понедельник, 29 июля 2024
Вспыхнуть и сразу сгореть
Автор: Fire Wing
Фандом: Рувольти: эксперимент ценой жизни
Категория: джен
Рейтинг: PG
Размер: драббл (750 слов)
Герои: Рувольти, Рувольт, Лаура, Субо, Альбо, ОМП, Изадат
Метки: artfic, AU, ангст, другие планеты, крылатые, преканон, путешествия, сражения, фантастика, частичный ООС, экшн
Саммари: У Руви шерсть тусклая, вечно взъерошенная, выпирают ребра, а в карих глазах и на хвосте ярость все чаще сменяется страхом. У Руви по шерсти в стороны от основного шрама змеятся тонкие, цвета солнца полоски-завитки, уже не меняющие цвет в темноте. И Руво знает: каждый раз, когда глаза подруги в преддверии опасности вспыхивают золотым, эта вязь растет, расширяется во все стороны.
Примечания: АУ на
«параллель безумия», в котором неуловимые не могут нормально взаимодействовать с магнитным полем Земли, а при контакте с собственной чистой энергией (без перенаправления магнитным полем) у неула шерсть навсегда приобретает цвет «нутра».
«Длинный шрам Руви — признак начинающегося истощения» (с)
Части не связаны между собой ничем, кроме общего концепта.
Часть 1*****
Руво уже осточертело, что окружающий мир, недружелюбный, а в чем-то и вовсе чудовищно неправильный, отвергает их. Все живое либо боится их, либо хочет убить; странное дружелюбное принятие от Дрейка и Санька — что за нелепое имя?.. — давно стерто из памяти, вытесненное бесконечным бегством неведомо от чего и попытками выжить.
Они бегут, плывут, летят, оставляя позади новые и новые земли, не рискуя долго задерживаться на одном месте. И с расстоянием ничего не меняется: их по-прежнему или боятся, или хотят убить. А сил, чтобы сопротивляться вторым или удирать от них, становится все меньше.
У Руви шерсть тусклая, вечно взъерошенная, выпирают ребра, а в карих глазах и на хвосте ярость все чаще сменяется страхом. У Руви по шерсти в стороны от основного шрама змеятся тонкие, цвета солнца полоски-завитки, уже не меняющие цвет в темноте*. И Руво знает: каждый раз, когда глаза подруги в преддверии опасности вспыхивают золотым, эта вязь растет, расширяется во все стороны.
Руво не задает вопросов — у него самого на некогда белоснежной шкуре день ото дня расцветает ярко-зеленый узор. Какое-то потаенное, доставшееся от предков чутье говорит ему, что так не должно быть, что мир должен делиться с ними энергией; но этого не происходит, и каждый электрический разряд, каждый выброс внутренней энергии отпечатывается на их телах необратимыми кружевами цвета.
Руво почти разучился связно говорить, крылья и лапы едва держат его, хвост вечно темный от усталости, и все чаще он ловит себя на предательском желании лечь и никуда больше не двигаться.
— Мне страшно, — шепчет однажды Руви, стуча зубами от холода и беспомощно кутаясь в крылья — поредевшие шерсть и перья не хранят тепло. — Что будет там, впереди?
Темный океан на их пути беснуется под дождем и ветром, вздымается в воздух соленой пеной, жадно облизывает прибрежные скалы, грозя смахнуть с них двух хрупких, изможденных существ.
Руво молчит — то ли потому, что не знает ответа, то ли потому, что не может его произнести. Только притягивает подругу к себе, обнимая длинным крылом и пытаясь согреть.
Ближе к середине ночи начинается гроза: непроглядно черное небо озаряют вспышки молний, гром перекрывает свист ветра и грохот волн. Руво не может уснуть, а в груди растет-растет-растет болезненное нетерпение...
Кажется, он все-таки задремывает, но возвращается в реальность от движения Руви и ее крика:
— Полетели! Это наш шанс!
Взмах крыльев, росчерк выцветшего элерона — и Руво остается один, снедаемый уже не нетерпением, но дикой, первобытной паникой.
Кажется, устремляясь вверх, он кричит — на одном дыхании, без слов, видя, как белая-черная-опять белая фигурка подруги танцует-корчится посреди вспышек молний, и вместо того, чтобы исчезать, золотая вязь на ее теле расползается-расползается-расползается...
Грозовое электричество наполняет и его жилы, но ощущается не долгожданной подпиткой, а болью, как от множества иголок. И, спасаясь от этой боли, он делает отчаянный рывок...
И проваливается в пустоту, где нет ничего – ни света, ни тьмы, ни времени, ни верха или низа.
* * *
— Их нутро очень сильно истощено, состояние тяжелое. Не знаю, смогу ли я их вылечить, — Лаура убрала лапы и сокрушенно покачала головой.
— Постарайся, — не то приказал, не то попросил Вожак. — Это же русские белые...
— Белые они сейчас очень условно, — хмыкнул Альбо, тенью выступая из-за растительного занавеса вслед за Субо.
Еще раз взглянув на два бесчувственных тела, целительница устало вздохнула: Альбо был совершенно прав, полностью опаленная энергией нутра шерсть имела золотой цвет у одной и изумрудный – у другого.
Много лет назад с Земель Сантананим бесследно исчезли несколько тысяч неуловимых — все до единого русские белые.
Сейчас на Альмейз вернулись лишь двое их потомков. И они умирали.
Примечания:
*Русские белые на самом деле не белые, а кальдерловые: белые на свету и черные в темноте.Часть 2*****
Примечания:
Преканон времен войны Западного и Восточного кланов.
* * *
Сверхспособности рождают сверхамбиции.
— Именем Феррума клянусь, что буду защищать Западный клан до последней капли крови... — неслаженным хором проговаривают тщательно заученные слова молодые неуловимые. Все, как один — белоснежные, хотя им на роду писано быть угольно-черными*.
Но у ночных молний, что постоянно рискуют своими жизнями и летают в одном взмахе от смерти, вылупляются только такие, "цвета вспышки" дети.
— ...и да услышат боги мою клятву, — единым на всех выдохом.
* * *
— Выпустите свою энергию. Всю, что есть в вас. Когда вы восстановитесь, то станете сильнее.
Громыхают молнии ослепительного сине-белого цвета. Отпечатываясь на сетчатке, они кажутся черными.
По белой как снег шерсти расползаются угольно- и иссиня-черные пятна — одного цвета с нутром.
* * *
— Поверить не могу, что мы тоже такими были, — беззлобно усмехается кто-то из неуловимых постарше, глядя на робко озирающихся белых новичков.
Разница заметна невооруженным глазом — старшие так худы, что впору перепутать с огнебрызгами**; каждая тренировка требует бездны сил. Но бушующую, практически неукротимую энергию ставшего много мощнее нутра теперь надежно удерживает в повиновении стальная воля.
Шерсть же стала черным-черна — в темноте только яркие глаза и позволят осознать присутствие живого существа.
* * *
— Нападение! — прорезает ночную тишину вопль, обрывающийся задушенным кашлем. Но слишком поздно, защитники границ уже потревожены — и в небо одна за другой с характерным свистом ныряют темные тени.
Незаметные. Невидимые глазу. Практически невесомые. Тело каждого — тонкие прутья клетки из кожи и костей, в которой вместе с сердцем бьется чудовищная энергия.
Они слишком быстрые, чтобы можно было попасть простым залпом.
Но слишком уязвимые даже для одного попадания — малейшая броня утянет легкое тело ночной молнии к земле.
Взмах. Взмах-взмах-взмах. Все выше взмывает смертоносный хоровод, и ветер свистит по краям в разной мере изодранных перепонок — у некоторых крылья вовсе не должны бы поднимать в небо, но ведь поднимают.
Опасность уже не на земле — она тоже таится в объятом темнотой небе. Черная на черном. Бесшумная.
Жуткий холод растекается во все стороны, и облака в ответ ощетиниваются первыми молниями.
Ни один из них не повторит сейчас ошибок своей ранней юности, выплеснув всю силу разом. Никому не придется спасаться из битвы на еле слушающихся от усталости крыльях.
Направленный разряд озаряет угольно-черные перья, четыре крыла и распростертый хвост. Если до первой атаки сомнения еще оставались, то теперь их развеяло пылью.
Еще один глубокий выдох — в воздухе перед клювом мерловика возникают снежинки и иголочки инея.
Холод добирается до одной из ночных молний. Хрупкое тело на лету каменеет в одной позе, обрывая дыхание.
Утром ее найдут под стеной Третьей Крепости, скованную темным нетающим льдом.
В бок мерловика врезается "однерка". Холод ненадолго отступает, и это становится сигналом к началу общего нападения.
Шионохт жутко и страшно кричит от боли, заваливаясь вбок.
Множество взглядов встречаются в момент принятия решения.
Множество цепких лап подхватывают оглушенного противника, скользя по холодным перьям и обожженному хитину. Множество крыльев под треск молний поднимаются для синхронного взмаха.
С разламывающим небо грохотом клубок темных тел исчезает, обращаясь в ничто здесь, чтобы меньше чем через миг возникнуть над Лас-Вольтис. Над Ареной Тагомата.
Вторая половина отряда уходит на снижение — выяснять степень повреждения их укрытия и состояние часового.
* * *
— Юнцов к нему не пущу, — рыкает Изадат, замыкая на клетке мерловика магнитный контур. — Он слишком опасен.
Антарис, вожак отряда, только плечами пожимает, глядя на каметь снизу вверх. Не его дело, кто будет тренироваться на пойманных мерловиках.
— Разве что... ваших? — вдруг сменяет она гнев на милость и заговорщически подмигивает. — В конце концов, покажите мне еще хоть одного неула, который согласился бы на такой контракт. Ловить мерловика на самой границе вместо того, чтобы его убивать — это же надо, а!
Груда черных перьев за контуром вяло шевелится. Скребут по камню когти, складывается и расправляется роскошный хвост.
Антарис переводит взгляд на шионохта, приподнимает уголки губ в усмешке, и бесстрашной Изадат враз становится жутко от ледяной угрозы в его взгляде.
Едва ли любой из заключенных на Арене мерловиков долго продержится в поединке с этими ночными молниями.
Ведь счет каждого члена отряда к мерлам длиннее, чем крыло антолеозота***.
Примечания:
*Ночные молнии имеют преимущественно темные окрасы. Но у двух родителей, неоднократно стоявших на грани смерти, могут вылупиться светлые детеныши.
**Огнебрызги как вид склонны к худобе.
***Самый крупный вид мерловиков.
@темы:
мои фики,
РЭЦЖ