим днем больше вас не беспокоить.

Полумрак в комнатушке с приближением вечера сгущался в непроницаемую тень. Я зажег недавно доработанную Верне керосиновую лампу и демонстративно выложил на столик, втиснутый между кроватями, свою записную книжку с незаконченной пьесой для «Лицедеев Стрэнда».

— И не побеспокоите, если только не приметесь ставить эксперименты прямо здесь.

* * *
К вечеру разыгралась непогода. За стеной в каминной трубе выл и стонал ветер, а в окно скреблись так жалобно, что я поневоле радовался плотным занавесям. Тем, кто желал сохранить рассудок, не следовало смотреть на посланников Белой Госпожи Антарктической Твердыни.

Мы с моим другом сидели, с разных сторон склонившись над столиком, и занимались каждый своим делом: я — первым и единственным актом пьесы, он — расчетами.

Если бы не шорох перелистываемых страниц, впору было бы подумать, что время застыло в одном бесконечно растянутом мгновении, что снаружи на много миль окрест нет никого и ничего, кроме белой мглы, что это ледяное оцепенение скоро доберется и до нас…

Я вздрогнул, разрывая опасные оковы наваждения, и, лишь бы только оно не коснулось меня снова, торопливо попросил первое, что пришло в голову:

— Не могли бы вы рассказать мне, над чем работаете?

Верне поднял голову. На его лице отразилось некоторое удивление:

— Но ведь я и без того держу вас в курсе дел.

— Вы рассказываете о процессе, об условиях и пропорциях промежуточных реакций. Но ни слова — о том, что же пытаетесь синтезировать.

Мой друг отложил карандаш и провел пальцами по краю листка, как мне показалось, почти с нежностью. Качнул головой:

— Поверьте, вы не захотите этого знать. Могу сказать лишь, что это вещество, согласно исследованиям Сезара Депре, настолько же ужасно, насколько и поразительно. И если последняя серия опытов увенчается успехом, мы опробуем его на следующей охоте. Я уже наметил возможную цель.

— И кто же это?

Верне произнес имя. Оттого ли, что названный монарх носил в себе большую долю королевской крови, чем все наши предыдущие жертвы, оттого ли, что было хорошо известно, в каком именно качестве он предпочитал людей, меня пробрала дрожь.

А еще я вдруг понял, что так повлияло на Верне и стало причиной недавнего кошмара.

— Так это его взгляд сегодня пал на вас, — я почти шептал. Привычные омерзение и ужас перед этими существами стягивали горло невидимой удавкой.

— Блестящее умозаключение, мой дорогой друг, — в голосе Верне была приязнь, и я видел, что он силился улыбнуться мне, но не мог, улыбка словно соскальзывала с его лица.

Многочисленному потомству Древних нравилось сеять безумие в умах тех, кто оказывался к ним слишком близко. Что же до моего друга, то он неизменно ставил важные сведения превыше собственной безопасности.

Охота всегда готовилась заранее, зачастую за недели до начала выслеживания и за месяцы до кровавой развязки. Я не сомневался, что Верне уже соотнес то, что узнал сегодня, с одному ему ведомым графиком экспериментов.

* * *
Написание пьесы о маленькой нищенке, умиравшей от холода и голода и пытавшейся продавать фиалки, не шло, хотя обстановка располагала: температура с приходом метели еще упала, и упала весьма споро.

Мой друг после того, как вырвал из записной книжки исчерканный листок и сжег его, вел себя подозрительно тихо. Я отложил карандаш и поднял на него глаза, намереваясь прояснить вопрос о наших планах на эту ночь…

Верне спал. Упершись в столик локтями и вытянув руки по обе стороны от собственных записей, склонив голову на грудь и неуютно, ознобно ссутулившись — в самом деле спал, а не пребывал в раздумьях. На страницах перед ним раскинулась вязь химических цепочек, по-видимому, доведенная до логического конца.

Он даже не шелохнулся, когда я встал и осторожно накрыл его одеялом, хотя несомненно был настороже — как и всегда.

Во мне теплилась неуверенная надежда, что на этот раз кошмары его не побеспокоят.


Примечания:
Историческая информация к размышлению: Сезар Депре и Фредерик Гатри в разные годы независимо друг от друга смогли синтезировать иприт (боевое отравляющее вещество кожно-нарывного действия).
Впрочем, пути, по которым шла наука в сеттинге «aSiE», могут отличаться от таковых в реальной истории.

@темы: мои фики, Этюд в изумрудных тонах

---

Холодные Звезды — 4

Ибо мир полый, а я коснулся неба

Автор: Fire Wing
Фандом: Хантер Эрин «Коты-Воители»
Категория: гет
Рейтинг: PG
Размер: драббл (590 слов)
Метки: AU, ангст, антиутопия, мистика, постканон
Саммари:
Всем известно: когда Пронизанный, предводитель племени, умирает, его место занимает верный глашатай, и сами Звезды указывают на него, сплетая первую тонкую — с паутинку — связь. И связь эта повелевает избраннику как можно скорее стать новым Пронизанным, вернув племя под бережный присмотр святейших предков.
Примечания:
Нейропотрет Грозовой Звезды (ранее — Пустынницы) после посвящения:

тык

*****
На пороге целительской палатки у Пустынницы — его отчаянной, смелой Пустынницы, некогда не побоявшейся в одиночку броситься на лису, — подкашиваются лапы.

Мшистый одним движением оказывается подле нее, подставляет плечо, одновременно закрывая собой от соплеменников, под взглядами которых у них обоих вот-вот задымится шерсть.

— Ты молодец, — как можно мягче шепчет он ей на ухо. — Ты отлично справилась. Я тобой горжусь.

Всем известно: когда Пронизанный, предводитель племени, умирает, его место занимает верный глашатай, и сами Звезды указывают на него, сплетая первую тонкую — с паутинку — связь. И связь эта повелевает избраннику как можно скорее стать новым Пронизанным, вернув племя под бережный присмотр святейших предков.

Но как бы Мшистый ни хотел вселить в подругу радость, голос ломается, сипнет: его шея будто охвачена колючей ежевичной плетью, не дающей дышать.

Какова была вероятность, что именно на долю Пустынницы, его Пустынницы выпадет честь повести племя за собой?

Некоторые старые легенды гласят, что когда-то давным-давно глашатаи могли заступать на свой пост, с неслыханной наглостью надеясь однажды занять место предводителя. Но даже их рассказчики не могут объяснить это иначе, кроме как тем, что Пронизанные Звездами в прошлом были гораздо неосторожнее — и транжирили все девять своих бесценных жизней за время, меньшее отмеренного любому обычному коту.

Грозовая Звезда правил племенем уже очень долго — так долго, что события, предшествовавшие его посвящению, стерлись даже из россказней старейшин. Как и положено предводителю, он казался и был неизменной, неотъемлемой частью Грозового племени, и его голосом все эти бесчисленные луны говорили сами Звезды.

Теперь, когда роковая случайность отняла у него последнюю жизнь, обезглавленное племя надлежало как можно скорее снова сделать цельным.

— Травы путников, — бесцветным, хриплым от долгого неиспользования голосом извещает их Тенегрив, Грозовой целитель, и опускает на пол палатки три лиственных свертка. Придвигает два из них к Пустыннице: — На сейчас и на потом. Не ошибись.

Мшистый тянет лапу, чтобы подцепить свой сверток. Тенегрив не обращает на это движение ни капли внимания, будто воина здесь и нет. Будущая Пронизанная — единственная, по отношению к кому он сейчас может нарушать обет молчания.

— Мы все равно не стали бы парой, — с нарочитой легкостью говорит Мшистому Пустынница, отстраняясь. Открывает глаза — и они, полные тоски и страха перед неведомым, выдают ее ложь в тот же миг.

Однако Мшистый молчит.

По закону, Пронизанному перед тем, как идти к Лунному озеру, подобает отречься от всех своих чувств к живущим. Ведь иначе воля Звезд в какой-то миг его долгой-долгой будущей жизни может превратно исказиться.

Стремясь сделать хоть что-то, Мшистый нагибается над своим пучком листьев и судорожно втягивает полуоткрытой пастью тонкие запахи сушеных трав. В нем, как и в первом свертке Пустынницы, действительно ничего необычного, лишь то, что придаст сил и поможет заглушить голод в длительном пути туда и обратно.

О сладковатом запахе ягод тиса и ландыша, доносящемся от второго свертка, Мшистый старается не думать.

Посвящение не бывает легким. Чтобы пройти его и укрепить связь, сделав ее нерушимой, Пронизанному нужно погрузиться в сон — глубокий, как Лунное озеро, приводящий на самую грань жизни и смерти. Если избранник окажется слаб, то более не проснется.

И как-то само собой получается, что он смотрит прямо в глаза Пустынницы, когда она слизывает свою первую порцию трав. Тотчас же ее мордочку перекашивает, а из горла вырывается невнятный жалобный звук — от горечи трав, конечно же, от горечи.

Но почему ни один из них оказывается не способен отвести взгляд? Почему Мшистый смотрит-смотрит-смотрит в зеленую глубину ее глаз, словно силясь запомнить этот цвет до того, как он на девять долгих жизней сменится крапчатым голубым, свидетельствующим о том, что в этом теле не осталось ни следа ее самой — только воля и голоса многочисленных предков, ни следа Пустынницы — только безликое имя Грозовой Звезды и обращение «вы»?

@темы: мои фики, Коты-Воители, холодные Звезды

---

Undefined behavior в условиях антиутопии

Ошибка синхронизации

Автор: Fire Wing
Фандомы: Shadow Fight 2, Vector
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (1415 слов)
Герои: Беглец, Тень
Метки: антиутопия, потеря памяти, фантастика, экшн
Саммари:
Первые сутки с момента выхода из Системы Беглеца, как он прозвал сам себя, пролетают в беспрерывном беге.
Примечания:

Нейрообложка.

Нейрообложка:


*****
Первые сутки с момента выхода из Системы Беглеца, как он прозвал сам себя, пролетают в беспрерывном беге.

Он петляет по лабиринту крыш и офисов на верхних этажах, отчего-то всегда зная, куда нужно повернуть, чтобы не угодить в тупик.

Ускользает, выворачивается практически из рук, из-под электрошокеров преследователей.

Снова и снова бросается в безумный полет над пустотой, повторить который решаются далеко не все из них.

Но все равно ощущает, как стягивается накрывшая Офисный район незримая охотничья сеть.

Его спасает чудо: отчаливающий воздушный катер — и последний отчаянный прыжок на разрыв мышц.

Уже рывком подтянувшись на задний бампер, Беглец оглядывается назад: на взлетно-посадочную площадку один за другим выбегают и останавливаются три охотника.

Он спасен. Хотя бы на время.

Но чувство облегчения быстро угасает. Беглец съеживается на своем ненадежном насесте, вцепившись в стремительно выстывший металл и пригнув голову от порывов беспощадного ветра, и под тонкий вой антигравов катера поневоле погружается в размышления.

Отнюдь не о том, куда ему следует бежать далее, едва катер приземлится — но о странности всего происходящего.

Как он, обычный клерк, почти всю жизнь проведший на сидячей работе, мог подолгу бежать без устали? Откуда имел поистине Системное(1) чутье на охотников? Каким образом безупречно владел своим телом и сложными трюками раз за разом выигрывал драгоценные секунды и метры?..

Вопросы множатся, копятся, как сбои в программе, и забирают себе все внимание… До тех пор, пока катер не совершает резкий поворот, а Беглец не возвращается в реальность, с тревогой обнаружив, что уже почти не чувствует окоченевших на ветру рук.

Размышления приходится отложить. Здесь и сейчас важна становится только гладкая обшивка катера, в которую он вжимается всем телом, чтобы не свалиться в техногенную бездну внизу.

* * *
Несколько часов спустя, когда солнце уже клонится к изрезанному зданиями горизонту, катер пересекает границу Жилого района. Но на снижение он идет много позже: когда оказывается на территории огромной стройплощадки.

Беглец решает прыгать, не дожидаясь стыковки.

На подходящее недостроенное здание он… думал, что приземлится так же, как множество раз до этого приземлялся на крыши, растягивая удар в перекат, но на деле — валится недвижным кулем, прикусывая на языке болезненный вскрик.

Счастье, что его никто не преследует: он долго не может двинуться и — там же, где упал, — поневоле дожидается, пока хоть немного согреется закаменевшее тело.

* * *
Ему везет и второй раз за этот сумасшедший день: стройка оказывается старой, переходно-автоматических времен, и в недрах здания рядом со сваленными в кучу стройматериалами он обнаруживает сумку с личными вещами, которую кто-то забыл здесь множество лет назад, а в ней — сухой паек.

Голода нет — есть только давящая усталость напополам с тупой ноющей болью во всех конечностях и особенно в кистях рук. Но если он хочет функционировать и дальше, тело нужно снабдить энергией…

Беглец долго не может разорвать упаковку: пальцы не гнутся и словно не принадлежат ему. Их кончики в свете угасающего дня темнеют, выделяясь на фоне бледной кожи, и эта гангренозная чернота ползет все дальше.

Обдумывать, чем ему грозит обморожение, попросту нет сил, и Беглец, рассеянно облизывая с губ безвкусную пыль, — на работе им давали почти такие же пайки, разве что не рассыпающиеся прямо в руках, — зарывается под брошенный в углу утеплитель и проваливается в сон.

Ему снится жалящий ветер пустыни, огромная каменная статуя впереди и спина низкорослой, но выносливой лошадки под ним.

А еще — тяжесть скалящейся стесанными зубами печати в его руках.

* * *
Беглец по невесть откуда взявшейся привычке просыпается и вскакивает одновременно — и только потом понимает, что именно его разбудило.

С нижних этажей доносятся шаги нескольких пар ног в тяжелых ботинках. Шаги, звучащие точно так же, как и те, что он постоянно слышал днем ранее.

Он надеялся, что за пределами Офисного района его не станут искать.

Что ж, он ошибся — и теперь вынужден как можно тише покидать свое временное убежище.

…Из-за угла, едва заметная в утреннем полумраке, появляется крепко сложенная фигура в бронежилете и шлеме, с электрошокером у бедра. При виде нее у Беглеца перехватывает дыхание, но это оцепенение длится не дольше пары ударов сердца; потом страх вытесняет знакомая сосредоточенность.

Он вкладывает всего себя в первый рывок, необходимый, чтобы прорваться в коридор — до того, как в его тело вопьются, обездвиживая, синие молнии шокера.

Стройплощадка для него — новая, совершенно неизведанная территория, и вести на ней игру не на жизнь, а на зачистку будет стократ сложнее.

* * *
Темнота надежно укрывает его от преследователей: в мире, подвластном Корпорации, после заката наружу не выходят даже охотники.

За это правило Беглец едва ли не впервые возносит Мастеру(2) мысленную благодарность.

Новая усталость наложилась на вчерашнюю, и теперь он вымотан как никогда в жизни. Отключенный кран должен был стать лишь перевалочным пунктом, укрытием на время очередной передышки — но, забравшись на самую верхотуру и пристроившись там, Беглец понимает, что просто не сможет продолжить движение. Слишком болят все до единого мускулы.

Даже сейчас, после получаса отдыха, попытка лечь компактнее, чтобы не замерзать на ночном ветру, заставляет его кривить лицо. Но своей цели — сгорбиться, поджать ноги и обхватить руками плечи, — Беглец все-таки добивается.

К его пальцам давно вернулись осязание и подвижность — иначе он не смог бы повиснуть на руках ни единого раза за весь этот день. Однако чернота доползла уже до запястий и нырнула под рукава офисной рубашки — уже совсем не такой ослепительно белой, как двое суток назад.

Холод проникает и в его сны, обращая приморский город заснеженным горным плато.

Холод слизывает боль от ран, нанесенных веерами его противницы, неуловимой, как ошибка в Системе.

Холод охватывает его целиком, когда он валится на утоптанный снег с перерезанными сухожилиями.

— Сдаешься? — выдыхают ему на ухо.

* * *
К середине третьего дня Беглец как никогда остро ощущает нависшую над ним опасность.

В лихорадке погони не разобрать, стало ли охотников больше или каждого из них заменили на более опытного и тренированного, не выстроить четкой стратегии. Все, что он может сделать сейчас — удирать-удирать-удирать, чувствуя, как его постепенно окружают.

…Он бросается вниз с двадцатого этажа еще до того, как высматривает впереди то, за что может уцепиться.

Крановый крюк оказывается ржавым; когда Беглец выпрямляется уже в пролете соседнего здания, на полу остаются смазанные кровавые отпечатки и рыжие чешуйки окиси. Кровь капает и с его рук — тягучая, тонко пахнущая металлом и совершенно черная, и в мышцах звенит нечеловеческое напряжение.

Стоило бы перетянуть ладони лоскутами собственной одежды, чтобы не оставлять следов, но у него совершенно нет времени.

Отработанным экономным движением взлетая на лестницу, Беглец еще успевает увидеть силуэтный росчерк на фоне светлой стены здания — один из охотников прыгает за ним.

Он надеется, что тошнотворный влажный хруст, раздавшийся мгновением позже, — преследователь промахнулся, — удержит остальных от попытки повторить этот трюк.

* * *
В какой-то момент он ошибается. Неверно подсознательно-интуитивно оценивает расстояние до погони. Сворачивает не туда… и обнаруживает себя на заваленной строительным мусором крыше.

Окруженным тремя охотниками.

Загнанным в угол в прямом и переносном смысле — сигать за край бесполезно, в пределах досягаемости пусто.

Массивные силуэты медленно и молча сжимают кольцо, держа наготове электрошокеры — а Беглец, не в силах сдаться и перейти к неподвижности, вертится на одном месте, судорожно озирается, почти в панике придумывая и отбрасывая один сумасбродный план за другим…

До тех пор, пока мусор не звякает под его ногой. И пока проклюнувшееся было рациональное мышление снова не уходит на дно, уступая место тому же чутью, что направляло его в бесконечном беге.

Беглец подхватывает с бетонного пола кусок арматуры — и вес оружия в его руках кажется невозможно знакомым, невозможно родным.

Он атакует, не медля ни секунды.

Дотянуться до него шокером у охотников так и не получается.

* * *
Тем же вечером в инфосеть с пометкой «Особо опасен» выкладывают изображение с камер — изображение бежавшего Объекта 307.

Особые приметы: черная кожа, белые глаза.

Как будто Объект 307 — негатив любого из миллиардов одинаковых элементов(3) Корпорации.

Тень. Не живое существо. Песчинка в отлаженном механизме, которую надлежит как можно скорее вычистить.

* * *
Беглец не расстается с арматурой еще много дней, пока в конце концов не сменяет ее на более легкое, более подходящее ему оружие.

Ему больше ничего не снится, — последнее путаное видение оборвалось на пламенно-грозном «И ты увидишь рождение нового мира, прекрасного и дикого. Моего мира», — и с течением времени он твердо уверяется в том, что перестал нуждаться не только в еде, но и во сне.

Ему, несмотря на растущую выносливость, неведом покой. Едва он ускользает от одного отряда охотников, как следующим же днем натыкается на другой, лучше подготовленный. Система не жалеет ресурсов на устранение ошибки.

А еще Беглецу все чаще, все настойчивее кажется знакомым повсюду транслируемое лицо Мастера — знакомым не потому, что ранее он, как и все элементы Системы, видел его по множеству раз на дню.

Он помнит его иным — с сияющими белым беззрачковыми глазами, с металлическими пластинами на черепе и выходящими из них пучками нейрошунтов.

Эта загадка всегда с ним — подзуживает, вертится на самом краю сознания; однако ее решение надежно сокрыто пеленой забвения.


Примечания:
(1) Системное = всепроникающее, мастерское, звериное.
(2) Мастер в мире Vector’а — по сути, воплощение Большого Брата.
(3) Элементы = жители.

@темы: Vector, мои фики, Shadow Fight 2

---

Один в поле не воин

Тьма и сталь

Автор: Fire Wing
Фандом: Shadow Fight 2
Категория: джен
Рейтинг: R
Размер: драббл (1265 слов)
Герои: Тень, ОМП (Механо), Сайфер, Кали, Титан
Метки: научное фэнтези, сражения, упоминания насилия, фантастика
Саммари:
— Ты действительно силен, — кивает Сайфер по окончании тренировки, вставая с пола и одергивая на себе мундир. Его лицо неизменно, но в голосе — едва приметное одобрение… которое быстро сменяется обычным холодом: — Однако все еще недостаточно, чтобы Титан выделил тебя среди остальных Безликих.
Тень молча поднимает копье с тяжелым наконечником, как бы говоря, что это — лишь вопрос времени.
— Ждать нельзя, — качает головой лидер Убежища. — Вот что. Препоручу тебя заботам Механо. Посмотрим, что он сможет сделать.
Примечания:
Самопальный коллаж-иллюстрация с вручную отрисованным Механо:

тык

*****
Тень убежден, что бесконечно можно смотреть на три вещи: на жизнь пламени, на течение воды и на полет пластинчатого меча в умелых руках.

…Даже если этот самый меч очень больно ранит.

Тень до скрипа стискивает зубы, когда ему в ноги впиваются сразу несколько составных частей лезвия. Выпад противника был направлен вперед, но уклонение не помогло — разложенный меч подобно змее скользнул за его спину, достав воина и там.

Извернувшись, он откатывается в сторону… только для того, чтобы увидеть, как уже сложенное лезвие со свистом летит прямо ему в голову.

* * *
Один за другим тянутся проведенные то в Убежище, то в недрах Фабрики, то в Каменном лесу длинные дни и такие же длинные ночи… а Тень, как и прежде, занимается тем, что умеет лучше всего: сражается.

С течением времени он нарабатывает репутацию: сначала в стычках с прочими жителями Убежища, потом в боях с Древним во множестве чужих обличий, еще позже — на турнирах среди Безликих. Не обходится и без поражений, не обходится и без освоения нового оружия (он подсматривает приемы у противников — и неважно, что они зачастую лежат за пределами возможностей человеческого двурукого-двуногого тела).

— Ты действительно силен, — кивает Сайфер по окончании тренировки,вставаяс пола и одергивая на себе мундир. Его лицо неизменно, но в голосе — едва приметное одобрение… которое быстро сменяется обычным холодом: — Однако все еще недостаточно, чтобы Титан выделил тебя среди остальных Безликих.

Тень молча поднимает копье с тяжелым наконечником*, как бы говоря, что это — лишь вопрос времени.

— Ждать нельзя, — качает головой лидер Убежища, и Тень ощущает на себе его пристальный взгляд (хотя, казалось бы, как можно смотреть, когда глаза закрывает многосоставная металлическая деталь?). — Вот что. Препоручу тебя заботам Механо. Посмотрим, что он сможет сделать.

Тень вопросительно вскидывает бровь — никого с таким именем он среди обитателей Убежища не знает, а знает он вроде бы всех.

* * *
— Ты слишком медлителен, — Тень не уверен, что между острием меча и его шеей войдет хоть один волос. Меж тем его продолжают отчитывать без малейшего намека на гнев или любое другое чувство: — Титан быстрее даже меня. Поднимайся. Сразимся еще раз.

* * *
Мигает освещение, и мрак из дальних углов огромного безжизненного помещения — Сайфер однажды обмолвился, что Убежище «вместит вдесятеро больше последних из могикан, если понадобится», — подползает к самому порогу.

— Механо? — спрашивает Тень в эту трусливую темноту, что отступает секундой позже, а потом — возвращается, стоит яркому белому свету ненадолго перестать литься с потолка.

Тень ловит ладонью слабый ветерок, обозначающий чье-то движение.

Свет отвоевывает прежние позиции, но теперь он отражается от высокой худой фигуры, с ног до головы закованной в металл. Местами броня незнакомца щерится острыми режущими кромками, но идеальную грозную симметрию нарушают отличные по цвету заплаты из иного, более тусклого материала.

Механо, если это он, внушает трепет одним своим видом — несмотря на то, что его четырехпалые руки пусты.

— Тень? — и лязг слышен даже в голосе этого… человека? Определенно нет — не бывает у людей такой узко-вытянутой головы и вторых коленей, сгибающихся назад. — Доспех — долой. Титан владеет оружием, один удар которого может рассечь существо вроде тебя пополам. Проверим, как ты умеешь уворачиваться.

* * *
Механо — воплощенная сталь. Стальное терпение, стальная выносливость, сталь в голосе… кажется, сталь, слитая с броней воедино, заменяет ему даже кожу. Но в то же время он нечеловечески, смертоносно быстр. И Тень, сколь бы позорно это ни было, постоянно проигрывает ему.

— Поднимайся. Сразимся еще раз.

Тень не в силах сосчитать, как часто слышит эти слова, в которых с течением времени не меняется ничего — от манеры произношения до интонации. Но сейчас он впервые сомневается в том, что сможет подчиниться.

Сиплые суматошные вздохи рвутся из его груди подобно пойманной птице, сердце заходится в самом горле, а по лицу стекает кровь. Тело стало одним сплошным очагом боли — где-то ноющей, где-то острой.

— Я ослеп, — хрипит он, переступив через жгучий стыд.

— Знаю. Поднимайся. Сразимся еще раз.

* * *
— Начнем? — своим неживым, неестественным голосом Механо неуловимо напоминает Кроноса.

Тень кивает и берется за утяжеленное копье. Механо же делает что-то странное: стремительно проводит руками по голове, плечам, груди, отделяя от брони некоторые ее части (другие элементы незаметно для глаза сдвигаются, почти полностью закрывая прорехи, в которых виднеется что-то черное и перемигиваются тусклые огоньки)…

Стискивает правой ладонью нечто похожее на рукоять меча, а левой ведет по воздуху прочь, и зажатые в пальцах элементы будто бы сами складываются в лезвие…

В условной стойке опускает к земле новоявленный пластинчатый меч.

Тень… удивлен.

* * *
Тень сражается на жалких остатках сил и концентрации, разя копьем почти наугад и едва держась на ногах. Зрения отчаянно не хватает; Механо неведомым образом ступает бесшумно, выдавая себя разве что редким свистом рассекаемого мечом воздуха.

Но в какой-то момент из окружающей черноты начинают проступать смутные белые контуры. Выдохшийся Тень не может позволить себе даже лишнюю мысль, чтобы не сбить хлипкое сосредоточение на битве — и потому просто принимает вернувшееся странное подобие зрения как данность.

Ровно до тех пор, пока подсечка не отправляет его на пол — снова. И пока он не понимает, что слепота вновь с ним, а подняться — стократ выше его сил.

— С этим уже можно работать, — это усталость играет с ним шутку, или Механо и впрямь говорит с удовлетворением?

— Что ты… со мной… сделал? — слова царапают горло. Во рту и на губах — металлический вкус крови.

— Спровоцировал выброс теневой энергии на замену утраченным органам чувств. Осталось научить тебя контролировать данное состояние. * * *
— Знаю, ты сможешь с ним справиться, — с такими словами Тени рукоятью вперед протягивают сложенный меч. — Его структура основана на теневой энергии.

Тень долго смотрит на металлические детали, заменяющие Механо лицо.

Перед ним — еще один эксперимент Титана, пошедший против своего создателя?

Однако спрашивает он совсем другое:

— Как тогда Древний смог совладать с этим оружием? — хоть раз увидев предбоевую трансформацию Механо и его заплаты, нетрудно догадаться, что мечи изначально были парными.

— Особенности расы, — неопределенно звякает в ответ. Механо явно не считает нужным пускаться в объяснения — они оба знают, что Тень их просто не поймет.

* * *
В следующий рассвет в Убежище проникает Судья — и устраивает подлинную резню, убив всех, кроме Сайфера.

После его пленения на выживших ложится новая задача: разобраться с трупами.

— Отправим их в утилизатор. Не пропадать же дармовой энергии, — пожимает плечами Кали.

Тень, всеми силами стараясь не выдать охватившего его смятения, снова обращает взгляд на изуродованные тела павших.

Механо среди них нет.

* * *
Механо был прав, понимает Тень: огромный, в человеческий рост меч Титана вкупе с его силой — грозное оружие. Но если пропущенные удары плашмя лишь ломают ему несколько костей, то удар лезвием в спину сминает-пронзает его броню и тело с невиданной легкостью.

Одно бесконечно растянутое мгновение Тень пытается понять, что трещало — пластины сверхпрочного доспеха или его перебитый хребет.

А потом он в агонии хватается за торчащий из грудины конец меча, захлебываясь кровью и криком.

И мир вокруг тонет в темнеющем кровавом мареве.

И дробится на части.

И уплывает-уплывает-уплывает…

…Вечность боли спустя он обнаруживает себя лежащим навзничь у стены Цитадели, отброшенным туда небрежным взмахом меча.

И обнаруживает, что Титан стоит не возле него, очевидно проигравшего, а в центре помещения, сражаясь… с кем?

Узнавание понуждает Тень вскочить, забыв о перерубленном хребте и параличе. Изломанные ребра отзываются на его неосторожность влажным хрустом, клинят, и он окончательно теряет возможность дышать — но она ему сейчас и не требуется.

Подле Титана со знакомой нечеловеческой быстротой кружит Механо, в моменты отключения силового щита нет-нет да задевая его доспех лезвиями электроглефы, которую сжимает левой рукой; правая висит безвольной плетью на остатках жил-проводов.

Вот он отступает дальше допустимого, и Титан, вновь окутанный шестигранным орнаментом, ломаным движением опускается на колено, чтобы атаковать рукой-гарпуном…

Предупреждающий выкрик Тени превращается в болезненный хрип, но Механо хватает и этого: согнув многосуставчатые ноги, он бросается вниз и вперед, уходя из-под удара.

Тень собирает воедино лезвие пластинчатого меча, сплевывает кровь прямо в шлем — и осознает, что ухмыляется, только когда засохшая кровяная корка на его лице вдруг трескается.

Их шансы одолеть Титана поодиночке — ничтожно малы.

Вместе они уже на что-то да способны.


Примечания:
*Пронзатель.

@темы: мои фики, Shadow Fight 2

---

Спецагентские будни

О контактах третьей степени

Автор: Fire Wing
Фандомы: Люди в черном (MyNeosha), Шерлок (ВВС)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (560 слов)
Герои: Невер, Шерлок Холмс, Алиса
Метки: вымышленные существа, преканон, спецагенты, стихи, тайные организации, упоминания смертей, фантастика
Саммари:
Жарким летом две тысячи девятого года Невера посылают с одиночной миссией в Лондон.
Примечания:
На самом деле эта работа была написана еще в середине ноября, но так получилось, что я только сейчас решилась ее выложить. Так что пусть эта публикация будет моим новогодним подарком вам, дорогие читатели!
P.S. И, по сложившейся традиции — простите, оно само!

*****
Невер — секретный агент, ему двадцать пять.
С собой — пистолет, да инвертор в кармане,
Да опыт тяжелый непрожитых лет за плечами.
Стандартный комплект под то, чтобы мир спасать.

Столица «Грейт Британ» гудит: находят тела.
Уродливые, безруко-безногие, искалеченные.
Полиция умоталась, пытаясь раскрыть дела,
Мирняк паникует, понявши, что жизнь не вечная.

Задание будет нелегким — Лондон огромен.
Отыскать «каннибала» возможно лишь по следам.
Копы вновь мешают. Привычный феномен.
«Алис(1), отзовите их нахрен», — «Сейчас передам».

* * *
У трупа — агент. Изучает там что-то, согнулся…
Неладно, ведь миссия одиночная. «Viva incognita?»
Ошибка вскрывается быстро. «Агент» повернулся —
Ни галстука, ни оружия, ворот рубашки расстегнут...

Он смотрит — и взгляд по-рентгеновски острый.
«Гражданский», — бормочет в наушник Алиса.
План действий простой. Он точно не видел монстра.
Инвертором щелкнуть и за угол удалиться —

Его и не вспомнят. Но что делать с трупом?
И на этого типа впоследствии как не нарваться?
Инвертор готов — для продления ступора.
«Алиса, возможно ЧП. Мне нужна информация».

Минутами позже он завершает осмотр места,
Спешит по-английски уйти, пока тип не опомнился.
Улик никаких. Что искал самозваный маэстро?..
«А звать нашего гения логики…» — «Шерлоком Холмсом».

* * *
Проходит шесть дней — и две встречи все с ним же.
Где труп — там и Холмс. Раздражает до крайности.
Бессмертным считает себя, подбираясь все ближе
К разгадке. А что память ему стирали не раз — частности.

* * *
Близ пятого тела витает сильнейший дух гнили.
Источник — размяклая от жары не-этого-трупа нога.
Придется признать — вновь монстра они упустили…
Холмс молчалив и задумчив, но это пока.

Картина меняется быстро, и вот уже оба при деле:
Сыщик мечется над следами с болезненным упоением,
Гипотезу строит Невер про отметины на ноге и теле.
А после — щелчок, и Холмс вновь замирает в забвении.

Теорию впору принять за рабочую: тварь меняет
Конечности — стало быть, из подтипа мимиков.
В толпе не найти: она незаметно средь дня убивает.
Придется искать ее логово — логово хищника.

* * *
У парка его встречает… черт, лучше бы то был монстр.
«Проваливайте отсюда, сэр», — цедит Невер в темень,
Черты пистолета угадывая на фоне звездном.
Треклятый неугомонный гражданский кремень.

Чужие шаги — и он, про себя матеря все на свете,
Берет Холмса в захват. «Молчите. Ни звука».
Не ждал тот, привычный к криминалитету,
Найти в конце НЕХа — и, видно, напуган.

Аморфная жуткая тварь едва движется, ковыляет, —
Спугнули ее в прошлый раз, не дали закончить, —
Нужды в маскировке нет, и вонь тлена все нарастает.
Заметила… Если промедлить — обоих прикончит.

«Бегите!» — командует он, достает пистолет,
Смещая курок в режим ликвидации. Подрывается
В сторону Холмс; тварь, из себя вылепляя скелет —
Следом. В прыжке в гуманоида оформляется…

Неделя почти без сна отнюдь не помеха меткости:
Бьет в руку отдача. Тварь визуально теряет форму,
Раскидав на газон потроха и гнилые конечности.
Холмс падает тоже — в кровище, далек от нормы.

Невер подходит ближе. Холмс на земле дрожит,
Зрачки во всю радужку, бледен как призрак, —
Задета когтями артерия(2), — и невнятно хрипит:
«На кого вы работаете?». К отключке чертовски близок.

Прикинув кровопотерю, агент совершает глупость.
Меняет режим на стандартный, — плутония хватит.
«Плевать, на кого. Живите отсюда», — и, нащупав
Крючок спусковой, жмет, времени больше не тратя.

* * *
…Могло быть и хуже: он лишь огребает выговор.
«Кому и зачем говорила — без лишних контактов? —
Алиса устала не меньше. — Хотя, с таким выбором…
Но не смей и пытаться в отчете замалчивать факты».

Назавтра — аврал. «Под нас подкопались», — протеже
Своему поясняет Алиса. Отсюда и чувство опасности…
Но Невер хохочет до слез. «Кто-нибудь, завербуйте его уже!
Этот тип и меня задолбал до предела, до крайности!»


Примечания:
(1) В некоторых случаях, когда на миссии требуется быстрое получение оперативной информации, к агенту приставляют дистанционное сопровождение (пример тому можно видеть во «Вторжении инопланетян» ).
Алиса здесь — еще не руководитель организации.
(2) В случае ранения бедренной артерии бездействие в течение двух-трех минут приводит к смерти от невосполнимой потери крови.
P.S. В фике также использован позаимствованный у Doril хедканон: во времена молодости Невера реверсы еще были технически несовершенны, совмещены с пистолетом и в силу малого запаса плутония могли произвести лишь один-два выстрела.

14.11.24 — 17.11.24

@темы: мои фики, стихи, Шерлок (ВВС), Люди в черном

---

Минутка незамутненного счастья

Говорят, обещанного три года ждут... но маленькое чудо, о котором пойдет речь, случилось задолго до окончания сего сакраментального срока.
Неасыть, проводившая прошлым летом масштабный челлендж «Красиво о простом» (собственно, тогда мы и встретились), неожиданно сделала мне коллаж к фику «И над руинами встанет солнце».

Полюбоваться красотой

@темы: мои фики, визуал, Люди в черном

---

Спецагентские будни

И видеть сны

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (3125 слов)
Герои: Невер, Илья, ОМП (Танго), ОМП (Вайт), ОМП (Чарли)
Метки: AU, fix-it, научная фантастика, постканон, спецагенты, тайные организации, фантастика, экшн, элементы ангста, галлюцинации / иллюзии, открытый финал
Саммари:
Он переводит дыхание и отлепляется от стены. Ухмыляется и изрекает, — в очередной раз, — даже не пытаясь скрыть иронию в голосе:
— Добро пожаловать в реальный мир!
Примечания:
Fix-it по мотивам последней вышедшей серии «Вторжения».
Если вам показалось, что в фике присутствуют отсылки на «Матрицу» — вам не показалось.

*****
— Агент Невер, Хронос атакует, вы нам нужны! — испуганный фальцет Тони едва слышен и доносится как будто издалека. Но именно он заставляет оцепеневшего в коленопреклоненной позе Невера дрогнуть и вскинуть голову.

Хронос? Пришельцы?

Что он один может сделать против них, бесконечным потоком прущих неизвестно откуда?

Здесь, в палаточном лагере, наверняка были вооруженные люди — и все же Илью так и не спасли…

Он с трудом отводит взгляд от изуродованного тела напарника.

Весь пол и даже стены палатки — в бурых пятнах. Снова кровь… Как же много ее здесь пролилось.

Незримая черная волна горя подступает совсем близко. В ней увязают мысли, она еще усиливает ощущение тяжести на плечах, — не от баллонов, к ним он привык быстро, — усиливает настолько, что кажется: вот-вот хребет жалобно затрещит и сломается, а вместе с ним и сам Невер.

И все же, несмотря ни на что, он стискивает зубы и встает. Вздергивает себя на ноги, как марионетку, и направляет прочь от растерзанной палатки.

Каждый шаг дается тяжело, словно на глубине под многометровой толщей воды.

Нестерпимо хочется оглянуться, хотя жуткая картина и без того выжжена на сетчатке. Но — нельзя.

Он нужен «Эпсилону» здесь и сейчас. А время для скорби наступит… потом. Когда-нибудь.

* * *
Минут, потраченных на возню с очередным спасенным и установление связи со штабом, ему почти хватает, чтобы отдышаться после пробежки с этим самым спасенным из глубин бункера. Только пот все так же надоедливо щиплет глаза, и его не смахнешь — мешает защитный костюм…

И костюм же не позволяет нормально расположиться в кабине вертолета. Приходится сутулиться, опираясь на приборную панель.

— Что там с временем сокрытия? — спрашивает он после обмена паролями.

— Меньше рассчитанного. Хронос… учится быстрее, чем мы предполагали. Скоро мое детище будет ему на один зуб, — голос Мора, одного из лучших штабных программистов, искажен помехами. Пропускная способность канала связи чудовищно снижена из-за множества навешанных на него защит.

— Сколько у нас?.. — он даже не договаривает. Ни к чему.

— Возможно, полчаса, — возможно, чуть больше; Мор всегда выдает худший или близкий к таковому прогноз. — Скольких вытащили?

— Шестерых. Занимаются седьмым.

…А всего они обнаружили двадцать семь работающих «гробов» — амниотических капсул, — с людьми внутри, но спасти всех — не в их силах. Вернуться за теми, кто останется — тоже невозможно. Хронос не позволит им снова проникнуть в самое его сердце, одно из множества, и выкрасть наглядные человеческие пособия… какой бы цели они ни служили.

— Принято. Связь закончил, — помехи съедают конец фразы.

— Связь закончил, — зачем-то кивает он, выпрямляется — и тут же ударяется баллонами об остекление кабины. Снова.

…Прежде чем выйти наружу, он еще раз осматривает гражданских в грузовом-тире-пассажирском отсеке. Все шестеро пристегнуты, все шестеро неподвижны, если не считать едва заметных подрагиваний грудной клетки. «Заморозка»(1), оказавшаяся как нельзя более подходящим решением, работает.

Пора возвращаться в бункер.

* * *
— Агент Тони? — зовет Невер в никуда, в окружающий серый рассвет.

Оклик выходит до безобразия хриплым. Надо укрепить контроль, — отстраненно подмечает он и весь обращается в слух.

Вокруг — неживая тишина. Ни ответа, ни звука человеческого голоса вообще, ни выстрела, ни тяжелого топота пришельцев… Только возле уха посвистывает клапан подачи воздуха.

Невер переключает реверс в боевой режим. Руки дрожат совсем чуть-чуть. Приемлемо.

* * *
— Сможете ускориться? Мор сказал, у нас полчаса, — на остатках дыхания выдает он и приваливается к стене; после двенадцатого за день спринта ноги нешуточно болят.

— Сам делай, раз такой умный! — огрызается один из колдующих — никак иначе это действо не назовешь, — над восьмой амниокапсулой. — Сам же и сердце ему будешь запускать, если что!

Они понятия не имели, что ищут в замаскированном экранированном бункере — и что найдут. И медицинского оборудования у них, конечно, нет.

— Чарли, показатели, — одергивает его второй настолько холодно, что температура в набитом аппаратурой жизнеобеспечения помещении, кажется, падает градусов на десять.

В руках третьего агента корчится, отхаркивая жидкую дыхательную смесь, седьмой… седьмая спасенная. Как и все предыдущие пленники Хроноса, полностью обнаженная — но кому сейчас есть дело до таких мелочей?

Надо собирать силы для следующего спринта на поверхность. Выводить спасенных по одному — единственная рабочая тактика; когда Хронос разделается с маскировочной вирусной программой и обнаружит их, уходить нужно будет на пределе возможностей.

Он переводит дыхание и отлепляется от стены. Ухмыляется шатающейся седьмой и изрекает, — в очередной раз, — даже не пытаясь скрыть иронию в голосе:

— Добро пожаловать в реальный мир!

— Не выделывайся, — закатывает глаза третий. Тоже в очередной раз.

* * *
Невер с реверсом наготове делает по тому, что осталось от лагеря, один круг.

Потом второй.

Ни людей, ни пришельцев он так и не находит.

Даже там, где — он уверен, — стоял Тони, на полувытоптанной траве нет свежих следов.

Отойдя под прикрытие танка, Невер пытается связаться сначала с другими агентами, потом со штабом. Но что трекер, что рация отвечают лишь сухим треском помех.

Это аномалия?

Или еще одна галлюцинация?

— …Туман, ранее непосредственный признак аномалии, отсутствует, — наговаривает он в диктофон, когда замечает, что дышит чаще и глубже обычного.

А еще замечает, что раздражающий свист клапана затих. И что вес баллонов за спиной стал подозрительно невелик. Но… он же менял их перед выходом из штаба?

Странно, неприятно, — свободного воздуха в костюме совсем мало, и внезапно заявившая о себе гипоксия быстро нарастает, — но не критично. Нужно просто переключить СИЗОД(2) в шлеме с изолирующего действия на фильтрующее…

Однако на месте нехитрого переключателя возле воротника — ничего, кроме гладкости внешнего слоя костюма.

Ощутив внезапный укол страха, он проводит рукой по шее — и не нащупывает на воротнике запирающих фиксаторов, словно шлем намертво сросся с комбезом…

* * *
К его возвращению колдовство над восьмой амниокапсулой еще только вступает в финальную стадию.

Первые два раза они возились по получасу, не меньше. Разбирали функционал капсул и машинный код, матерились, снова разбирали и снова, натыкаясь на очередное препятствие, матерились… А потом в системе удалось выявить уязвимость, и взлом пошел по накатанной — настолько, что его подрядили разбираться с гражданскими, сказав, что справятся и втроем.

Но капсулы с шестой процесс снова стал занимать все больше времени. Здешнее простенькое подобие ИИ, пусть и ослабленное еще одним наспех сварганенным вирусом, оказалось способно к самообучению — и к поиску обходных путей.

…Вклиниваться в налаженный рабочий процесс — худшая идея из возможных, так что он просто ждет и слушает рапорты агентов друг другу:

— Снижаю потребление энергии.

— Блокирую переход на аварийку.

— Отключаю дублирующие системы. Показатели в норме…

— Вырубаю жизнеобеспечение. Инициирую отделение сетки…

И тут отработанная процедура идет не по плану.

— Отделение не завершено. Повторяю попытку… — руки говорящего так и летают над панелью ввода. — Ошибка. Да чтоб тебя!..

— Не могу запустить открытие, — из ледяного голоса второго агента начисто исчезают эмоции.

Проходит еще несколько мгновений. Повисшее в воздухе напряжение все растет — и в конце концов пробивается новой репликой:

— Показатели нестабильны, падает процент кислорода в крови и тканях. Жизнеобеспечение, быстро!

— Не выйдет. Танго, ищи аварийный протокол, он должен быть!..

А время безвозвратно утекает, и он чувствует это всей шкурой, всем своим существом.

Изнутри капсулы раздается глухой удар.

— Похоже, судороги. Прогнозирую остановку сердца…

— Вайт, а если реверс?..

— Рехнулся?! Нас тут же засекут!

— Нашел. Но для открытия нужно вмешательство в программу.

— Действуй.

— Показатели… нулевые? Танго?!

— Не ссы, он уронил систему мониторинга.

Вечность спустя в сером монолите амниокапсулы появляется горизонтальная щель, и она растет-растет-растет…

— Нео, поможешь мне его достать, — распоряжается Вайт.

— У нас еще четверть часа. Попробуем вытащить девятого, — на правах руководителя операцией решает Танго где-то на фоне.

Тело в капсуле, окутанное тончайшей металлоорганической сеткой и полностью погруженное в жидкость, дрейфует на боку. Когда они подхватывают его под мышки и за ноги и поднимают, сетка лопается, оползает вниз, открывая синюшное лицо…

Невозможно знакомое Нео лицо.

Лицо, так и не истершееся из его памяти за прошедший год войны с Хроносом.

Лицо его бывшего наставника и напарника.

Вайт даже не вздрагивает от его нечленораздельного возгласа — положив «утопленника» на пол, он нащупывает сонную артерию… выжидает пару секунд… мрачнеет и убирает руку.

В кармане истошным писком — три точки, три тире, три точки, — заходится трекер. Связи между бункером и внешним миром нет, но между агентским чипом и приемником в непосредственной близости от него — есть, и сигнал SOS, в соответствии с протоколом, посылается еще какое-то время после смерти(3)…

— Проклятье. Почему из всех восьмерых мы потеряли именно нашего человека? — взгляд Вайта тяжел и мрачен.

— Мы еще можем его отСЛРить(4)! — горячо-непонимающе возражает Нео. А драгоценное время уходит-уходит-уходит…

— Мы не сделаем искусственное дыхание, потому что нам запрещено нарушать герметичность костюмов! — не словами, так интонацией пытается достучаться до него Вайт, делая движение, чтобы встать.

— Значит, посижу на карантине вместе с гражданскими! — рявкает Нео и расстегивает фиксирующие крепления шлема.

Он слышит вырвавшееся у Вайта ругательство — но ему уже решительно не до него.

Отбросив шлем куда-то в сторону и поставив скрещенные ладони на левую сторону груди Невера, он начинает первую серию компрессий. Давит — без жалости, как учили, — едва ли не всем своим весом.

Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать надавливаний в максимальном возможном темпе. И не думать о том, как трещат ребра под его руками.

Рывком сместиться в сторону.

Запрокинуть Неверу голову, зажать ему нос.

Выдох, второй.

Разогнуться, метнуться обратно.

Правильно поставить руки — и снова: раз, два, три, четыре…

…Через восемь циклов он начинает уставать.

— Сменить тебя? — оказывается, Вайт все это время сидел рядом и контролировал пульс Невера — точнее, полное его отсутствие. Удивляться этому нет ни времени, ни сил.

Нео коротко кивает — на вербальное подтверждение ему не хватает дыхания.

Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать.

Вайт занимает его место.

Нео нагибается к лицу Невера. Выдох, второй…

Проверить пульс.

Под перемещенными на сонную артерию пальцами — толчки.

Похоже, выражение его лица красноречивее любых слов; Вайт медлит с началом компрессий — и в этот момент Невер делает собственный хриплый вдох…

Чтобы тут же зайтись в судорожном кашле, словно пытаясь заодно с отработанной дыхательной смесью выплюнуть и легкие.

В четыре руки они перекатывают его на бок.

— Черт бы тебя побрал, — Вайт смеряет Нео нечитаемым взглядом. — Бди, — и, поднявшись на ноги, спешит к девятой капсуле.

* * *
Возвращение к реальности для Невера оказывается… непростым. Во всех отношениях.

Сначала его в перерывах между приступами сильнейшего кашля снова и снова рвет какой-то мутной жижей. Но и потом, когда в желудке не остается даже желчи, его то и дело складывает пополам — все от того же кашля.

В конце концов, вымотанный до предела, он амебой распластывается на… чем-то твердом и холодном.

Грудь болит так, словно по нему прошелся Роберт собственной персоной; наверняка треснули одно или два ребра. Глаза режет белый свет ламп, но Невер уверен: если он опустит веки — отбудет обратно в бессознанку.

Память не дает ответа на вопрос, как он оказался здесь… где бы это «здесь» ни находилось.

Жуткая слабость не позволяет оглядеться, зрение плывет, и удается понять только то, что потолок теперь заслоняет чье-то лицо в обрамлении подозрительно знакомых вихрастых волос.

Он с трудом фокусирует взгляд — и остатки самоконтроля рассыпаются в пыль.

Потому что над ним нависает Илья. В стандартном защитном костюме с символикой организации, но без шлема и взлохмаченный. Со вскинутыми в тревоге бровями и целой бурей эмоций в глазах. Живой вопреки всем законам логики.

* * *
— Не реагирует! — с ясно слышимой тревогой сообщает Чарли, и Нео вздрагивает, вскидывается, разрывая зрительный контакт с Невером.

— Пр-роклятье, — рычащие нотки в голосе Танго становятся заметнее обычного. — Уходим, быстро! — и, подавая пример, он первым начинает сворачивать принесенную аппаратуру.

Полная блокировка приема команд извне означает или то, что отвечающий за амниокапсулы искусственный интеллект все-таки переплюнул их, и воевать с ним дальше бесполезно… или то, что Хронос наконец-то заметил, сколь бесцеремонно ему пудрят его электронные мозги.

В помещении резко гаснет свет. Значит, точно Хронос; локальному ИИ нет смысла так действовать.

Нео нашаривает позади себя и спешно натягивает шлем. Автоматически включившийся режим ночного видения расцвечивает помещение в оттенки зеленого, придавая всему вокруг пугающее сходство с Матрицей.

— Реверсы в режим ликвидации! — командует Танго. Скрываться уже нет смысла.

Нео выпрямляется, закинув руку Невера себе на плечи — и тут же едва не валится вбок от нежданной тяжести; не учел, что тот, только-только выкарабкавшийся из клинической смерти, не сможет даже стоять.

Внезапно становится легче — Невера симметричным жестом подхватывают с другой стороны.

Неважно, кто это — времени нет ни на поворот головы, ни даже на то, чтобы выдохнуть «Спасибо». Сейчас главное — успеть выбраться на поверхность.

* * *
К вертолету они прорываются с боем.

Их пытается убить буквально все, что теоретически может это сделать. Системы бункера точечно начинают работать не в том режиме; сложная, странная техника сходит с ума; внутренние двери и перегородки сами собой закрываются, и их приходится пробивать выстрелами.

Поначалу Нео еще предполагает, что их противник опасается потерять ценного пленника и действует не в полную силу. Но потом они едва уносят ноги из заполнившегося техническим газом помещения, и с надеждой на лучшее приходится распрощаться.

…Внешние гермодвери бункера, конечно же, тоже оказываются опущены. Агенты нервно-стремительно переглядываются меж собой; Танго и Чарли безоружны, у него и Вайта, шедших сзади, реверсы мигают… на самом деле красным, но через оптику шлема кажется, что зеленым. Это означает один маломощный выстрел в боевом режиме, которого может оказаться недостаточно, чтобы выбраться, или два — в стандартном режиме…

Нео спешно выглядывается в циферблат наручных часов.

Он вернулся в бункер двадцать семь минут назад. Вопрос лишь в том, когда закрылись гермодвери.

Он вскидывает реверс, почти на ощупь меняя настройки, и стреляет.

Но не происходит ровным счетом ничего. Ни сразу после выстрела, ни позднее.

— Отойдите, — приказывает Вайт, тоже поднимая реверс. Он готов без колебаний использовать их последний шанс.

— Стоять! — командирским тоном гаркает ему под руку Невер и заходится в лающем кашле. Хрипит, кривясь от боли: — Есть другой способ… реверсируемые объекты не взаимодействуют с окружающим миром…

Иными словами, он предлагает пройти сквозь дверь, пока она будет под воздействием реверсирующего излучения.

Звучит достаточно безумно, чтобы сработать. А в случае ошибки или промедления смерть, скорее всего, наступит быстро.

У них за спинами в сумраке лестницы нарастает лязг неизвестного происхождения.

— За мной, бегом! У нас будет всего несколько секунд! — перехватывает инициативу Нео и снова жмет на спусковой крючок.

* * *
— Нео — к гражданским! Вайт — вторым пилотом! — рявкает Танго, запрыгивая в кабину «Терминатора»(5) и ударяясь баллонами об дверной проем.

Нео, матерясь сквозь зубы, вваливается внутрь вместе с Невером — тот уже малость оклемался и даже пытается помогать движению, хоть и едва держится на дрожащих ногах.

— Валим-валим-валим!! — голосит Чарли; у него в лучших традициях зеленого новичка сдают нервы.

Нео, уже собиравшийся швырнуть Невера на край сиденья, к статуям гражданских, краем глаза смотрит в иллюминатор — и замирает, жалея, что вообще сделал это. Он определенно предпочел бы не видеть лезущий наружу из открывающихся ворот плод порочного союза Ктулху и Скайнета.

Эту ощетиненную, лязгающую, перевитую проводами-жилами металлическую НЕХ Хронос явно собрал за последние полчаса из того, что было. Но, несмотря на всего три конечности, передвигается тварь вполне споро — и Нео даже думать не хочет о том, что произойдет, если она доберется до вертолета.

А она, судя по скорости ее продвижения, доберется.

— Пристегнись, — приказывает он Неверу и одним прыжком оказывается у внутренней двери кабины. — Вайт, дай мне свой реверс, эта хрень достанет нас самое большее через две минуты!

…Вопреки его худшим ожиданиям, пораженная выстрелом НЕХ задом наперед — хотя различить, что есть что, нелегко, — все-таки уползает обратно. Нарастающий шум винтов кажется спасением: за ним не слышно искаженного отзеркаленного лязганья.

Он позволяет себе облегченный выдох и уже собирается вернуться в грузовой отсек, когда Танго громко командует ему в спину:

— Допроси Невера.

Нео разворачивается на пятках — плотно сидящий шлем не дает просто оглянуться через плечо:

— Ты думаешь, это не он?! Мы поймали сигнал бедствия с его чипа! С этих координат! — он проверил. Успел проверить за тот промежуток времени, когда Невер уже почти начал воспринимать окружающий мир, а Чарли еще не забил тревогу.

Танго отвечает отрывисто, делая паузы в несколько секунд после каждого слова — он, как и остальные двое, с головой в предвзлетной горячке:

— Мы не знаем всех возможностей Хроноса.

«И мы не можем быть уверены в том, что он не подсадная утка», — мысленно договаривает Нео за него. Понимание оглушает его, как удар по голове.

При всей своей подозрительности на грани паранойи — Танго прав. Уж им ли не знать — после года войны и постоянных поисков предателей в своих рядах?..

— Вас понял, — отвечает он, не узнавая собственный голос, и захлопывает за собой дверь кабины.

…И едва не пропахивает фильтрующей коробкой пол, когда вертолет внезапно рвется вперед и вверх.

С сиденья на него, раскорячившегося на коленях и локтях в попытке хоть так удержать равновесие, вопросительно смотрит Невер.

Невер, которому он просто не имеет права безоговорочно доверять, даже если до чертиков хочется.

* * *
— Что происходит, Илья? — не выдерживает Невер, стоит вертолету более-менее уверенно лечь на курс, а его напарнику — подняться на ноги и стянуть с себя шлем. — И что случилось с ними?

К горлу снова подступает кашель, но Невер, не желая тревожить ребра, усилием воли сдерживает его. Кивает на закаменевших в одинаковых сидячих позах людей рядом; все семеро кажутся неживыми — лишь слабое дыхание разрушает это иллюзию.

Илья отзывается не сразу, как будто размышляет, какую информацию можно разгласить. Или слишком привык к позывному — Невер помнит, как он сам во время миссии на Северске-4 вот так же зависал, когда к нему обращались по имени…

— Они в полном порядке, — наконец сухо отвечает Илья, тянется к нагрудному карману — и мгновение спустя Невер обнаруживает в непосредственной близости его руку с инвертором.

От вспышки поутихшая было головная боль вновь заявляет о себе. Невер щурится, промаргивается — и даже не пытается скрыть возмущение пополам с изумлением:

— Ты охренел?

— Прости, — неловко пожимает плечами Илья и, отступив на прежнее место, принимается отключать баллоны от костюма. — Я должен был проверить.

Он старается не отворачивать лицо, — рокот винтов заглушает слова, и они оба за неимением других способов связи вынуждены читать по губам, — но и дальнейшего объяснения, что именно он проверял, не следует.

(Невер некстати припоминает, что еще недавно его напарник не обладал навыком чтения по губам. Совсем).

Тот тем временем снова встает на колени, чтобы запихнуть баллоны под сиденье, а разгибается уже с куском брезента в руках. Преодолев разделяющее их расстояние, молча сует его Неверу, получая в ответ благодарный кивок; все лучше, чем сидеть в чем мать родила. И комары, которые набились в вертолет еще на земле, не будут так донимать.

— Так, — и взгляд Ильи становится непривычно острым. — Что последнее ты помнишь?

…Невер быстро понимает, что его допрашивают — неумело, не обладая ни малейшим представлением о случившемся и топорно уходя от встречных вопросов.

Но он все-таки вытягивает из напарника нынешнюю дату и их местонахождение: семнадцатое июня двадцать третьего года, Гренландия(6).

А еще — и случайная задумчивая оговорка Ильи «Этого уже не было» ставит под его предположением точку, — он понимает, что ни одного из событий, начиная с пожара на Южногорской АЭС, в реальности не произошло.

Он подозревал что-то подобное — еще тогда, когда очнулся в бункере. Но только сейчас от осознания, что той череды бедствий и смертей не случилось, у него будто гора сваливается с плеч.

Но, значит, эта чудовищная масштабная иллюзия — направленная на поиск предела, за которым человек ломается? — была зачем-то кому-то нужна.

— Это ведь был Хронос, — он не спрашивает — утверждает. — Это от него мы бежали.

Илья долго колеблется, но в конце концов кивает — решил, что крупица правды в этом случае ничего не изменит?

…А цепочка размышлений тянется дальше — и приводит к выводу, от которого Невер ознобно передергивает плечами и плотнее запахивается в пыльную грубую ткань.

Что если все вокруг — лишь еще один уровень иллюзии? Такой, которую не покинуть, просто сказав «Viva incognita»?

Вопреки всему своему опыту и пессимизму он хочет верить в обратное. В то, что с концами выдрался из кошмара. В то, что этот знакомый-незнакомый Илья перед ним, ставший на год и неведомо сколько миссий опытнее — настоящий…

Но сколько бы он ни кружил в лабиринтах умозаключений, отбросить худший вариант невозможно.


Примечания:
(1) В этом АУ ученые «Эпсилона» разработали второй режим работы инвертора — т.н. «заморозку». Если стандартный режим вызывает кратковременный ступор, то при заморозке ступор длится до тех пор, пока человек не подвергнется воздействию некого «деактивирующего» излучения.
(2) Средство индивидуальной защиты органов дыхания.
(3) Согласно моему хедканону, трекер через чип мониторит показатели организма и в случае их падения до критического уровня посылает в штаб сигнал бедствия.
(4) СЛР — сердечно-легочная реанимация.
(5) «Терминатор» — неофициальное название вертолета Ми-8АМТШ.
(6) По канону, действие «Монстра» начинается в августе 2021.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

I'll find a way

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (6200 слов)
Герои: Илья, Невер, ОМП (Майк)
Метки: вымышленные существа, живые машины, контроль сознания, мистика, напарники, ОМП, приключения, спецагенты, телепатия, фантастика, экшн, смерть второстепенных персонажей
Саммари:
— У нас прибыло предварительных данных.
— И что это за данные? — Невер поднял бровь.
— Аномалия предположительно относится к классу S, а поддерживающая ее сущность обладает нехилым ментальным потенциалом, — Майк снял с шины правого шасси Ан-26 приставший кленовый лист и снова повернулся к ним. — Это проблема. Решаемая, но решение вам не понравится.
Примечания:
Название фика — строчка из одноименной песни группы E-type.
Да, в какой-то степени это сонгфик (хотя кому я вру, одно название песни описывает чуть ли не весь канон)). Но есть проблема: строчка «No matter I will stay alive», если верить Гуглу и большинству сайтов с переводом этой песни, означает «Я останусь жив, несмотря ни на что». Однако на некоторых сайтах имеет место быть вариант «Неважно, останусь ли я жив», и он подходит значительно больше.
Да, «май инглиш из бед… из бед и огорчений» (с), а потому впору задаваться вопросом — тварь я дрожащая или право имею давать названия на английском Но мне слишком нравится эта двусмысленность, ведь «I’ll find a way» можно перевести как «Я найду путь» и «Я найду способ» одновременно.
P.S. Самодельная эстетика

к фику.

к фику:


*****
К концу первого дня тренировок Илья пришел к выводу, что ненавидит прыжки с парашютом.

Виной тому были даже не нескончаемые упражнения на отработку одних и тех же действий. Проблема крылась в другом: было до безумия страшно терять опору под ногами, добровольно отдаваясь свободному падению…

Но к концу третьего дня методы «Эпсилона», которые лучше всего описывало незабвенное «Не можешь — научим, не хочешь — заставим», дали результат: Илья смирился, если это чувство вообще имело право так называться. Да, в момент шага «за край» по-прежнему накатывал инстинктивный ужас, да, секунды до раскрытия парашюта казались часами… Но руки при управлении стропами больше не дрожали, а Невер после приземления больше не смотрел с укоризной — соберись, мол, и в следующий раз не позорься.

…Короче говоря, подготовка к миссии проходила штатно.

* * *
Несмотря на самое начало сентября, осень уже вступала в свои права: на летном поле там и тут лежали принесенные ветром опавшие листья — и этот же ветер был достаточно холодным, чтобы намекать не стоять подолгу на одном месте.

Бродя кругами возле неизменного Ан-26, — только-только вставшее солнце совсем не грело, — Илья едва не пропустил приход Майка. К суровой реальности его вернул бесцеремонный хлопок по плечу:

— С бодрым утром, коллеги!

— Да, да, привет, — буркнул Илья. — Где тебя носило?

— Где надо носило, — отозвался Майк — каким-то непостижимым образом он уже оказался возле Невера и сейчас обменивался с ним рукопожатием. — У нас прибыло предварительных данных.

— И что это за данные? — Невер поднял бровь.

— Аномалия предположительно относится к классу S, а поддерживающая ее сущность обладает нехилым ментальным потенциалом, — Майк снял с шины правого шасси Ан-26 приставший кленовый лист и снова повернулся к ним. — Это проблема. Решаемая, но решение вам не понравится.

— Выкладывай, — командирским тоном потребовал Невер.

Майк покрутил крапчато-золотой листок в руках, как будто собирался с мыслями.

— Вам нельзя спать или терять сознание, иначе возможна осечка. А судя по размерам зоны, вы явно проведете там не один день. Так что было решено снабдить вас вот этим, — он выудил из кармана пиджака что-то, весьма напоминающее пару блистеров с таблетками, и протянул им с Невером.

— Это что? — озадаченно спросил Илья в пространство. Враз помрачневший Невер наградил Майка тяжелым взглядом и ответил:

— Разработка научного отдела «Эпсилона». Ликвидирует потребность в еде и сне примерно на сутки.

Илья по-совиному мигнул, осознавая услышанное.

— Вау. Почему мы раньше никогда таким не пользовались?

— Ты не захочешь знать, какой у этой дряни откат. Неужели не нашлось никаких альтернатив? — это было адресовано уже Майку.

— Если ты не забыл, я всего лишь исполнитель, — немедленно ощетинился тот. — И мне эта затея нравится ничуть не больше твоего.

* * *
Спать в кои-то веки не хотелось совершенно, и весь полет Илья не отлипал от иллюминатора. Внизу, в просветах низких облаков, лежали укрытые туманом долины, тянулись бурые убранные поля, петляли бликующие речки, лоскутным одеялом расстилались лесопосадки, пушистым желто-зеленым пледом — леса и рощи…

…Поэтому, когда под самолетом поплыл участок местности, неотличимый от остального леса по краям и ну очень по-осеннему ярко-желтый в центре, Илья уверился: они на месте.

Отстегнувшись, он прошел к кабине. Спросил:

— Это ведь и есть аномальная зона?

Ответить ему не успели: самолет вдруг резко провалился вниз, так что Илья поневоле со всей силы вцепился в края дверного проема.

— Сидел бы ты, Нео, — процедил Майк. — Если ты сейчас сломаешь шею, реверсировать тебя будет той еще задачей.

Илья не сдвинулся с места — здесь у него хотя бы была какая-никакая, но опора.

На несколько секунд повисла тишина, нарушаемая только треском винтов. Потом турбулентность повторилась, но она была уже слабее.

Третьей воздушной ямы так и не случилось, и Невер с Майком едва заметно расслабились. Последний покосился в боковое стекло кабины и констатировал:

— На этих координатах должна быть деревенька. Опалино, кажется. Так вот, ее тут нет, — он выдержал театральную паузу и добавил: — Это подтверждает класс S, но не меняет плана — вы сиганете над окраиной зоны. Так что — Нео, иди облачайся, Невер, давай штурвал.

— Управление сдал, — четко, по-военному отозвался тот.

— Управление принял. Удачи вам, коллеги.

* * *
Последние мгновения перед прыжком Илья запомнил отрывками. Он помнил, как кренился-кренился-кренился самолет, описывая круг и возвращаясь в ту точку, где отделился Невер; помнил, как Майк во всю мощь легких гаркнул из кабины «Приготовься… Пошел!»; помнил, как запихнул подальше нахлынувший было страх — и шагнул в объятия ревущего воздуха…

…Когда сердце перестало выпрыгивать из груди, а все необходимые формальности в виде осмотра купола и строп были соблюдены, Илья огляделся, ища на желто-зеленом лесном ковре парашют Невера.

На одной из полян и впрямь виднелось белое пятно. Нео кивнул сам себе и покрепче взялся за стропы управления; предстояло еще определить направление сноса по ветру.

* * *
Несмотря на все старания, мимо поляны он промахнулся и угодил в объятия мощных дубов на ее краю. Тренировки сделали свое дело — при…ветвился он правильно, ничего не сломав. Себе. Дубу повезло меньше: несколько крупных веток Нео обломал еще в процессе торможения. Те, что пострадали позже, когда он лазил по дереву, снимая с него парашют и нещадно чертыхаясь, и упоминать не стоило.

— Для первого раза весьма недурно, — одобрил Невер снизу. Несмотря на то, что похвала от его напарника была столь же редка, как снег в июле, Илья, на весу скатывающий парашют, ее проигнорировал:

— Лучше бы помог.

Сук под ним в очередной раз нехорошо скрипнул, намекая, что помощь была бы весьма небезопасной.

— Я должен был сообщить Майку об успешном приземлении. Связи тут нет, так что пришлось пользоваться вот этим, — Невер помахал сигнальным пистолетом, прежде чем повесить его на пояс. Он уже снял всю экипировку, оставшись в агентской форме.

— Вот с исчезновения связи обычно и начинаются все неприятности, — пробормотал Илья, сбрасывая вниз получившийся ком и даже не особенно целясь мимо напарника. Следом дождем осыпались пожелтевшие листья.

* * *
Укладка парашютов заняла… примерно половину от вечности — Невер был непоколебим в своей уверенности, что это нужно сделать по всем правилам.

— Пока мы тут корячились, мог конец света настать, — ворчал Илья, рассматривая свои усажанные занозами руки и прикидывая, сколько из них получится вытащить зубами. — А нам еще идти… сколько нам там идти?

— Предположительно километров сорок, — Невер защелкнул пряжки ремней своего рюкзака. — Но исчезновение деревни может означать, что аномалия пространственная.

— Ну замечательно, а то мы разве что пеших рекордов еще не ставили, — пробубнил Нео себе в ладонь.

— Не ной раньше времени, Илья, — с неизменной интонацией окоротил его Невер.

Он ответил болезненным шипением — первая заноза наконец-то поддалась.

* * *
По мере их продвижения через лес погода портилась. Если ранее, когда они только приземлились, в небе висела лишь облачная дымка, то теперь солнце окончательно скрылось за плотной серой пеленой. Золотая осень как-то сразу поблекла, трава под ногами пожухла, и даже с озера неподалеку сильнее потянуло холодом и сыростью.

Но в деталях разглядеть проступающие в пейзаже изменения просто не получалось — слишком высокий темп они поддерживали. Зато привлекали внимание и отлично запоминались — по крайней мере, поначалу, — бесчисленные подлянки, которые подсовывал им лес. Липнущая к рукам, лицу и одежде паутина, колючие кусты, скрытые под хрусткими опавшими листьями корни, об которые оказалось очень удобно запинаться… Список можно было продолжать до бесконечности.

Часу на третьем Илья начал выдыхаться. За год работы в «Эпсилоне» он обзавелся завидной физической формой — почти каждая миссия оказывалась испытанием на прочность. Однако совершать пешие переходы такой длительности ему не доводилось… до этого дня.

— А мы тут медведя не встретим? — брякнул он, надеясь за разговором отвлечься от неприятных ощущений в ногах.

— Обычно животные стараются избегать аномальных зон, — прозвучало это тем противоречивее, что Невер в этот момент отгонял настырного комара. Тот отлетал на метр, возвращался и снова вился над его макушкой до тех пор, пока взмах рукой не повторялся. — Особенно высокоорганизованные.

— Существенное уточнение, — фыркнул Илья.

* * *
С приближением ночи ориентироваться в лесу становилось все сложнее. То и дело, преодолевая участки с особенно плотной сенью листвы, они включали реверсы, чтобы видеть перед собой хоть что-то.

Илья чувствовал, что готов упасть. Ноги уже не гудели — взрывались болью при каждом шаге; урчание в животе дополняло картину крайнего утомления.

Не выдержав, он взмолился:

— Невер, я больше не могу. Давай сделаем остановку.

— Ночью мы не сможем двигаться так же быстро, поэтому нужно как можно больше пройти засветло, — упрямо мотнул головой его напарник, хотя явно тоже устал — его походка потеряла былую пружинистость, а через кустарник он теперь продирался с поистине медвежьей грацией. — До заката еще час.

Илья без слов застонал.

* * *
До вожделенной остановки прошел не час, а все два: после заката Невер еще какое-то время находил в себе силы идти, и только когда сумерки совсем сгустились, он озадачился поиском подходящей поляны.

Единственным, что ему — Илья слишком устал, чтобы помогать с поисками или хотя бы смотреть по сторонам, — удалось найти, был прогал в березняке, щедро усыпанный опавшими листьями.

Не дожидаясь вердикта от напарника, Нео посветил реверсом вокруг себя, приметил поваленную ветром березу и практически упал на нее — стоять оказалось так же больно, как и идти.

Невер, которого еще каким-то чудом хватало на движение не по приказу, а по собственной инициативе, обошел прогал со всех сторон. Потом, шурша листвой под ногами, он прихромал обратно и скомандовал:

— Доставай парашют, соорудим на время привала укрытие, — и наконец сдался: присел на ствол рядом с напарником и, испустив измученный вздох, вытянул ноги.

— Нафига? — коротко и емко вопросил Илья, стягивая с плеч рюкзак.

— Не знаю, как ты, а я не хочу вымокнуть, — ответствовал Невер, не меняя позы.

— В смысле вымокнуть… — Илья завис. Прислушался к шелесту крон, задрал голову, будто мог что-то разглядеть в темном небе… и постыдно вздрогнул от упавшей на лоб холодной капли.

* * *
По натянутой на каркас из сучьев парашютной ткани мерно барабанил дождь. В щели задувал ветер, а от земли тянуло холодом, но второй парашют, который они использовали вместо подстилки, делал это подобие вигвама почти уютным. Почти — потому что улечься обоим на такой маленькой площади оказалось затруднительно. Пришлось устраиваться почти вплотную друг к другу, поджав гудящие ноги.

— …Если начнешь засыпать — прими «батарейку», — сказал вдруг Невер. — Но постарайся сделать это как можно позже. Неизвестно, как далеко придется идти, а побочные эффекты от них накапливаются очень быстро.

Илья, который и в самом деле чуть не задремал, аж приподнялся на локте, думая, что ослышался:

— Постой, как ты это назвал?

— «Батарейка», — с оттенком недоумения в голосе повторил Невер. Тут Илья уже не смог сдержаться и прыснул в ладонь — за что был удостоен вскинутой в удивлении брови.

— А, ну да, ты ж у нас динозавр, — беззлобно подколол он напарника и, не обращая внимания на его полный возмущения взгляд, полез в карман пиджака за трекером. Пробормотал, открывая список загруженных файлов: — Подожди минутку…

«Холодный ветер с дождем усилился стократно,
Все говорит об одном, что нет пути обратно,
Что ты не мой лопушок, а я не твой Андрейка,
Что у любви у нашей села батарейка…»* — на минимальной громкости завыло из динамика.

Уже после первого куплета Невер закрыл лицо рукой, отказываясь участвовать в происходящем.

* * *
Утро было холодным и туманным, и это уже не получалось списать на то, что им просто не повезло с погодой. Окружающий лес теперь все больше напоминал локацию из какой-нибудь хоррор-игры: деревья, на которых почти не осталось листьев, возникали из тумана, когда до них оставался десяток шагов — и точно так же исчезали в нем. Разноцветный гербарий под ногами из-за ночного дождя превратился в непонятное грязное месиво.

Илья не сдержался, пнул одну такую кучку грязи, после чего с отвращением тряхнул заляпанной ногой. Принятая на ходу где-то перед рассветом «батарейка» действовала, но действовала странно: исчезла сонливость, но остались последствия бессонной ночи — раздражительность и проблемы с концентрацией внимания, исчез голод, но осталась сосущая пустота в животе, исчезла усталость, но…

Это ощущение он уже не мог описать, даже если бы очень постарался. Оно просто было странным.

— Мы ведь не видели это место с самолета? — Илья нахохлился, поднял воротник пиджака и опять сунул руки в карманы. Он понимал, что со стороны это выглядело жалко, но ничего не мог с собой поделать — слишком легко пробирался под одежду промозглый холод раннего утра.

— Майк же говорил, что аномалия, вероятнее всего, пространственная, — отозвался Невер, на ходу воюющий с чем-то в своем трекере. Подробности сражения не заставили себя долго ждать: — Черт. Мы потеряли ориентировку на местности.

— Так связи же и без того не было? — оглянувшись на напарника, Илья упустил из виду дорогу перед собой… и тут же поскользнулся на грязи и едва не упал.

— Шагомер в сочетании с компасом позволяли построить примерный пройденный маршрут, — лекторским тоном заговорил Невер, не замечая или делая вид, что не замечает, как Илья матерится себе под нос. — Теперь у нас и этого нет.

* * *
Как и вчера, они шли в основном молча, сберегая силы. Все общение сводилось к коротким приказам Невера: «Обогнем этот овраг справа», «Пошли искать брод», «Тут не пройти, разворачиваемся» — и так далее, и тому подобное.

Теплее не стало даже в середине дня, но туман немного рассеялся; видимость улучшилась с десяти шагов до тридцати. Теперь можно было не опасаться, застряв на труднопроходимой части пути, потерять ушедшего немного вперед напарника.

Илья, застряв в своих вялотекущих мыслях, шагал механически, не обращая внимания на приевшийся пейзаж вокруг. Лишь изредка он возвращался к реальности и как впервые рассматривал полысевший лес, пытаясь понять, не изменилось ли что-то еще — а потом снова погружался в это неестественное состояние, каждый раз отстраненно удивляясь, что все еще не чувствует усталости.

* * *
Усталость пришла только под утро следующих суток, в синем предрассветном полумраке. Сначала она была терпимой — но потом вдруг навалилась быстро и бескомпромиссно, затуманив мысли и превратив ноги в желе…

— Невер, держи меня, — заплетающимся языком выдал Илья, смутно понимая, что падает.

Напарник не подвел — стремительно обернулся, подхватил, хоть сам и шатнулся от тяжести. Пробормотал раздраженно:

— Вот поэтому я и не выношу эту дрянь… — возможно, он говорил что-то еще, но для Ильи окружающие звуки постепенно сливались в невнятный гул.

…Он не знал, как скоро ему полегчало и как скоро утомление из не дающего даже поднять свинцовые веки превратилось в такое, когда мечтаешь добраться до кровати, а исполнив мечту, не можешь заснуть.

По крупицам собрав остатки сил, он открыл глаза. Вокруг был все тот же безлиственный туманный пейзаж, за спиной ощущался ствол дерева, ниже — все та же вездесущая грязь.

На земле виднелось пятно света. Илья повернул голову, ища его источник — и увидел Невера, восседавшего сбоку в похожей позе. На коленях у него лежал включенный реверс, глаза были закрыты, а выражение лица было весьма… отсутствующим.

— Эй, ты там живой? — протянув непослушную руку, Илья как мог осторожно потряс его за плечо. Невер от этого действия чуть не завалился вперед, но чудом успел вернуть себе равновесие. Часто заморгал и с заметным усилием сфокусировал взгляд на напарнике.

— Принимай следующую «батарейку», — ни к селу ни к городу ответил он. Речь явно давалась ему с трудом. — Иначе откат не отпустит еще долго.

— Мы так каждый раз будем падать? И… твою мать, это же была отключка, — вдруг осознал Илья. — Мы облажались?

Невер свел брови к переносице, изо всех сил подбирая ускользающие слова:

— Это не отключка. И да, дальше будет только хуже. Но я рассчитаю интервалы приема препарата так, чтобы всегда был дееспособен хотя бы один из нас.

* * *
«Батарейка» и впрямь помогла — не лучше и не хуже, чем в прошлый раз. О ясности мышления первого дня и мечтать не стоило, но даже это было лучше недавнего состояния овоща — настолько, что Илья нашел в себе силы сформулировать и задать вопрос:

— А что если сущность обретается не в центре зоны, а где-то в другом месте?

— Значит, будем искать или выманивать ее, — пожал плечами Невер.

Больше эту тему Илья не поднимал.

* * *
По мере наступления вечера погода продолжала меняться. Похолодало еще сильнее, и туман наконец-то поредел — но не рассеялся, а выпал инеем, красивым, хрупким и чертовски колючим.

— Что нас ждет дальше, Северный полюс? — ядовито справился Илья, растирая немеющие руки. С каждым словом из его рта вылетали облачка пара.

Под ногами снова хрустело. Это была уже не палая листва — ее замуровало в застывшей грязи; это был все тот же иней.

— Увидим, — резче обычного ответил Невер. Он казался преждевременно поседевшим: мельчайшие ледяные кристаллики осели на его волосах, бровях и даже ресницах. Илья не сомневался, что с ним самим произошло то же самое; только прыжковые комбинезоны, которые они, окончательно замерзнув, снова натянули поверх костюмов, и сопротивлялись этому явлению.

* * *
— Придется идти всю ночь, — изрек Невер во время вечернего привала. Привалом это было в самом прямом смысле: они сидели на трухлявых останках упавшего не один год назад дерева, закутавшись в парашютный шелк и прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло.

С темного неба падали первые белые хлопья, обещавшие вскоре перейти в полноценный снегопад.

— А не то что? — рассеянно поинтересовался Илья. Невер поменял очередность приема «батареек», и в итоге сейчас он был уже вменяем, а Нео, хоть и переправился через первую стадию отката — еще нет.

— А не то к рассвету мы превратимся в окоченевшие трупы, и никакие таблетки не помогут, — припечатал Невер. Несмотря на то, что он сидел, подтянув колени к груди, и его била дрожь, прозвучало это грозно.

* * *
Ночь тянулась бесконечно.

Снегопад, темнота и одинаковые древесные стволы играли с разумом злую шутку: то и дело появлялось ощущение, что здесь они уже прошли, вон ту согнутую в дугу молодую березку видели полчаса назад, на этот холм поднимались в самом начале пути…

— Мы точно не ходим кругами? — Илья вяло попытался отряхнуться рукой, не занятой реверсом. Падающий мелкий снег скапливался на волосах и все норовил просыпаться за шиворот. Пальцы кололо; наверное, то, что он их еще чувствовал, было хорошим признаком…

— Точно. И ты спрашиваешь об этом уже в пятый раз.

О предыдущих четырех случаях Илья не помнил.

* * *
Когда Илья ткнулся в деревянную ограду, то даже не сразу сообразил, что это. Зацикленный на движении мозг просто отнес увиденное в категорию препятствий и занялся подбором способа его преодоления. Телу была отдана команда поставить ногу на нижнюю перекладину и тем самым проверить ее прочность…

— А вот, похоже, и пропавшая деревня, — хриплый голос Невера вернул Илью к действительности. Ситуация грозила стать неловкой, но этого не произошло: — Лезем.

Забор оказался хлипким и непрочным — не помогло даже то, что они перелезали по очереди; если под Ильей он поскрипывал и гнулся, то, когда через него полез Невер, плетень под его прочувствованное «Твою мать!»… упал.

Наверное, это было не самой адекватной реакцией, но Илью разобрал смех — отчаянный, до слез и сведенных скул.

Невер поднялся, отряхнул с себя снег, осмотрел продолжающий светить реверс и влепил напарнику подзатыльник. Суровое лечение оказалось также и действенным: Илья умолк.

— Пошли, проверим дома.

* * *
Тусклый рассвет они встречали посреди Опалино, горбясь у костра, который каким-то чудом смог развести Невер. Температура ушла далеко в минус, от нескольких слоев одежды, парашюта и смародеренных из какой-то избы курток толку было чуть.

На повестке дня по-прежнему стоял осмотр деревни. Они проверили около половины видавших виды домов, прежде чем замерзли настолько, что не смогли продолжать.

Все так же шел снег.

— Это странно, — наконец сказал Илья. Он сжался в комок почти у самого пламени, однако все равно не мог согреться. — Деревню не покидали в спешке, но и тел тут нет. Просто упадок…

— Мы еще не видели остальные дома, — Невер мрачно усмехнулся. — Может статься, что в каждом из них найдется по расчлененному трупу и котлу с человечиной.

— Котлу с человечиной?! — Илья аж выпрямился и круглыми глазами уставился на напарника. — Невер, ты в своем уме?

— Возможно, ты не заметил, но в деревне хоть шаром покати. Здесь был жуткий голод. А доведенные до отчаяния люди способны на многое.

Илью продрал озноб, не имевший никакого отношения к морозу вокруг.

Настолько уставшим и одновременно настолько циничным он Невера еще не видел.

* * *
В последнем доме с обрушившейся крышей они нашли человека. Немолодая женщина, которой перебило позвоночник упавшей балкой, была не в себе: безостановочно повторяла, то и дело заходясь в кровавом кашле, что-то о необходимости выйти на дорогу и «накормить их, они ведь голодные, бедняжки, скотины не осталось, людей тоже».

Вечность спустя она скончалась. Илья потянулся было к реверсу, но Невер отрицательно покачал головой.

— Ее разум захватило одно-единственное устремление, — начал он, когда они вернулись к прикрытому золой костру. — Больше всего это похоже на результат грубого телепатического влияния.

Илья вполуха слушал рассуждения напарника и думал.

Думал о руках женщины, стертых до мяса в бесплодных попытках выбраться из-под завала.

Думал о черных пятнах обморожения на ее теле.

Думал о ее горячечном шепоте и абсолютной готовности пожертвовать собой.

А еще — о том, что никакой дороги рядом с оградой они так и не нашли.

* * *
— Очнись, Илья. Ну же!

Донельзя знакомый полуприказной тон Невера обещал все казни египетские, если Илья не сделает как велено. Но окончательно прийти в себя оказалось непросто: он словно рвался к поверхности водоема — и, не достигнув ее, опять соскальзывал в глубину.

— Илья… черт… — последнее прозвучало уже совсем невнятно, и ему на ноги внезапно обрушилась тяжесть. Это послужило мощным катализатором: он вскинулся, затряс головой, силясь привести в норму плывущее зрение.

Размытые пятна вокруг медленно, но верно обрастали деталями.

Конечно же, тем, кто упал на него, был Невер. Что-то пошло не так, и он начал отрубаться раньше, чем очнулся Илья. Конечно же, он держался до последнего, а потом рухнул как подкошенный; Илья в прошлый раз уже выяснил, что именно этим и кончаются попытки геройства.

Нео тяжело вздохнул — морозный воздух обжег гортань, — и приступил к нелегкой задаче перекладывания напарника с себя на расстеленный парашют. Нелегкой еще и потому, что от слабости у него дрожали руки.

Кажется, перед тем, как его накрыло, они обсуждали, что делать дальше. Что ж, в таком случае ему было о чем поразмышлять до тех пор, пока Невер не придет в себя…

* * *
— Невер, — одними губами произнес Илья, — пожалуйста, скажи, что мне это мерещится.

— В таком случае у нас коллективные галлюцинации, — его напарник спешно выпутался из парашюта и достал реверс.

То, что двигалось в сторону деревни, походило на оживший босховский кошмар. Раздутое угольно-черное тело, словно дирижабль, неспешно плыло метрах в тридцати над лесом. Вниз свисали десятки щупалец, на концах совсем тонких; они, подтягивая мерно пульсирующее тело вперед, гнули деревья как тростинки. Когда очередной ствол, не выдержав нагрузки, ломался, зимнюю тишину пронзал треск.

У околицы монстр, казалось, замешкался, его передние щупальца бесполезно мотались в воздухе. Но потом он оттолкнулся от деревьев, сократил тело и плавно скользнул вниз.

Осознав размеры монстра в сравнении с забором, Илья судорожно вцепился в рукоять своего реверса, старательно напоминая себе, что уже встречался с огромными тварями…

Монстр потянул щупальца к ближайшему дому. Невер недрогнувшей рукой взял его на мушку — промахнуться по такой туше было трудно, — и одновременно с напарником нажал спусковой крючок.

Не было отдачи, не было характерного звука выстрела. Оружие не сработало.

— Невер!..

— Это не техническая неполадка, — он торопливо, но со знанием дела покрутил реверс в охваченных тремором руках. — Это опять свойства зоны.

— Из зоны мы эту тварь не выманим, слишком далеко! — Илью тоже трясло — то ли от напряжения, то ли от холода, то ли от всего сразу.

Невер не глядя сунул реверс обратно в кобуру и отступил к костру. Нагнулся, потянул из него длинную ветку, на одном конце которой плясало пламя…

— Держи, — он передал ее Илье. — Это единственное оставшееся у нас оружие.

— Черт, Невер, да ты с ума сошел, мы ни в жизнь не завалим его этим!.. — не скрывая испуга, зачастил Илья — и вдруг отчетливо понял, что не переубедит напарника. Просто не сможет.

— Попытаемся, — ответ был полон пугающего спокойствия.

А монстр все приближался, и его передние щупальца — Илья и рад был бы списать это на игру воображения, но опыт не давал усомниться в том, что видели глаза, — тянулись прямо к ним. Вот до кончика первого щупальца осталось всего несколько метров, вот это расстояние еще сократилось…

Полностью отдавая себе отчет в сумасбродности этой затеи, он взвесил ветку в руке, словно шпагу — и ударил наотмашь раньше, чем успел просчитать свои действия.

Ветка, несмотря на отчаянную силу удара, даже не обломилась. Но огонь мгновенно перекинулся на конечность монстра — и попер все выше, выше, выше; густая слизь, покрывавшая существо, горела на диво хорошо — хоть и источала жуткий смрад.

— Не стой столбом! — оклик напарника выдернул Илью из ступора. На подходе было второе щупальце; оно досталось Неверу.

До монстра начинало что-то доходить. Он не издал ни звука, но его куполообразная туша вдруг пошла на снижение, и продолжающие гореть щупальца, корчась, ткнулись в снег.

Раздалось шипение, и пламя опало.

— Иди сюда, тварь! — выдал Илья, немного осмелев — и монстр пошел, точнее, полетел: рядом возникло третье щупальце, четвертое, пятое…

Они с Невером отбивались, как две взбесившиеся ветряные мельницы. Но, хоть подпаленные щупальца и слушались монстра еле-еле, число здоровых превышало все разумные пределы, и они перли нескончаемой темной завесой. От вони горящей слизи слезились глаза и перехватывало дыхание, и приходилось прикладывать массу усилий, чтобы не раскашляться и не потерять бдительность.

…Поэтому не было ничего удивительного в том, что одну атаку они в конце концов пропустили.

Переломив ветку у самого основания, щупальце скользнуло ниже, обвив руку Ильи. Он судорожно дернулся назад, уповая на то, что слизь поможет ему выскользнуть — и черная блестящая конечность действительно сместилась… обнажив лохмотья проеденной одежды. Перед химическими свойствами слизи не устоял ни прыжковый комбез, ни спецагентская форма.

И только тогда пришла боль, от которой подкосились ноги и крик застрял в горле.

Краем глаза он видел, как Невер бросил на него короткий взгляд через плечо, как вдруг выругался и подхватил из угасающего костра еще одну деревяшку…

Загоревшись от меткого выпада, щупальце скорчилось. Илья рванулся со всей силы, чувствуя, как ему с руки свозит одежду, кажется, вместе с кожей… и оказался на свободе.

— Спасибо, — хрипло выдохнул он, стараясь не смотреть на вспухающие волдыри. Боль была адская, и знание, что реверсы здесь не работают, ничуть не помогало.

Становилось понятно, что им не справиться. Монстр опускался все ниже, давая себе все большую свободу маневра. Костер, лишенный подпитки, затухал; догорали и ветки у Невера в руках.

Илья заметался взглядом вокруг, лихорадочно размышляя, что делать. Сбежать уже было почти невозможно — щупальца извивались и позади них тоже…

Рядом, словно опытный фехтовальщик, вытянулся в очередном броске Невер, и Илья внезапно понял, что у его напарника на поясе болталась не только кобура реверса, но и… ярко-оранжевый сигнальный пистолет. Тот самый, с помощью которого он сообщал Майку об их успешном приземлении.

— У тебя еще остались сигнальные патроны?! — обгоревшее щупальце в снегу конвульсивно дернулось, и Илья отпихнул его ногой, надеясь, что ему не разъест ботинки.

Невер мгновенно понял его замысел. Швырнул в стелющиеся по земле щупальца жалкий огрызок одной ветки, сунул Илье вторую:

— Прикрой, я заряжу!

…Отмахиваться левой рукой, несмотря на приобретенный в организации опыт, оказалось нелегко — при каждом резком движении или прыжке обожженную правую простреливало болью.

— Беги! — рявкнул… секунду? минуту? час? спустя Невер и вскинул пистолет — несерьезный такой, с виду почти игрушечный…

…Светящийся семафорно-красным заряд угодил в гущу щупалец под самым телом монстра. Полыхнуло сразу и резко; вслед за конечностями занялась пламенем и туша…

А потом сверху рвануло так, что дрогнула земля.

Оглохший Илья с усталым равнодушием наблюдал, как обезглавленная куча щупалец словно в замедленной съемке беззвучно рушилась на деревню, как сверху вперемешку со снегом сыпались черные ошметки, — некоторые сгорали еще в полете, — и все было бы замечательно, если бы не непрерывно меняющийся угол зрения…

Наконец он ничком рухнул в снег и отключился — а может, это произошло в обратном порядке.

* * *
Голова трещала так, как не трещала с самого жуткого похмелья, а вонь вокруг стояла настолько концентрированная, что хоть беги.

Приподнявшись на локтях, Невер мучительно закашлялся. Тело отзывалось на каждый спазм новыми вспышками ослепляющей головной боли — когда приступ удалось взять под контроль, он без сил упал обратно в снег.

Несмотря на очевидные последствия контузии, сознания он, кажется, не терял. Или терял? Теперь это было неважно — монстра они ликвидировали…

Но ведь тогда аномальная зона, лишенная поддержки, должна была схлопнуться?

Не обращая внимания на головокружение и тошноту, Невер снова заставил себя приподняться и окинуть взглядом окрестности.

Вокруг была все та же вымершая деревня, теперь щедро забросанная останками монстра, все тот же пронизывающий холод — и более ничего.

Возможно, зона относилась к подклассу SS и обладала некой инертностью. Возможно, она относилась к подклассу ST, и тогда накопление критического количества нестабильностей было лишь вопросом времени. Возможно…

К черту все, надо было выяснить, что с его напарником.

Преодолевая тошнотную муть, он сел. По всем мышцам то и дело прокатывалась дрожь, но к ней он за последние дни привык.

Илья был… при всех частях тела. И жив, хоть и в отключке — у рта и носа клубилось облачко выдоха.

Невер опять осмотрелся, теперь уже с более конкретной целью. Парашют лежал все там же, у погасшего костра, и почти не пострадал от разлетевшихся горящих потрохов монстра.

Перетащив на него напарника, — все лучше, чем лежать на снегу, — Невер занялся разведением огня. Без него у них обоих были слишком велики шансы замерзнуть.

Когда у него уже получилось добыть искру, сзади раздались характерные звуки рвоты. Невер не дрогнул — не для того он потратил столько времени, чтобы потом начинать все заново. Поэтому к напарнику он обернулся только после того, как осторожно раздул пламя.

— Жив, д’Артаньян? — нет, он определенно терпеть не мог побочные эффекты «батареек». В который раз терять контроль над языком было… унизительно.

Тяжело дышащий Илья не отозвался, — Невер с некоторым облегчением отметил, что парашют он не заблевал, — продолжая таращиться в никуда остекленевшими глазами. Тоже пытался справиться с последствиями близкого взрыва?

— Еда, — вдруг брякнул он и закашлялся.

— Сам понимаешь, с этим придется повременить, пока мы не выберемся из зоны, — хмыкнул Невер. Илья замотал головой, кое-как отдышался и сказал:

— Ты не понимаешь. Они же голодные.

Невер оледенел.

* * *
Скрутить Илью оказалось той еще задачей. Поняв, что происходит, он принялся отбиваться с порожденной отчаянием силой. Но на стороне Невера был опыт, и через некоторое время Илья уже лежал на безопасном расстоянии от костра, замотанный в парашютные стропы и на всякий случай привязанный к вкопанной в землю деревяшке — он не смог бы выбраться, даже вывернув все суставы до единого. А, вспоминая ту женщину в разрушенной избе, Невер не сомневался — взятый под контроль человек перепробует все возможные способы освобождения.

— Ты не понимаешь, — опять завел свою шарманку Илья, стоило Неверу отступить от него на пару шагов. — Они придут, и они в ярости и голодны. У них больше нет кормилицы, они совсем одни!..

Что ж, это значило, что ему придется иметь дело не с еще одной взрослой особью, но… с потомством неизвестной численности? Замечательно…

— Лежи смирно, — приказал он напарнику. Слова не только не возымели действия — напротив, Илья раненой птицей забился в своих путах.

…Педантично обшарив карманы, Невер нашел последний сигнальный заряд, на этот раз желтого цвета. Иронично, если учитывать, что на первого монстра он потратил красный.

Оставалось придумать, как с помощью одного-единственного выстрела уложить всех остальных тварей, сколько бы их ни было.

* * *
Где-то на полпути к обрушившейся избе Невер понял, что его вот-вот опять накроет откатом. Это было неудивительно — время действия каждой следующей дозы препарата все уменьшалось, — и одновременно смертельно опасно, ведь вернуться к костру он не успевал.

Чувствуя, как ускользает контроль над телом, он вырвал из кармана блистер и на ощупь — в глазах стремительно темнело, — выдавил «батарейку» на ладонь.

Когда он впервые свел знакомство с этой разработкой, кошмарящей биохимию всего организма от и до и весьма непредсказуемой даже в лабораторных условиях, его предупреждали — ни в коем случае нельзя принимать «батарейку», если еще не кончилось действие предыдущей.

Но отчаянные времена требовали отчаянных мер.

На пустой желудок «батарейка» проявляла себя очень быстро. Вот и сейчас, так и не отключившись от мира полностью, Невер почувствовал, что его отпускает: органы чувств постепенно снова начинали работать как надо.

Еще какое-то время он не мог преодолеть накатившую слабость и полусидел, упираясь руками в снег, но затем поднялся и, сунув приобретшие мраморный оттенок ладони под мышки, продолжил путь.

* * *
План был рискованным и содержал недопустимо много слабых мест. Но другого у него просто не было.

Разбирая на составляющие то, что оставили от избы непогода и время, Невер сорвал спину. «Батарейка», хоть и должна была также повышать болевой порог, не помогала.

— …Закончим с миссией — отпросимся в отпуск, — пообещал он напарнику, сооружая пятый по счету «пионерский» костер в центре деревни. Поясница болела невыносимо, а исцарапанные, в занозах ладони саднило.

Илья не ответил. Слишком вымотавшись для активных движений, он тупо, механически дергал стропы, каждый раз кривясь от боли в собственноручно вывихнутых суставах. Раз, два. Раз, два…

* * *
Примерно час спустя над лесом стали видны два… три… четыре черных пятна. Подкрепление прибыло тем же манером — не прилетело откуда-то с окраины зоны, а просто появилось из ниоткуда. Из аномалии внутри аномалии?

— Они пришли, — благоговейно-экстатически шептал Илья, словно праведник, которому явилось его божество. — Они пришли, все до единого…

Невер покосился на него, прикинул риски, сопоставил их с вероятностью получения новой полезной информации — и стукнул напарника ребром ладони по шее, отправляя в бессознательность. Так он хотя бы не должен был доставить новых проблем.

Монстры всей стаей спланировали от верхушек деревьев к окраине деревни. В размерах они изрядно уступали взрослой особи: если последняя вместе с щупальцами была в полсотни метров размером, то «второе поколение» едва дотягивало до десяти.

— Посмотрим, на что вы способны, — пробормотал Невер, наблюдая за тем, как разгораются высокие, выше человеческого роста костры, и снова поежился. Логика подсказывала, что здесь должно быть тепло, а по сравнению с остальной частью деревни — и вовсе жарко. Но его мутило и безнадежно морозило — подхлестываемый «батарейками» организм сдавал все сильнее.

* * *
Ждать пришлось недолго.

Совсем скоро защищенный огнем пятачок земли был обложен шустрыми тварями со всех сторон. Не решаясь или не имея возможности подняться чуть выше и перелететь костры, они с характерной бестолково-тупой настойчивостью тянули внутрь одно щупальце за другим. Загораясь, склизкие конечности становились неподконтрольны своим владельцам и в корчах падали на землю, которая уже не могла затушить пламя — снег на ней растаял от тепла.

Краем глаза наблюдая за происходящим, Невер не без труда достал заранее заряженную ракетницу и сделал первый шаг прочь от центра огненного кольца. Руки онемели и не слушались, кружилась голова, превращая каждый шаг в изощренную тактическую задачу.

Но подойти к краю относительно безопасной области было необходимо. Он должен был подманить тварей ближе, чтобы взрыв одной зацепил и остальных.

Монстры, завидев, почуяв или как-то иначе осознав приближение добычи, переползли-перелетели в одно место — и, толкаясь раздутыми мягкими тушами, опять потянули щупальца.

Невер поднял пистолет-ракетницу.

Перед глазами все расплывалось, и он малодушно надеялся, что виной тому был перегретый воздух над костром.

В руку толкнула отдача. Ослепительно желтая светящаяся точка врезалась куда-то в единое черное пятно, которым сейчас виделись Неверу монстры.

А потом все органы чувств затопило неприятно знакомое ему непроницаемое марево отката, и это поставило крест на его исступленных попытках сохранить равновесие.

Удара о землю он уже не помнил.

* * *
Последние полчаса Анка молчала. С учетом новости об обрыве телепатической привязки к Нео, служившей ему щитом от внешнего воздействия, Майк не знал, к лучшему это или к худшему.

Уцелевшая связь с Невером, проложенная через него, молчала тоже.

…Анка снова заговорила где-то на двух тысячах футов, и только выучка не дала Майку от неожиданности дернуть штурвал и сбить самолет с глиссады — он вел Ан-26 наполовину «на руках», хотя в одиночку это и было непросто:

«Ментальный потенциал в зоне снова обнулился. Регистрирую затухающие гравитационные колебания и изменение топологии местности. Процент совпадения с более ранними картами растет».

Иными словами, то, что поддерживало пространственное искажение в пределах аномалии, было уничтожено, и она схлопнулась подобно вакуумному пузырю…

— Значит, справились, черти! — с нескрываемым облегчением выдохнул он. Намертво скрученная пружина тревоги внутри, казалось, начала разжиматься.

Но тут Анка подала голос еще раз:

«На аварийной частоте — сдвоенный сигнал SOS. Координаты почти совпадают с эпицентром зоны».

…И тревога нахлынула по новой.

В спешке мешая мыслеречь и обычные слова, Майк принялся выстраивать план действий:

«Принимай штурвал», — я сейчас запрошу у диспетчерской уход. Сразу после свяжи меня с Алисой, — «медики нужны позарез, в такой глухомани я эту парочку самоубийц не починю»…

Но кое-что сделать он, вероятно, все же мог. Для подобных случаев и хранил в самолете портативный диагност — результат творчества одной из лабораторий научного отдела, — и еще один парашют.

— А ты… не знаю, возвращайся на аэродром?

* * *
Налицо были очевидные признаки того, что аномалия являлась еще и временной: от периферии к центру лес желтел, терял листву и в конце концов одевался в снежную шаль. Все прелести соответствующего температурного градиента и вызванных им перепадов давления они с Анкой прочувствовали еще на подлете; теперь же Майк старался как можно быстрее спуститься, чтобы не быть унесенным неведомо куда.

В центре полузаметенной деревни снега было по середину голени; Майк коротко порадовался, что перед прыжком облачился в зимний вариант формы.

Но характерной белизны вокруг не было. Окрестности засыпало чем-то угольно-черным — вероятно, тем, что осталось от монстра… монстров; еще сверху он приметил, что источников темной скверны было два.

Координаты трекеров ожидаемо совпадали не только с эпицентром бывше-аномальной зоны, но и с эпицентром событий.

Оба агента были еще живы и даже не целиком исчезли под снежным саваном. Но пущенный работать диагност выдал такое, что Майк схватился бы за голову, если бы в этот момент не разматывал тщательно, со знанием дела связанного Нео.

Хороши были оба. Обморожения, ожоги, контузия — эти травмы были почти идентичны и не представляли серьезной проблемы сами по себе. Однако в показаниях диагноста недвусмысленно читались последствия приема «батареек» — критическая разбалансировка всех систем организма. Нео досталось чуть меньше, чем его напарнику, но у него отмечалась интоксикация неизвестной природы.

«Алиса передает: медбригада отправлена. Прибудет ориентировочно через час», — звякнул на краю сознания голос верной Анки.

«Спасибо», — кивнул он и чуть не подпрыгнул, когда ощутил под рукой в перчатке движение.

«Рамка» непроизвольно выхваченного реверса мелькнула и застыла… прямо перед лицом Невера. Невера, который каким-то невозможным образом пришел в сознание и теперь щурился на него из-под полуопущенных век, шевеля синими губами. Пытался что-то сказать?..

Майк нагнулся, разбирая его судорожный шепот:

— Я… их… убил?

…И все-таки схватился за голову. Мысленно. Это насколько же сильным было Неверово чувство долга, что смогло вытащить своего обладателя практически с самого края?

— Да, — на всякий случай он еще и кивнул; диагност, помимо всего прочего, выдал повреждение барабанных перепонок. — Да, ты их убил.

Невер склонил голову в ответ — но настолько слабо, что не смотри на него Майк со всем вниманием, и не заметил бы движения, — и закрыл глаза.

…И тут же раздался истошный вой диагноста, означавший, что сердце пациента остановилось.

— Мне что, надо было сказать «нет»?! — рявкнул Майк и рванул предохранитель реверса, едва его не сломав. В его планы не входила бесконечная сердечно-легочная реанимация подручными средствами — особенно с учетом того, что Нео тоже был готов в любой момент отдать концы.

Оставалось надеяться, что Невер поймет где-то там в глубинах своего подсознания: положительный ответ не исчерпал необходимости бороться — и после реверсирования очнется еще раз. Хотя бы на время, достаточное для того, чтобы Майк успел приказать ему жить.

Он не понаслышке знал, что способ этот — весьма действенный.


Примечания:
*Куплет взят из песни «Батарейка» группы «Жуки».

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

Затишье в буре

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (585 слов)
Герои: Илья, Джек, агент Тони, ОЖП (Юнис), Невер, ОМП (Норт)
Метки: fix-it, пропущенная сцена, спецагенты, тайные организации
Саммари:
Посреди очередного конца света в некоторый момент засыпают три агента, и неведомая случайность связывает их сны воедино. Только «Эпсилон» об этом не знает.
Примечания:
Внезапнодраббл по мотивам коллабы. Двухуровневые глюки со стороны Линча — это, конечно, интересно, но что при этом происходило с агентами?
Вангую и теоретизирую в ожидании новой серии.
P.S. Источником вдохновения также послужили удивительные арты Era Kin.

*****
Посреди очередного конца света в некоторый момент засыпают три агента, и неведомая случайность связывает их сны воедино. Только «Эпсилон» об этом не знает.

* * *
Без сопротивления проваливается в горячечный интоксикационный бред Илья, уверенный, что даже это лучше, чем опять беседовать со своим страхом, стоящим над душой.

— Илюха… Илюха, не смей отрубаться! — вернувшийся Джек мечется туда-сюда у больничной койки, то и дело срываясь на отрывистые взлаивания. Но тому, кому адресованы эти слова, хоть бы хны; если до этого он хотя бы иногда шепотом отвечал страху, то теперь замолчал, затих, словно коньки откинул.

— Екарный бабай, тварина, отстань от него, а то ща как цапну! — рычит пес в никуда, на самом деле не чувствуя ничьего потустороннего присутствия, но всеми силами делая вид, что это не так.

Пустота не отзывается, Илья — тоже. Прочие присутствующие в палатке — тоже; у этих — радиационные ожоги на полморды, от них разит смертью, и они уж точно не способны вмешаться в происходящий дурдом.

— Илюха, да ответь же! — он подпрыгивает так высоко, как только позволяют короткие лапы и тяжесть защитного костюма — достаточно, чтобы мельком увидеть физиономию горе-агента. У того челюсти стиснуты так, что, кажется, зубы вот-вот раскрошатся, глаза под опущенными веками отплясывают самбу, а брови сведены к переносице; ничего общего с тем летаргическим состоянием, в котором они с Леркой валялись в доме-с-призраками. К лучшему это или к худшему, но Илья вырубился не из-за воздействия своего страшилища.

— Понял, мразь? — щерится во все зубы Джек. — Нас так просто не возьмешь!

* * *
Ошарашенный и вымотанный всем происходящим, полусидя на каких-то ящиках, отключается в одной из палаток Тони, без году неделя брошенный в горнило бытности спецагентом.

— Черт, да где тебя носит? — Юнис ворчит больше по привычке. Возиться с «зеленью» всегда было, есть и будет тяжело — а во время полномасштабного ЧП сложность этого занятия и вовсе возрастает чуть ли не экспоненциально.

Слегка неуклюжими из-за толстых перчаток руками она достает трекер, находит нужный контакт. Выжидает…

«Абонент не…» — все ясно, абонент не абонент.

— Опять двадцать пять… — вздыхает она, закатывая глаза. И куда мог отправиться ее непутевый протеже?

…Она находит Тони в палатке техников — пустой, если не считать его персоны, беззаботно дрыхнущей в немыслимой позе на ящиках с оборудованием. Спасибо, хоть не на тех, что с надписями «Осторожно, хрупкий груз!»…

Невыносимо хочется закрыть лицо рукой, но мешается противогаз. Подайте ей того гения, который решил, что отправлять на передовую новичка, еще даже не прошедшего базовую подготовку — отличная идея. Он ведь даже от звука вызова не просыпается, а это едва ли не первое, чему учат «зелень»!..

* * *
Измученный неослабевающим напряжением, тяжестью ответственности на плечах и болью потери, где-то в штабе смежает тяжелые веки Невер, убеждая себя, что это всего на миг… но забывается тревожным сном.

Будь дверь кабинета обычной, полевому руководителю научного отдела пришлось бы открывать ее ногой — руки заняты планшетом и стопкой распечаток. Но датчики движения делают свое дело, и дверь с тихим шорохом уходит в стену.

— Невер, ты запрашивал данные по картине электромагнитных полей… — начинает он, бросает взгляд поверх своей ноши и умолкает.

Слишком уж знакома представшая ему картина.

Сколько раз во время кризисных ситуаций он вот так же заставал здесь Алису? Сколько раз лицезрел ссутуленную спину и полускрытое ладонью в жесте «я-две-секунды-передохну-и-продолжу» лицо?

Но Алиса, наученная опытом, всегда спала вполглаза, даже потеряв контроль — и по-звериному сторожко вскидывала голову, как только слышала шаги.

Невер не шевелится, даже когда вошедшему до его стола остается от силы пара метров. Скованный усталостью, хмурящийся и сейчас, он кажется как никогда уязвимым.

Норт жалеет, что дверь автоматическая. Жалеет, что не мог по-человечески громко хлопнуть ей, входя, и сделать вид, что не заметил этого мгновения слабости.

@темы: мои фики, Люди в черном

---

Спецагентские будни

Не смотри на небо

Автор: Fire Wing
Фандом: Люди в черном (MyNeosha)
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: мини (2655 слов)
Герои: Илья, Невер, Алиса, ОМП (Каназиан), ОМП (Норт)
Метки: второстепенные оригинальные персонажи, мистика, модификации тела, научная фантастика, согласование с каноном, спецагенты, тайные организации, элементы ужасов
Саммари:
На панели уведомлений — одно непрочитанное сообщение от Невера.
«не смотри на небо».
Большего бреда и придумать невозможно.
Примечания:
Вот сколько я обитаю в этом фандоме, столько и задаюсь вопросом о хронологии повышений Невера. Предположим, его повысили до первого уровня то ли вскоре после событий «Монстра», то ли сразу после событий «Монстров Закулисья».
P.S. В том, что на этапе написания данная история превратилась из чистой крипоты в приправленную крипотой научную фантастику, прошу винить Аластера Рейнольдса и его серию книг «Пространство Откровения» (в очередной раз укравшую мое технарское сердце). И да, знающие люди найдут в тексте не одну отсылку к этой вселенной

*****
Изложить сухим формальным языком все перипетии миссии по ликвидации Тени оказывается той еще задачей. Особенно после трех дней почти без сна. Илья спотыкается на бесконечных сухих формулировках, зависает, пытаясь вспомнить те или иные детали произошедшего, не глядя правит подчеркнутые красным опечатки… и так до бесконечности.

…Когда он заканчивает с отчетом, часы в углу экрана показывают без четверти полночь. Болит затекшая спина, в глаза будто песка насыпали; финальные комбинации клавиш набираются исключительно на автопилоте.

Сохраненный файл уходит Неверу — на вычитку.

«Я домой», — печатает Илья следом. Жмет «Enter», цепляет взглядом статус «Был в сети вчера в 16:42» и отправляет компьютер в гибернацию. И где только носит его напарника, что он не отвечает ни на звонки, ни на сообщения?..

Он потягивается, слыша хруст собственного позвоночника, и озирается вокруг. В рабочем пространстве штаба до странного малолюдно; вместо нескольких десятков агентов за столами восседают от силы семеро. Алисы же и вовсе не видно.

Уже предвкушая, как доберется до дома и наконец-то отоспится, Илья направляется на выход из зала…

И на полпути штаб резко погружается в темноту.

Илья цепенеет на месте, испуганно озираясь, но со всех сторон его окружает только мрак. Он хватается за карман с трекером; тот не включается, тоже отказываясь давать хоть какое-то освещение.

— Коллеги, все живы? — не по уставу спрашивает кто-то в нескольких метрах от него.

— Агент Танго, жив.

— Агент Эфа, жива…

Тьма отзывается вразнобой, на шесть разных голосов.

— Агент Нео, жив, — машинально отчитывается и Илья тоже. Становится самую малость спокойнее — это не его персональные галлюцинации, свет действительно отрубился в зале и всех прилежащих коридорах. «Эпсилону» что, отключили электроэнергию за неуплату?

— Трекеры у всех сдохли? — деловито интересуется… вроде бы Эфа.

— Мой в ребут ушел…

— О, и мой.

— Аналогично.

Илья смотрит на свой трекер: на экране бесконечно крутится значок перезагрузки.

Свет возвращается так же неожиданно, как и пропал; Нео рефлекторно зажмуривается, а когда открывает глаза, видит, что лампы горят тревожным красно-аварийным.

Агенты озадаченно переглядываются, пожимают плечами, не понимая, что происходит и почему не слышно сирены.

В ладонь отдает вибрация уведомления. Смахнуть блокировку — секундное дело… Только вместо почти полного заряда батарея почему-то показывает жалкие двадцать процентов.

На панели уведомлений — одно непрочитанное сообщение от Невера.

«не смотри на небо».

Большего бреда и придумать невозможно.

«Ты пьян, что ли?» — спешно печатает он в ответ. Градус абсурда нарастает: Невер, помимо всего прочего, славен умением писать идеально грамотно даже в экстренных ситуациях…

Со статусом его собеседника тоже неладно — «В сети» сменяется «Был в сети только что» и обратно с такой частотой, что глаз не всегда улавливает это мелькание.

— Ситуация под контролем, — раскатывается из динамиков у высоченного потолка голос Алисы. — Повторяю, ситуация под контролем. Возвращайтесь к своим обязанностям.

— И часто у вас тут… такое? — осторожно интересуется Илья у ближайшего из семерки, высокого темнокожего агента, надеясь, что вопрос не относится к категории «глупых».

— Когда как, — небрежно пожимает плечами тот.

* * *
«Эпсилон» существовал множество лет. И всегда в его закромах имелись технологии, по меркам землян ушедшие далеко вперед.

Агенты владели самым минимумом, позволявшим эффективно выполнять миссии.

Иногда, если внешняя угроза была соответствующей, им разрешалось большее. Но иногда угроза оказывалась столь велика, что с ней не могла справиться ни одна потенциально человеческая технология.

В этих случаях пятимерное руководство организации приподнимало крышку ящика Пандоры, дозволяя воспользоваться его содержимым.

Это не было оружием. Это не было технологией. Это было чем-то, что лежало далеко за гранью людского восприятия, и обычный человек не смог бы не то что понять принципы его работы — он не смог бы даже воспользоваться этим.

В таких случаях в бой бросали агентов первого уровня — и ряд технических новшеств, позволявших пересечь пропасть непонимания, изменить мышление, на время перековав его в нечто совершенно иное.

Это ледяной ад, девятый круг.

Многомерное серое ничто, скованное, как и их бренные тела в криосне, близким к абсолютному нулю холодом.

Рукотворный компьютер из не вполне человеческих разумов с директивой, идентичной миссии «Эпсилона»: уберечь человечество. На этот раз — от существ, против которых не выйдешь с реверсом наголо, но которые способны одним своим присутствием превратить планету в безжизненный реструктуризированный шар — возможно, даже не заметив этого.

Раскиданные по всему миру, по главному штабу и множеству вспомогательно-периферийных, агенты согласованными усилиями играют ноктюрн на флейте неизвестных науке полей и измерений.

Единожды, когда с маскировкой планеты уже почти покончено, воздействие сторонних факторов приводит к катастрофической фальши: одна из материй скачкообразно переходит из второго состояния в четвертое и затем в первое, высвобождая энергию через излучения.

Гражданские этого не заметят, не воспримут. Агенты второго уровня и выше — воспримут безопасно. Агенты третьего уровня, уже чипированные, но еще не принесшие клятву и, как следствие, не имеющие нужных нейроструктур… будут в смертельной опасности. Последуют галлюцинации, вызванные искажением восприятия, а в случае возникновения определенного визуального триггера — лавинообразное обрушение функций мозга…

Расщеплять внимание сейчас весьма рискованно. Их силы и без того на пределе. Но после завершения миссии, даже если еще не будет слишком поздно, он не вспомнит об этой угрозе — исчезнут искусственно сформированные нейронные связи.

Пути в инфосеть «Эпсилона» проторены уже давно. Куда сложнее оказывается выкинуть из намерения-приказа-предупреждения все лишнее, ужав его в скромные два десятка байт:

«не смотри на небо».

* * *
Сон Ильи до неприличия смахивает на второсортный ужастик. Ужастик с весьма невнятным сюжетом, который скорее вконец вымотает, отнимет последние силы, нежели придаст бодрости.

Вокруг — ночь, улица, фонарь, аптека… в смысле, ночь, его квартира, наглухо зашторенные окна, диван.

И, как обычно во снах, все не то, чем кажется: одежда на стуле шевелится, неторопливо складываясь в какую-то хтонь, в глухой коридорной тьме мелькают светящиеся глаза, холодильник порыкивает совсем по-львиному… а из окна, прямо сквозь шторы, за всем этим бесстрастно наблюдает кто-то большой.

Ходящий туда-сюда по комнате Илья следует причудливой логике сна: опасливо огибает стул, старается не вслушиваться в доносящиеся с кухни звуки, не смотреть в дверной проем и не приближаться к окну.

Но круге на пятнадцатом темнота все-таки делает свое дело — он находит стул. Или это стул находит его.

Столкновение не приносит боли, но на штанине смыкается множество цепких коготков. Илья опускает взгляд; снизу вверх, урча, на него смотрит хтонь.

…Когда же он с воплем шарахается к окну, урчание становится почти обиженным. Хтонь подбирает бессчетные лапки и снова принимается шебуршать без цели и смысла. Со стороны коридора ей вторит рокот холодильника.

Илья переводит дыхание, держась за штору как за спасательный круг. Внутри медленно, но верно поднимается раздражение — его пугает собственная квартира, подумать только!

Он отбрасывает злополучную плотную ткань куда резче, чем это необходимо — и вместо того, чтобы опасть и вернуться на прежнее место, та открывает самый край окна.

По ногам крадется холодок сквозняка, по позвоночнику — холодок страха. Сон и негодование диктуют свои правила: нужно посмотреть на загадочного заоконного наблюдателя в ответ, и тогда он уйдет, перестанет мотать нервы своим молчаливым жутким присутствием…

Только вот перед домом в тусклом свете фонарей — никого и ничего, кроме длинных теней.

Илья без единой мысли поднимает взгляд к небу — бархатно-черному, без светлых пятен или полос облаков. Или же они настолько плотны, что невидимы, убеждает он себя — потому что иначе не объяснить полное отсутствие звезд.

Но потом он замечает луну. Или то, что его мозг по привычке опознает как луну. Бледный серп, возле которого тоже нет ни единого облачка, неестественно увеличен, выгнут, изломан…

Бегающие по всему телу мурашки сменяются нервной дрожью. Холод испуга стискивает так, что не вздохнуть; окаменев, Илья продолжает таращиться в небо.

И небо, которое и было тем безмолвным наблюдателем, смотрит на него в ответ. Давит одним своим существованием. Внушает мучительный, животный ужас, окончательно лишающий рационального мышления.

Его хватает только на то, чтобы зажать рот рукой, заглушая рвущийся наружу крик; он чувствует, понимает каким-то невозможным образом, что выдавать свое местонахождение опасно…

Ноги подгибаются, более не способные держать вес тела, и в коленях, разбитых ударом об пол, вспыхивает боль.

Мелькает яркая короткая мысль «Это не сон?..» — и тонет, тонет, тонет, поглощенная одним-единственным стремлением: скрыться, спрятаться — куда угодно и как угодно, лишь бы оказаться подальше от творящегося в небе кошмара…

* * *
— Алиса? Не ждал.

— Экис, с переданных вам координат идет сигнал SOS, источник — чип*. Немедленно отправляйтесь туда вместе с напарником.

— Но я не врач. Алеф — тоже.

— Реверсы при вас. Вы ближе всех. Просто продержите пострадавшего в живых до прибытия медиков.

Не дожидаясь подтверждения, Алиса переключается на другой канал связи. Ухудшение состояния большинства агентов третьего уровня продолжается, и нужно успеть скоординировать действия спасбригад, пока не стало слишком поздно.

(Если частота и сила Нашествий продолжит расти, «сгоревших» от необратимых разрушений мозга среди агентов первого уровня станет больше. И кто-то должен будет прийти им на смену).

* * *
Первое, что чувствует Невер, еще толком не очнувшись — жуткий холод, проникший, кажется, в каждую клетку тела. Особенно мерзнет выбритая голова; далеко не все имплантаты, отслужив свое, распадаются бесследно или почти бесследно, остатки некоторых нужно извлекать хирургически.

Эта криозаморозка разительно отличается от применяющейся в условиях инвертированного времени как технологически, так и по ощущениям. В нее больно погружаться, из нее больно выходить, а выдраться из забытья сразу после ее завершения и вовсе почти невозможно.

Мысли путаются, в памяти зияет пропасть. «На том краю» есть лишь расплывчатое воспоминание о закрывающейся капсуле и о порожденном наномедами зуде под кожей.

Он смутно осознает, как его освобождают от многочисленных капельниц и катетеров, как достают из напичканного аппаратурой «гроба», как перекладывают на носилки. В легкие вливается божественно теплый воздух.

Но самое сложное еще впереди: надо облечь скребущийся на подкорке вопрос в слова.

— Миссия… успешно? — кислородная маска глушит голос, губы и язык не слушаются, тянет обратно в бессознательность. Перед извлечением из капсулы «спящих» не согревают до нормальной температуры — только до границы среднетяжелой гипотермии.

На удивление, размытое пятно, в котором угадывается человек в белом халате, слышит и понимает его:

— Да. Но пострадали несколько агентов третьего уровня, пришлось корректировать им память. Сейчас их состояние стабильно.

«Илья?..» — хочет спросить Невер, но не успевает; решительно заявляет о себе перенапряжение, и он снова отключается.

* * *
Когда Илья узнает от Алисы, что Невер загремел в руки врачей, то немало удивляется. На какую самоубийственную миссию его успели послать за те пару дней, что он сам возился с составлением отчета и отсыпался? Или он опять вернулся из будущего, повидав там какое-то редкостное дерьмо? Вопросы, вопросы, вопросы.

Решение проведать его приходит с неожиданной легкостью. Они же напарники, в конце концов!

…Только вот на месте все оказывается далеко не так просто — в первую очередь потому, что он не знает, куда идти, а ничего похожего на регистратуру возле входа в медкорпус не видать.

Человек во врачебной униформе вырастает из-за поворота так неожиданно, что Илья вздрагивает… но тем не менее сразу пытается взять быка за рога:

— Извините, вы случайно не знаете, где находится агент Невер? Я ищу его.

Врач — седой лишь отчасти, но кажущийся совсем стариком из-за глубоких морщин на лице, — вздергивает бровь:

— Вы бы хоть представились, юноша.

— Агент Нео, — и он поспешно добавляет, надеясь, что это поможет: — Мы с Невером работаем вместе.

— А, — врач едва заметно смягчается. — Ладно, сейчас пробью по базе.

…Следующие полчаса Илья плутает по этажам медкорпуса. Теперь ему известен номер нужной палаты, но трудности на этом не заканчиваются: он совершенно не понимает систему нумерации. Одинаковые, как под копирку отстроенные и оформленные коридоры тоже не помогают сориентироваться на местности.

Когда же он все-таки добирается до цели, то видит нечто странное. Из-за искомой двери наружу шагает высокий тощий силуэт — стандартный халат болтается на нем как на вешалке, сзади тянется хлыстообразный хвост, — и, прежде чем Илья успевает приглядеться получше, исчезает за поворотом.

Порядком озадаченный, Нео переступает порог палаты.

Внутри абы как, вплотную в два ряда втиснуты десять коек — большую часть людей на них Илья не только не знает по позывному, но и вообще не видел ранее.

Проход между рядами настолько узок, что чьи-то слишком длинные ноги, торчащие за край, едва не становятся непреодолимым препятствием. Периодически извиняясь, Илья протискивается к неподвижно лежащему Неверу. Взглядом ищет, куда сесть, надеясь обнаружить хотя бы тумбочку. Но в этой тесноте и ее нет, так что он осторожно присаживается на край койки. Зовет почти что шепотом:

— Эй, Невер?

Тот на оклик реагирует… бурно: вздрагивает, просыпаясь, рывком садится — и только потом открывает глаза. Но сонная поволока из его взгляда исчезает очень быстро.

— Кого я вижу.

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает он, прощупывая почву для разговора.

— Жить буду, — хмыкает Невер. А Илья зависает; его тревожит что-то во внешности напарника, что-то, выбивающееся из знакомого почти-безликого образа, и он тратит несколько драгоценных мгновений, чтобы понять — это не бледность обычно смуглой кожи, не как будто чуть более короткая стрижка, но блеск металла сбоку под челкой.

— Постой, что это? Что с тобой сделали?! — не на шутку пугается он.

— Ничего, о чем тебе стоило бы знать, — твердо, но очень спокойно отвечает Невер. — Ты еще не готов, — и он машинально проходится пальцами по коже на виске, взбугренной уходящим под нее имплантатом.

— Не готов к чему, к становлению киборгом? Я на это не подписывался, Невер! — ему бы отдернуться, отойти подальше, но некуда.

— Да что ж ты паникер-то такой? — раздраженно вздыхает Невер. — Это временная мера, необходимая для выполнения миссии, и только.

В палату неожиданно заходит человек в халате поверх безликого серого комбеза. А следом за ним — еще один, только уже в униформе врача. Этот второй вошедший хмуро обозревает помещение и сообщает первому не терпящим возражений тоном:

— Каназиан, у вас пять минут. Потом наговоритесь о науке, никуда от вас Норт не сбежит.

— А так хотелось! — скалится с койки тот самый баскетбольного роста человек. Но врач не обращает на пациента ни капли внимания:

— А вы, — наставляет он указательный палец на Илью, — брысь отсюда, немедленно. У нас и так две смерти за последние сутки, не увеличивайте их число.

...Илья еще долго не может понять: это его так попросили не беспокоить пациентов или пригрозили карой в случае неисполнения приказа?

* * *
Судя по тому, что Илья снова заявляется с визитом уже на следующий день, он быстро примирился с увиденным.

Невер задним числом радуется, что ему вскоре после разморозки заново вырастили волосы. Не хотелось бы представать перед напарником лысым как коленка и со множеством тонких хирургических шрамов на черепе. Хватит и того, что теперь он щеголяет немаленькой свежей отметиной — за прошедшие сутки ему, как и нескольким его соседям по палате, удалили последний, височный имплантат.

Илья битых полчаса опасливо, но упорно пытается разговорить его, разузнать, в чем заключалась его миссия. Невер не менее упорно уходит от ответа — и в конце концов, устав от этих догонялок на минном поле, решает обернуть визит Ильи на пользу штабной бюрократии:

— Ты сдал отчет по ликвидации Тени?

Илья, уже почти не удивляющийся резкой смене темы, ненадолго задумывается, прежде чем сознаться:

— Не помню. Вроде я его дописывал… и вроде хотел отправить тебе на вычитку. Черт, как я мог о нем начисто забыть? — он лезет в карман за трекером, смотрит что-то и изрекает: — А, вот почему — я ж его в итоге отправил.

— Если ты думаешь, что я все твои отчеты буду проверять… — начинает Невер привычным командным тоном. Илья сникает. Он сменяет гнев на милость: — Ладно, давай сюда. Все равно заняться нечем, а мой трекер у меня изъяли.

Вот ирония, думает он при виде переписки. Несколько дней назад они оба едва не умерли — но ничего об этом не помнят, и даже сообщения того времени, если таковые и были, тщательно подчищены.

* * *
— «По причине кривизны моих рук выстрел был произведен не в том режиме»?! — Невер невольно повышает голос, зачитывая вслух этот шедевр от мира бюрократических формулировок. Справляется уже тише, надеясь, что остальными девяти агентам хватит такта и силы воли не ржать в голос: — Илья, ты в своем уме?

Его непутевый напарник краснеет до корней волос, пытается что-то сказать в свое оправдание, но только открывает и закрывает рот, как выброшенная на берег рыба.

— Я на тот момент не спал трое суток! — выпаливает он, защищаясь.

— …И не ел шесть дней? — жизнерадостно и без грамма пиетета спрашивает со своего места Норт.

* * *
Прошение Невера о присвоении Илье второго уровня допуска Алиса отклоняет.

— Он еще слишком неопытен.

— И слишком уязвим. Алиса, я видел статистику Нашествий и могу сказать, что они лишь учащаются.

— Значит, вы не должны допускать новых ошибок. Ты прав, они могут обойтись организации слишком дорого.

* * *
— И сколько подопытных тебе нужно на этот раз, Каназиан?

— Что, все не можешь простить пятой группе провала с вирусом Z? …Ладно-ладно, я серьезен как надгробие. Для первого опыта хватит двоих — испытуемого и контролера. Посмотрим, как человеческий мозг будет реагировать на такую виртуальную реальность… А что, имеются на примете бедолаги?

— Двое полевых агентов, один из которых — кандидат на повышение, тебя устроят?

— Алис, да о таком даре небес мы все и мечтать не смели!


Примечания:
*По моему хедканону, трекер мониторит показатели организма агента и в случае их падения до критического уровня посылает в штаб сигнал бедствия.

@темы: мои фики, Люди в черном